|
||||||||||||||||
| БЕЛОВА ЛОРА. АПОПТОЗ | ||||||||||||||||
| Тяжело, больно, на гране ненависти к недолюдям читаются эти безхитростные строки нашей землячки. США страна милосердия и гуманности, надеюсь моя землячка найдёт приют в нашей стране иммигрантов, среди тысяч бакинских изгнанников, и обретет родину на вечно.
Админ БЕЛОВА ЛОРА АПОПТОЗ. О любви к родине. Из детства всплывал странный сон. Маленькая детская рука раскачивает неваляшки. Куклы качаются,останавливаются,ручка продлевает движение,балабулы разных цветов и размеров кланяются словно древние божки,кланяются.Пухленькие ножки пробегают сквозь строй неваляшек. Во дворике дома женщины варят варенье.Медные тазы полны розовых лепестков.Ребёнок подбегает к вороху розовых роз и обрывает лепестки.Лепестки падают в таз.Ребёнок зачерпывает ручкой пенку с варенья.Весь вымазывается пахучей тянучестью.Страшно довольный бежит по тёплому песку под инжировое дерево.Смотрит как ползёт навозный жук.Навозный жук в песках Суфи Хамида.Ветер безмолвия на древнем азиатском кладбище.Камень с арабской вязью.Рука ставит неваляшку на могильный камень.Гладит каменную кладку древних стен. Перевёрнутая луна над миром. В Парке росли странные деревья.Их цветы пушистые как цыплёнок и розовые расстекались ароматом в ночи.Можно было сорвать несколько.С букетиком я шла к кассе покупать билет на чёртово колесо. Забравшись на скамейку,зажмуривала глаза и начинала щекотать лицо цветами-розовая пуховка-а колесо несло вверх-внезапно посмотришь,далеко внизу море и бухта.И ветер. Деревья с крупными светло-зелёными плодами назывались обезьяньим хлебом и прятались в зарослях плюща.Я пыталась кормить ими обезьян из зоопарка,но они его никогда не ели. Вечерами на плюще и тёплых камнях проступал серебряный след улиток.Крутились качели Парка,разные,старые,соседствующие с бильярдными столами,маленькими будками для воды с сиропом,лавровыми кустами и танцплощадкой с настоящим оркестриком, обвитой родондеронами и жасмином. Красные и белые олеандры обволакивали каменные скамьи,и сквозь камни пробивалась трава. А весной начинали цвести каштаны. Джазовые синкопы в томлении блюза репетировались в тесных консерваторских классах полулюбительскими голосами не расставшихся с детством особей.Беспрецедентное пение джаза хором согревало души своей уникальностью,бесперспективностью и близостью поющих,под занавес сливающихся в едином орущем экстазе. Кажется,мы готовились к Всесоюзному фестивалю. Его организаторы,недоумевая по поводу нескончаемого количества участников хора,устроили на сцене что-то вроде трёхъярусной лестницы стремянки,дабы собрать всех в единое обозримое целое. Но мы понимали,что главное в джазе-это раскованный,неритмующийся,вдыхающий в музыку душу-свинг,который и предполагали обрести абсолютным высвобождением подсознания(13руб.50коп за бутылку в количестве 20 штук) Конферансье, ошеломлённый крепким духом,сопровождающим группу,объявил хор дипломантом международных конкурсов. Мы вытекали на сцену. Верхний ярус лестницы занимали басы и тенора,во втором ряду стояли меццо-сопрано и на твёрдой почве уходящей из под ног сцены-сопрано.Настроение было в цвете индиго-Эллингтон,свингующий джаз. Упиваясь своей партией,я иногда поднимала глаза и пыталась понять почему раскачивается люстра. Падал хор в том же порядке что и пел,под сопровождение инструментальной группы невозмутимо доигрывавшей квадрат. Наверху были басы,внизу,на твёрдой сцене свингующие сопрано. Мир Города был слепком старого видового альбома,изданного в год моего рождения,несшего бремя ответственности за появле- ние сказок,прилежно отторгавших толпы,штурмующие автобусные остановки,гнившие фрукты ларьков и испещрённый окурками асфальт.В песнях моря хранился зарешеченный подземный ход ширванских ханов и древние камни Крепости,непостижимые как след улиток. ..."Старое ореховое дерево парило над Вселенной.