Предыдущая   На главную   Содержание   Следующая   Карина Шаинян   Ингурек Ферма Ингурек (нежил.) Республика Алтай. Майминский и Чойский районы. географическая карта К вечеру второго дня поднялся ветер, теплый, почти горячий. Он прилетал с перевала и жалобно скрипел, запутавшись в ветвях кедров, и вертел дымом костра. Ветер пах водой. - Катя, а ты ведь еще не разу под снег не попадала? – спросил Инструктор. – Сегодня ночью выпадет снег. На самом деле меня зовут совсем не Катя. Инструктор путает меня с другой девушкой, которую он тоже учил ходить по горной тайге и искать по утрам коней, и управляться с туристами. Теперь Катя сама уже стала Инструктором, а он стал называть ее именем меня. Может, и не путает ничего, может, ему просто так проще. А снег сегодня ночью выпадет, я знаю – если теплый ветер с перевала, то обязательно будет снег, хотя и лето. Ни разу сама не видела, но мне Инструктор все это рассказал. А еще сказал, что после того, как снег растает, обязательно будет жара. А снег, конечно, растает – потому что лето. Все эти странности оттого, что мы в горах. А еще потому что июнь, и лето только началось. Туристы еще не приехали, и мы ходим по тайге вдвоем – куда захотим, туда и пойдем. Называется – «инструкторский поход». Когда приедут туристы, им будут говорить, что я – тоже инструктор, и они будут верить, потому что я хорошо езжу верхом, сплю под кедром и быстро собираюсь, и немножко знаю дорогу. Но это неправда, потому что я еще долго буду учиться у настоящего Инструктора. Вот завтра я узнаю, что бывает, когда выпадет снег, и как переходить на коне заснеженный перевал. Завтра, может быть, пойдем дальше, а потом – еще дальше. Время у нас есть. Куда захотим, туда и пойдем. Вот сегодня мы пришли в одну долину, здесь даже Инструктор в первый раз. Просто так пришли – посмотрели сверху, какая она красивая, и пробрались вниз. Долина называется Куралбас, а может так называется речка, которая по ней течет, а может, гора. Короче, место такое – Куралбас. И кем это место так называется, тоже непонятно, потому что местные его не знают, а на карте никакого названия не написано. Здесь всегда так с именами – говоришь одно, а на карте другое, или вообще ничего нет. И я вот стала Катей, хотя меня зовут совсем по-другому, и коней каждый называет как хочет – и все по-разному. Как раз когда мы пришли в Куралбас, и подул теплый ветер. А мы в это время сидели и думали, остаться здесь еще на день – погулять по долине и полазать по горам, или пойти дальше. Развели костер, Инструктор поставил свою палатку, а я натянула под кедром тент. Сидим у костра и чувствуем – на перевале словно большую печку затопили. А значит, пойдет снег, и лучше бы нам никуда не ходить, а просто побродить завтра вокруг стоянки. Поужинали и начали пить спирт и болтать. Это еще одна странная вещь здесь в горах. Если я дома, в городе, вздумаю пить спирт, то, наверное, помру после первого же глотка. А Инструктор говорит, что он, конечно, не помрет, но и радости никакой ему от этого не будет. А здесь пьем и не пьянеем, только теплее становится, и разговариваем больше. Потому что я перестаю стесняться Инструктора, а Инструктор перестает злиться на мою бестолковость. И мы становимся лучшими друзьями. И вот какая вещь – о чем бы мы ни говорили, почти всегда съезжаем на Дали. Он рисовал ужасно странные картины, и мне он очень нравится, а Инструктор говорит, что ему нравятся только его ранние вещи. Инструктор говорит, что ранние картины Дали были очень реалистичными, и странность была спрятана в обычных вещах и пейзажах. Я эти картины никогда не видела, но верю Инструктору, потому что здесь все время вижу эту спрятанную странность. А потом Дали вытащил ее наружу и прославился, только то, что раньше было спрятано, стало высовываться, как будто он рисовал рекламы безумия, и поэтому Инструктор его не любит. И вот мы пили спирт и болтали о Дали, и еще о Москве, и о Pink Floyd, и о куче других вещей, которые бывают, если спуститься с гор. А о том, что вокруг нас, мы не говорили, потому что это было бы как разговаривать о человеке, который может вас слышать, а ответить не может. Это было бы невежливо. А потом мы проверили коней, не запутались ли они в своих веревках, и пошли спать. А когда утром я вылезла из спальника, снег уже выпал. Небо было тяжелое, темное, и было видно, что оно очень близко – царапает брюхо об кедры. А на земле лежал снег, очень белый, и из снега торчали стебли травы. Это была особая, горная трава – очень высокая, очень зеленая и очень разная. Трава цвела желтым, синим и лиловым. На кедрах тоже лежал снег, и их хвоя казалась черной. А горы вокруг были все в полоску, как бело-зеленые зебры. Инструктор тоже уже проснулся и успел развести костер, и когда я подошла, улыбнулся и сказал: «С Новым Годом!» Инструкторы всегда должны так говорить туристам, если выпадет снег, чтобы туристы не испугались и у них не испортилось настроение. А я спросила – мы будем наряжать елку? И мы решили, что, если снег к