И была ворона с яйцом,а сквозь бутылки просвечивали звёзды прозрачного чёрного неба и куклы вздрагивали звенели колокольчиками под шелест листьев и диковинные звери выглядывали со своего лазурного ложа и над фантасмагорией этого мира слышался хохот Бога: "А я дам ему рыбу в руки -она будет трепетать и выскальзывать.И родится красота."И в крови гранатов, посреди розовых лепестков,из дрожащих рук вспархивала белоснежная голубка и от любви художника в смятении и ужасе рождалась красота..." Царила поэзия не щемящей ностальгии по прошлому,а космической общности людей,не сознающих своей избранности морским прибоем и небом жаркого южного города.Рождённые его дыханием,мы бродили ночами по подъездам старых домов,причащаясь фресками стенных росписей и заглядывая в окна чужих горшочков.Выцветшие пейзажи в парадных,поглощая суету,дарили затопляющее ощущение существующего бессмертия,как недвижимое растворение в морской глади,когда закат,или любовь. Однажды из проёма окна у лестничного пролёта вылезла старуха.(Полусумасшедшая,она собирала на пляжах пустые пустые бутылки)Слившись с пейзажем на стене,старуха вдруг сделала уморительный книксен и представилась:-Аделина. Две выброшенные на берег рыбки танцевали вирджинальные вариации среди арбузных корок. Una furtiva lacrima... Дворы города почему-то назывались итальянскими и обрамлялись гирляндами развешенного белья,мраморным умывальником и отжившей срок рухлядью.Сюда сходились окна полуподвальных каморок,поэтических мансард и респектабельных фасадов центральных улиц.Когда выносили кровать старухи,в разных глазах по кругу летели огоньки. Камни дворов крепости жили с помойками,уличными кошками,выплёскиваемыми тазами грязной мыльной воды,стоптанными тапочками,драными халатами,чумазыми ребятишками,гоняющими резиновое колёсико на проволоке,звуками гамм на рояле из распахнутых настежь дверей балконов,с зеленью виноградных листьев,костяшками нард на дворовых столах,грушевидными стаканчиками нескончаемого чая и натюрмортом растерзанного граната и выпархивающей из окна птицы... День был усталый,не хранивший желаний,лишний,как телефонный звонок,нарушивший сонное забытьё кланяющихся балабул- в чужом,слякотном,расталкивающем пространстве,выдохнувший:"А ты знаешь,Аделину сожгли." 1989г Скульптор вырезал из камня улитку,на камень падало женское монисто и капли источника звучали где-то,и голос её. "Камень должен заплакать.Нет в мире оправдания потери.Слёзы уйдут,ум забудет,но сердце плачет.И не прощает,что ты смог быть среди них." Розу вырезал он из камня.Молчал.Смотрел на девушку пришедшую.Были похожи они когда-то.Трогает она лицо его,волосы, говорит. -Я живая ещё,похорони меня. -Поздно,-еле произносит он. Она начинает копать могилу,рядом,с трудом,долго. -Помоги мне-говорит. Шелест ветра.Степь отцветших цветов. Приносит сухие цветы и букеты,заглядывает в глаза."Похорони". Закрывает глаза он.Ветер уносит букеты,развевает волосы.Шум ветра,крик ветра.Уходит он. Сидит девушка одна,змеи обвивают её,жалят,умирает она. Видится ей. Море в ночи.Она плывёт выбиваясь из последних сил.Лицо потерявшее надежду,всплески и тишина.И вдруг огонь.Доплывает. Это не маяк.Раздувшийся труп старой лошади и фонарь на нём. Голос его:-Тебе и не нужна жизнь.Я не хочу так выбирать.Ты не знаешь что с нею делать.А я её чувствую, такой какая она должна быть.Ты привыкнешь...ты привыкнешь...привыкнешь.Истерика. Они сидят вдвоём.Она расставляет фиалки в маленькие,хрустальные флакончики из-под духов,в каждый только один цветок. Много флакончиков.Она рассказывает. -В парке росли странные деревья.Их цветы пушистые как цыплёнок и розовые расстекались ароматом в ночи.Можно было сорвать несколько.С букетиком я шла к кассе покупать билет на чёртово колесо.Забравшись на скамейку,зажмуривала глаза и начинала щекотать лицо цветами-розовая пуховка-а колесо несло вверх-внезапно посмотришь,далеко внизу море и бухта.И ветер. -Все считают что хризантемы,это к смерти,а в Японии это цветок приносящий счастье. -Ещё синий флакончик -Сюда лучше белую фиалку Слышен шум ливня за окном.Переставляют флакончики с фиалками,меняя местами.Руки еле касаются. -У меня в детстве жили две улитки-говорит она. -Мишка и Машка.За ночь они уползали из своего ящика и каждое утро я их отыскивала,в разных местах,но всегда вместе. Пять лет жили,а однажды я их не нашла. Деревянная лошадка на буфете,уточка,игрушечный диванчик...птица,подвешенная к абажуру.Порывом ветра раскрывается окно, звенят колокольчики,висящие на птице. Она говорит: -Старое ореховое дерево парило над Вселенной.И была ворона с яйцом,а сквозь бутылки просвечивали звёзды прозрачного чёрного неба и куклы вздрагивали и звенели колокольчиками под шелест листьев и диковинные звери выглядывали со своего лазурного ложа и над фантасмагорией этого мира слышался хохот: А я дам ему рыбу в руки-она будет трепетать и выскальзывать.И родится красота. И в крови гранатов, посреди розовых лепестков,из дрожащих рук вспархивала белоснежная голубка и от любви художника в смятении и ужасе рождалась красота. Они пьют из малюсеньких ликёрных рюмочек,на тонких ножках. -А потом я уйду от тебя,говорит она. -Не сможешь-тихо качает он головой. -Смогу,ты не выдержишь,убьёшь меня,так же как они тебя убили,не выдержишь... Дотрагиваясь: - У меня глазки на твои похожи,ещё линии рук. Разглядывают ладони. -Похожи,поэтому я тебя так и ненавижу,говорит он тихо. -А я не могла от тебя уйти... -Так убирайся к черту,всё! Разбивается хрустальный графин. Маленькая детская рука раскачивает неваляшки.Куклы качаются,останавливаются,ручка продлевает движение,балабулы разных цветов и размеров кланяются,словно древние божки,кланяются. Пухленькие ножки пробегают сквозь строй неваляшек.Во дворике дома женщины варят варенье.Медные тазы полны розовых лепестков.Ребёнок подбегает к вороху розовых роз и обрывает лепестки.Лепестки падают в таз.Ребёнок зачерпывает ручкой пенку с варенья.Весь вымазывается пахучей тянучестью.Страшно довольный бежит по тёплому песку под инжировое дерево.Смотрит как ползёт навозный жук и песчинки скатываются одна к другой.Находит девушку.Не дышит она.Гладит по волосам её.Тормошит.Целует в щёчки,сыплет розовыми лепестками.Сидит над ней,присев на корточки,-Тебе лучше,лучше-говорит,поливает из детского ведёрочка,временами забывая о нём.Инжирину давит над ней-Лучше-говорит. Девочка,трёх лет приблизительно.Смешно так...Может не умерла.Открывает глаза. Тишина южного полдня,когда полусонные люди прячутся от назойливого жара.Итальянский двор,с мраморным умывальником,отжившей срок рухлядью заросшие плющом стены,гирлянды белья,фонтан с замшелым амуром.Родриго-Кориа-еле слышно из чьих-то окон.Собираются люди,из подвальных каморок,поэтических мансард,респектабельных фасадов. Неслышен их приход,кто-то раздвигает виноградные листья,кто-то несёт дрова,бензин, складывает ложе будущего огня,подходят дети,кто-то поправляет воротничок с жемчужиной,проходят кошки,выплёскивается таз мыльной воды... Приводят малышку,сажают на дрова,поливают бензином,зажигают,горит она.Все смотрят.Аисты клюют змей. А ты знаешь как жгут индиго?Солнечное,единственное,которому только год или два или три или четыре?Которому год,с белокурым солнечным нимбом, а листья уже трясут,листья падают,выжигают солнечную сердцевинку не тебе,а индиго,которому год.Ты уже не хочешь умирать.Ты трясёшься над каждым листком и отдаёшь свои и оранжевые и зелёные,все,любому,отмаливая каждую клетку запрограммированную на смерть.И тебе дают 120 таблеток конфетти каждый день, и три укола галоперидола, долго и ты боишься остановить,потому что твоя смерть даёт надежду на жизнь индиго,которому год. Клетка за клетку.А оно ждёт и плачет. Лошадка,говорят,стала хорошо видеть.Нужно есть меньше мяса,вообще меньше есть.Лучше овощи.Ещё лучше если ты овощ.Я рекомендую ограничиться чёрной редькой,можно морковь.Тем кого купали в розовых лепестках.Им,оказалось нужны большие дозы, лепестки налипли, охраняя свой цвет. А ты знаешь как бьётся сердце индиго,когда его жгут.