вечеру не растает, мы разукрасим цветами пихту рядом с костром. Мы пошли за конями. Они были привязаны рядом с лагерем, и когда мы подошли к ним, они вкусно хрустели травой и не обращали на нас внимания. Я своего коня называла – Динамит, а Инструктор своего – Корифаном. Как их звали на самом деле, Инструктор не знал. И я не знала. Оба коня были рыжие, мохнатые и маленькие. Оба они были жеребцами, поэтому на ночь мы их привязывали на длинные веревки, чтобы они ели траву, а не дрались. Инструктор хотел проехать вниз по долине. Вчера мы остановились под самым перевалом, и нам было интересно – что там дальше. И вот мы поехали прямо вниз, без тропы, потому что никакой тропы здесь не было. Кони оставляли за собой полосу примятой травы – как будто мы ехали по узкому зеленому тоннелю. Было очень странно смотреть на едущего впереди Инструктора – коня под ним не было видно из-за травы, и казалось, что Инструктор идет какой-то очень странной качающейся походкой. А потом Инструктор остановился и очень тихо сказал: «Подъедь сюда, только тихо. Здесь кто-то есть». Наш путь пересекали такие же туннели, какие мы оставили за собой, только поуже. Так примять траву могло животное размером с крупную собаку. На свежем снегу были видны следы, тоже похожие на собачьи, и Инструктор сказал: «Наверное, это волки». Видно было, что зверей было несколько. Мне стало немного страшно, хотя я знала, что летом волки вряд ли нападут на коня и тем более – на человека. И в то же время ужасно хотелось их увидеть – как они бегут по тайге, сильные, серые, принюхиваясь к холодному воздуху… И тогда появились ингурьки. Мы с Инструктором потом думали – почему мы, не сговариваясь, назвали их так? Когда первый из них высунул любопытную мордочку из травы, я подумала: «Ингурек!» А Инструктор, который был выше меня и видел дальше, секундой позже тихо сказал: «Это ингурьки!». Наверное, это было их настоящее имя, которое они, единственные из жителей этой тайги, не потеряли. У ингурьков была мохнатая, пегая бело-бурая шкура, чуть-чуть косолапые толстые лапы и коротенькие поджатые хвосты, и висячие длинные уши, как у необрезанного дога. У них были блестящие черные глаза и зубастые улыбающиеся пасти, и очень странные носы – большие кожистые, задранные вверх блямбы. И этими носами они все время шевелили, обнюхивая снег и ноги наших коней. А один ингурек встал на задние лапы и обнюхивал сапоги Инструктора. И тут оказалось, что я уже слезла с коня, и, сидя на корточках, чешу одного из ингурьков за ухом, а еще двое суют носы мне в лицо. А Инструктор теребит мохнатый загривок еще одного ингурька. И я подумала, что с незнакомыми дикими животными так нельзя, и еще подумала, что это все равно. Инструктор сказал, что надо ехать, если мы хотим куда-то успеть, но не стал садиться на коня. Он играл с ингурьком: валил его в снег, а ингурек делал вид, что хочет его укусить. А потом мы поняли, что скоро вечер, и вернулись в лагерь, и ингурьки вместе с нами. Мы нарядили пихту и приготовили ужин, опять пошел снег, а потом выглянуло заходящее солнце. И Инструктор сказал: «Ну где еще я смогу подарить девушке радугу? Смотри, сейчас она появится!». И мы сидели и смотрели на радугу, и гладили ингурьков. А потом мы опять пили спирт, потому что было холодно, и Инструктор сказал, что ингурьков мог бы нарисовать Дали – такие они странные, и еще сказал, что их можно встретить, только когда выпадает снег. Но это я и так знала, только не могла понять – откуда, я вообще никогда не слышала про таких зверей. И я спросила Инструктора – знал ли он раньше про ингурьков? И он ответил, что нет, даже и не думал раньше, что такое бывает. А ингурьки лежали вокруг нас и улыбались зубастыми пастями. Кажется, контрольный срок возвращения уже давно прошел, но это все равно. На следующий день после того, как мы встретили ингурьков, мы перенесли лагерь вниз по долине. Оказывается, она заканчивается тупиком – крутой каменистой горой, и на конях здесь не пройти, а возвращаться не хочется. С тех пор, как мы здесь остановились, инструктор называет меня моим настоящим именем. Недавно мимо лагеря прошел тощий старик с длинными торчащими усами и злыми глазами, а потом я пошла гулять вокруг лагеря и увидела его за мольбертом. Он рисовал ингурьков – как они играют в траве. Но я ничего не сказала Инструктору, потому что он, кажется, старика не видел. И больше никаких людей здесь нет – только я, Инструктор да этот старик. Иногда здесь дует теплый ветер, и тогда ингурьки волнуются. На следующий день выпадает снег, и они все убегают вверх по долине, но к вечеру возвращаются. Наверное, они хотят встретить кого-нибудь еще. Мы здесь уже давно, но только сегодня ингурьки показали нам еще одну дорогу. Она не вверх, и не вниз, и не в сторону. Она совсем особенная. Кажется, ингурьки пришли именно оттуда. Сегодня, наверное, Инструктор снова подарит мне радугу, а завтра мы поседлаем коней и пойдем той дорогой, и ингурьки пойдут с нами. Время у нас есть – куда захотим, туда и пойдем.