И ты рядом,которому год,ложишься на его место в робкой надежде,что будут жечь тебя и ты обманешь годовалый листопад,подставив свои розовые лепестки. И что чувствует грудь,полная молока для индиго,когда её жгут? Он слышал, как женщина женщину, вонь сожжённых розовых лепестков,сожжённых розовых лепестков. Я никогда на парапете не стояла.Ни с блондинками,ни с брюнетками.Яблочко от яблони недалеко падает. 2006г. **** Я родилась в Баку в 1962г. Папа был геологом-нефтяником,всю жизнь проработал в Академии Аз-на,а мама педагог. Обоих уже нет в живых. Папа был русским гением, мама армянской красавицей. В результате этого союза появились мы с сестрой. Я окончила с золотой медалью школу Бюль-Бюля,потом так же консерваторию,как музыковед.Диплом писала у Ю.С.Габая. После консерватории планировала заниматься кинематографом. Вернее,я планировала им заниматься всегда. Работала в Тбилиси у Сергея Параджанова на его последнем фильме "Ашиг Кериб"-создавала музыкальный ряд. Потом был Сумгаит. На дверях Бакинской киностудии,где я тогда работала, вывесили списки всех армян, предложив написать заявления об уходе. Я написала. Расим Оджагов, у которого я работала сказал,что меня это не касается. Но я, вспомнив своего армянского деда, спасшего от голода мою русскую бабульку -дворянку собрала сумку и уехала в Москву. Это был конец 1988 или начало 1989,но уже после Cпитака,потому что помню на Новый Год я была в Тбилиси у Сергея Иосифовича и мы с ребятами ходили сдавать кровь, а у него были какие-то армяне из Еревана,говорили не кино снимай - рожай детей, нация умирает, он говорит, у неё папа русский,пусть живёт как хочет. В Москве работала на Мосфильме. Первый фильм у Рустама Хамдамова "Anna Karamazoff". Взял,наверное, потому что работала с Параджановым, а может просто понравилась, а потом ещё картины,в основном вторым режиссёром. Если учесть,что я была довольно молода и даже прописки тогда ещё не было - это хорошая карьера,а мне надоело, и я ушла из КИНО. Мама жила со мной,потому что уехав после Сумгаита к дяде погостить на некоторое время,в Баку она уже не вернулась. Я занималась скульптурой, писала, в свободном полёте, денег не было, свободы тоже. Маму убили в Москве. Официально, она умерла от саркомы. Очень много её подруг, армянок, вот так умирало. Наиболее незащищённые слои населения в России попадали в эксперимент. Кто незащищёней беженцев? Это мама не дала мне уехать в Америку. Я читала документальные страницы на Вашем сайте и наверное об этом надо писать именно так, но я не могу. Я вышла из того мира, который мог защитить меня, чтобы ощущая свою силу достигнуть того что предназначено судьбой, и это можно везде,но только не в России. Культорологическое наследие бакинского прошлого не позволило опуститься до дерьма предлагаемой действительности. Хотя все уровни бессознательного стирались долгие годы. После смерти мамы был абсолютный ноль. Какие-то деньги остались, какие-то украла милиция непрерывно шмонавшая нашу квартиру в наше отсутствие, и я открыла фирму. Маленькую, свою, на что и живу сейчас, чем-то подторговывая. На жизнь хватает. Родилась дочь,когда мне уже было 39лет. До этого и семью завести не давали. Девочка оказалась ангелом с ярко выраженными сенсорными способностями. Первый раз её жгли, когда ей было восемь месяцев.Я специалист по дисбактериозам, потому что таких анализов какие были у неё не бывает. Микрофлора была стерильной. Тяжёлый панкреатит,кровь на грани белокровия. Однажды у неё вместо стула вышла оболочка тонких кишок. Хуже всего равнодушие,издевательство и надругательство врачей. 90% которых участвуют в экспериментах, ну а если не допущены, значит уж вовсе безграмотны. Спасает Бог,моя вера в него и та сила, что Он даёт. А в психушку меня отправили прямо из милицейского отделения,принудительно, в наручниках,избив так,что моча в течении 1,5 месяцев была с кровью, и мне говорили-видите какие плохие анализы-вот вылечим и отпустим. Ребёнка они советовали, пока меня лечат отдать в детдом. Сестра взяла её к себе. Первую неделю она непрерывно плакала, потом приходила ко мне. На руках у меня была путёвка в Ессентуки-путёвка пропала. После психушки (заявление с которым я приходила в ОВД было о конкретных лицах убивающих мою дочь, и оно и рапорт о драке,а драка была, не могу же я стоять когда избивают,послужило достаточным основанием для диагноза) дочку уже так не жгли. Попытка подать на них в суд успеха не имела. И сил после их лечения не было. Мне было очень радостно почитать ваши литературные страницы -об Арушановке-это другая энергетика, которая напрочь здесь отсутствует. Война межнациональная чудовищна, но мне писал мой учитель, который сейчас в Америке,что мы со своим менталитетом нигде не нужны. *** ПЕРСИКОВЫЙ ОСТРОВ. Об ушедшем. На персиковом острове кружатся,наклонив голову и держась за юбку.Все улицы острова вымощены персиковыми косточками. Багатели надо сочинять прямо в постели,не отходя от птишу. Розовые тюлени обкладывали друг друга маленькими медузами.Любовались на солнце. Галька на морском берегу сохнет быстро,не то что песок. Выглядывают глаза сквозь ветви,выгадывают время розового цветения.Разглядывают запахи в тиши.Играют. Надо сразу сказать ответ,последний,до того как выслушаешь историю. Нет-а не знаешь ещё ничего про изюм.Тогда не привязываются. Это главный закон острова,о котором уведомляют пришедших,дабы не было несовпадений. Узор каждой косточки заполнен янтарной канифолью,она собирает цвет солнца,а по утрам запах смолы будит бабочек. Скрипачи острова не нуждаются в отдельных камешках.Всё для них. Персиковые деревья сочиняют симфонии,отдают благодарно. Все печали в отдельной выемке в полдень омываются морем.Уходят. Левкои радужным светом,свободным полем,цветущие,все краски плывут,перетекая лёгкими волнами,радостно. Перемежаясь разнотравьем,гречневым мёдом,коричневым горячим янтарём. Вздыхают томно нераспетые бутоны,cлыша звуки небесной арфы.Никто не вспоминает о смысле. Живут,не творя зло,дыша ароматом. С ранним утром на песке,появляется новый узор,к вечеру он исчезает,отдав дню свою силу. Над каждым деревом перед заходом солнца,лёгкий розовый нимб.Коснёшься и тихий Никола войдёт в тебя застыдив. Плачут только смоляные катышки персиков,исходя сладостью сока. Всё так сладко,как в последний божий день,но всегда.Томленья разрешены по закону. Ветви грациозно поклоняются танцам журавлей.С красными шапочками и белой шейкой. Свечи каштанов горят ночами,отражая звёздный свет. Агар-агар варим из катышек. Лесные фиалки,прячась между строчками собирали первую росу для уставших за ночь светлячков. Озверевшие фурии,прилетавшие извне отгонялись тихим стрекотаньем сверчков,одарявшихся бриллиантами фиолетовых чашечек. Утром робкие запахи затухали,восхищённые розовым небом. Пчёлы берегли фиалки,лишь издали любуясь.Все тонкие изгибы,балансирующих на шарах просыпались с лёгким ветерком и исчезали,передав стремления,обласканные марьяной,уносившей пришедшее. Ничто не меняло тепло фиолетовых красок купола,охранявшего звёзды острова и недопускавшего лишних. Рыбы заплывают в заводи,показать золотую чешую,замирают среди розовых лепестков.Прозрачные струи ласкают прожилки камешек и случайно нашедших приют жемчужин.Никто их не гонит,разделяя море и его роднички,не разбирают исток. Никого и нет,краски спокойны.Все забредшие поглощаются безмятежностью,забывают дорогу обратно,становятся частью прибоя,взлетая в последнем пируэте... 2 Шелест волн... Донна была упряма.Упрямство было не в крови её,а где-то в затаённых изгибах рук,мучившее своей ломотой, не кокетливое,гарцующее,а врождённое знание,закрывшее знанье собственной судьбы. Остров ведь нужен только нескольким,поселившимся здесь. Ренис проносил себя легко и сквозь бульварные романы и сквозь затейливые аборты ведущих,ни к кому не привязываясь.Они встретились, одновременно описав остров. Его описание было точь в точь как у Донны,кроме единственной фразы."Всё было так противно,как в последний божий день,но всегда..." Донна не жила в кувшинке,но кто-то часто бил под вздох,когда требовался глоток,и она перебралась сюда,поближе к ветру.Ренис описывал всё летающее,и возможно когда-то сгенерировал одну из её мыслей. Море белоснежных кашек волной накатывается.Чашечки крохотных синих лютиков с капелькой росы. В маленькой плошке несколько лютиков и листочек плюща и случайная улитка на нём. Донна любила мягкие касания,владеющие ими навсегда входили в её жизнь,пока жизнь разрешала весеннюю плошку с лютиками.Но позже,сиюминутные мгновенья отбрасывали заходящих и не успевающих остановиться в полусонном царстве.К ужасу.Одиночество без лютиков невыносимо.С улитками,божий знак. Он не успел,но это позже. Донна знала,ничто не способно причинить ей истинное зло,как только утрата найденного,cтавшего собственностью,лично ей принадлежащего и потеря своей свободы. Она умудрилась потерять и то и это,но впрочем это тоже позже. Он очень странно рисовал,будто брал глоток воздуха и пока воздух растворялся в порах кожи,следуя древнекитайским трактатам,картина была готова. Середины никто не знал.Однажды лишь Донна увидела нелепую середину.Она была ужасна.Будто кто-то вошёл в жизнь и долго и нудно заполнил,не оставив сил выдохнуть.Совпадение. Повисшая хрустальная капелька так далеко от водопада,на случайно выросшем в расщелине,диком винограднике, в глубине горы.Хорошо,если это будет последним что я увижу,прежде чем разожму руки,подумала Донна. Они встретились и она искала драгоценные камешки для него на берегу,растирая в краски,измельчённые разноцветные порошки хранились в персиковых косточках и могли сохранять свои цвета только здесь. Ширмы можно было расписывать,варя краски из трав.Тонкие кувшины. Донна никогда не видела цветов винограда и решила подкараулить их этой весной,маленькие дикие кисти,но передумав сорвала кисти и сделала кисточки,обмакивая в нефритовые краски расписала виноградные грозди. Ну и забудем о них.Пусть не нашли друг друга в одном мгновенье. От чего одинаково болит разбившиеся сердце? От несовпадений. Ты думаешь это от несбывшейся любви,а это давным давно стреляют в спину лучевым маркёром. *** ЛАБИРИНТ. О тоске. Чертим узор лабиринта,чертим.Не обретая конца.Зачем конец?В конце начало нового лабиринта.Надо ткать паутину,ткать, застилая углы перламутром.Соединяя перламутровыми пуговицами несуществующие швы.Разглаживать,не приноравливаясь. Приноровишься, и нет лабиринта,одни мохнатые углы. Длинные и утончённые.Кипарисы в блестящих,бальных туниках,прохаживаются по морскому подиуму,подобрав все ветви в одну.Танцуют,еле заметно кивая.Ивы томно протягивают ветви,негой согреваясь,но раздеты,не досталось перламутровых, паутиновых туник,не собрались в одну ветвь. Тяжёлой копной льняных волос играют Дебюсси. Китаянки делят финики,загадывая загадки.Почему из косточки вырастает пальма,из пальмы веер,а из веера знак молчания или согласия?Почему мякоть финика хрупка и сладка,но нужен ледяной бокал с водой,чтобы после неё утолять жажду.И томления,пустыни арабских сказок.В Китае. От тоски серых линий.Слюдяные,прозрачные,перламутровые,солнечные стираются.Вспоминаешь изредка,под наигрыш арфы,а в жизни нет.Слёзы Пьеро,хранящего набелённую маску.Плачь сам,а то чуть что, так Пьеро.Боятся сердца не хватит.А я плачу в слюдяной день,когда память далеко забредёт в море и не пытается вернуться. Розы на могиле матери.Заледенели в снегу,белые на белом.Доведут до могилы и стоят поодаль,ждут,не дают плакать.Убили между двумя интервью.Зрителей всегда жалко,они не плачут,привыкли к муравьиной матке,зовут к ней. ...Зализывала ранки детёнышам,а потом ушла и не забрала с собой.На новый год лежала в твоей постельке,убивали всех моих детёнышей,которые могли бы быть,а нет уже тебя погладить по голове.Не отдала ты меня в приют Юлия Заступника,хранила за забором из смокв- вот и осталась. Надену твои бриллианты,каждой китаянке.Их семь,на розовом шёлке.Уже никто не разбудит меня. Ничего не вижу,ничего не слышу,ничего не знаю- все обезьянки в одну,самую говорливую.Лабиринт и прервётся отчаявшись.Останется след губной помады на иконе.Не любовник,чай,ртом прикладываться.Я не оставляю следов,только минные ограждения в доме мохнатых углов,где тебя убили. Персидские глазёнки теребят за подол,попрошайничают,дашь хлеба,руку целуют.Тоже плачут. Стареющие невыносимы. Бросайте снежками в горячие тонкие щёлочки шейных платков.Как только выпадет снег.Не ешьте фарфоровые хризантемы. Введите в моду вуали. Розы заледенели в снегу,белые на белом. Тебя так и не отдали,утром надо было идти в морг,никого рядом не было.Бредущая,дрожала,как царёва халда,не поделившая городок."Не плачьте,доченьки"-ты сказала,так и не поняла кто убил.А кто плакать даст?-все эмоции на контроле. "Ничего не понимаю,что ты пишешь"-ты всегда говорила.ПРОКЛЯТИЕ,ПРОКЛЯТИЕ. Разломи горячую лепёшку,ранним утром на звёздном базаре,прижмись к ней и съешь кусочек глины,приставший к корочке, запекшийся в знойном тендире.Так я научу маленьких,если будут эёрна. Ангелов не убивайте,следующих,если придут,подержитесь за них и идите дальше. На нашу могилу голуби прилетали,ели у меня из рук. *** CЕРДЦЕ. О себе. Принц вставал с пола, не пользуясь земным притяжением,потому и задержался.Несовершенство пугало её,напоминая корявую дикость древней крови,питавшую мозг.Он был совершенен,как последний вздох. Его доброта не оскорбляла.Она искрилась добротой помойки,отдающей последнее. -Ты что любишь меня,что ли?-спросила она его,как-то ночью. -Нет-честно ответил он.-Я люблю родину. - И что ты привязался?-Я пришёл спасти тебя. - И где ты был раньше?-В армии-честно сказал он... Он плакал всю ночь.Ему было жаль старенькую рыжеволосую ведьму,родившую сегодня его дочь.Роза разверзлась,вытолкнув живую память запоздалой минуты... Моё сердце живёт само по себе,оно всё чаще забредает туда,куда мне закрыли доступ.Ему не нужно разрешения,оно останавливается и открывает лунный коридор.Мой белокурый ангел, своей тёплой ладошкой затаскивает меня обратно.Распрямлённые линии расчерченных ходов не в силах завести эту кровяную машину, несущую вперёд.Они получили свой запрет на существование и выполнив роль стража, остались не у дел. Маленький принц подарил принцессу, и в розовом кринолине она танцует на балу царственных роз, под аккомпанемент жёлтой лилии.Картофельная шелуха поросячей лоханки ей не грозит,принцесса поливает свою живую розу и орёт песенку милого Августина, пугая округу.Эта прекрасная- сопрано,говорю я смущённо,успокаивая испуганных прохожих.И старая сказка вплетается с бусинкой в косу."Твари тебя убьют,если ты будешь так орать"-говорю я ей. И она начинает собирать свои сумки-улитки и ставит их у двери. Картофельная шелуха поросячей лоханки ей не грозит.Если... У отца остановилось сердце. Проходя, после похорон,последние сто метров до трапа самолёта,я набрала в лёгкие воздух единственной смеси, которая ещё помнила меня и никому не принадлежала. Таможенница в аэропорту никак не могла понять:как можно прилететь оттуда сегодня,если билет туда на завтра. Растворённая маревом солнечного полдня,едва открывая глаза,я смотрела по телевизору на прикованного к креслу,с искривленной шеей,американского учёного,очень дотошно и пунктуально объяснявшего неизбежность гибели Вселенной.Не моего сердца,не планеты,а всей Вселенной,всего,что наши умишки могут охватить. И запрокидывая голову,которая никогда не поднималась,он так же пунктуально объяснил,что мы должны найти способ перерождений для перехода в другую Вселенную.Всё остальное уже поздно.Вечером, мимо веранды,летевшей над морем, проплывали яхты,заглядывали звёзды,отражаясь в небрежной ряби волн и я поняла,что останусь здесь.В этом мгновеньи.Дальше я пойти не смогу. Рецепт Новогоднего чизкейка. Фигового пирога к посту. Варенья из белой черешни -с кедровыми орешками. Мраморных срезов-для лож,садов и надгробий.Я люблю пуштулим. Подростки захотели играть в реальность и забили бездомного насмерть. Начни играть сейчас! Не то время,не то место,прелестное лицо,но не то.Может,ты хочешь забыть кого-то,может,я тоже хочу забыть кого-то. Нет,я хочу помнить всё! Поздний круг последних приготовлений к уходу. Ты ли это,я ли? Боги спустятся на землю,чтобы участвовать. Солнечный блик на пурпурных гранатах. Лёгкий шифон далёкого символа на ветру и задорная головёнка навстречу солнцу. День затмения я напророчу. Но кто остановит.Не ты ли? Как-то на Мосфильме мне сказали:Вы вообще плохо пишите,но вот это совсем никуда. Как это было? -Надвое скула. И всё. Былинка втоптана копытом. Ныряет,шарит шило, пока не сыщит сердцевину крика. И море вдруг перестаёт дышать. -Но как же,как могло это случиться? -Случилось. -Как же так?И это всё? Разжалось сердце.Голое,одно. И это всё. -О господи,как тяжко! Пришлось уйти.Ведь он тоже был Лорка.Правда,Гарсиа. **** ЛАБИРИНТ. О тоске. Чертим узор лабиринта,чертим.Не обретая конца.Зачем конец?В конце начало нового лабиринта. Надо ткать паутину,ткать,застилая углы перламутром. Соединяя перламутровыми пуговицами несуществующие швы.Разглаживать,не приноравливаясь. Приноровишься, и нет лабиринта,одни мохнатые углы. Длинные и утончённые.Кипарисы в блестящих,бальных туниках,прохаживаются по морскому подиуму,подобрав все ветви в одну. Танцуют,еле заметно кивая.Ивы томно протягивают ветви,негой согреваясь,но раздеты,не досталось перламутровых, паутиновых туник,не собрались в одну ветвь. Тяжёлой копной льняных волос играют Дебюсси. Китаянки делят финики,загадывая загадки.Почему из косточки вырастает пальма,из пальмы веер,а из веера знак молчания или согласия?Почему мякоть финика хрупка и сладка,но нужен ледяной бокал с водой,чтобы после неё утолять жажду.И томления,пустыни арабских сказок.В Китае. От тоски серых линий.Слюдяные,прозрачные,перламутровые,солнечные стираются. Вспоминаешь изредка,под наигрыш арфы,а в жизни нет. Слёзы Пьеро,хранящего набелённую маску.Плачь сам,а то чуть что, так Пьеро.Боятся сердца не хватит. А я плачу в слюдяной день,когда память далеко забредёт в море и не пытается вернуться. Розы на могиле матери.Заледенели в снегу,белые на белом.Доведут до могилы и стоят поодаль,ждут,не дают плакать. Убили между двумя интервью.Зрителей всегда жалко,они не плачут,привыкли к муравьиной матке,зовут к ней. ...Зализывала ранки детёнышам,а потом ушла и не забрала с собой.На новый год лежала в твоей постельке,убивали всех моих детёнышей,которые могли бы быть,а нет уже тебя погладить по голове.Не отдала ты меня в приют Юлия Заступника,хранила за забором из смокв- вот и осталась. Надену твои бриллианты,каждой китаянке.Их семь,на розовом шёлке.Уже никто не разбудит меня. Ничего не вижу,ничего не слышу,ничего не знаю- все обезьянки сольются в одну,самую говорливую. Лабиринт и прервётся отчаявшись. Останется след губной помады на иконе.Не любовник,чай,ртом прикладываться.Я не оставляю следов. Только минные ограждения в доме мохнатых углов,где тебя убили. Персидские глазёнки теребят за подол,попрошайничают,дашь хлеба,руку целуют.Тоже плачут. Стареющие невыносимы. Бросайте снежками в горячие тонкие щёлочки шейных платков.Как только выпадет снег.Не ешьте фарфоровые хризантемы. Введите в моду вуали. Розы заледенели в снегу,белые на белом. Тебя так и не отдали,утром надо было идти в морг,никого рядом не было. Бредущая, дрожала,как царёва халда,не поделившая городок. "Не плачьте,доченьки"-ты сказала,так и не поняла кто убил.А кто плакать даст?-все эмоции на контроле. "Ничего не понимаю,что ты пишешь"-ты всегда говорила.ПРОКЛЯТИЕ,ПРОКЛЯТИЕ. Разломи горячую лепёшку,ранним утром на звёздном базаре,прижмись к ней и съешь кусочек глины,приставший к корочке, запекшийся в знойном тендире.Так я научу маленьких,если будут эёрна. Ангелов не убивайте,следующих,если придут,подержитесь за них и идите дальше. На нашу могилу голуби прилетали,ели у меня из рук. *** |
