Предыдущая   На главную   Содержание   Следующая   Виктория Агаджанова. Проза   это не "женская проза" , а брызжущее дерзкой чувствительностью , бесцеремонно влезающее в ваше "я" острое лезвие ее воли подчиняющее себе. Трудно погрузившись в тексты красивой женщины остаться не окрашенным ее чувствительной аурой. Осторожно окрашено! Так и хочется предупредить всех изнеженных инфантильностей, это не для вас: берегите нервы! лозунг преуспевающих скопцов, ломает ворожея слова, изысканная армянка из России Виктория Агаджанова. Бакинский авара Бабон. *** Часть первая. Мой адрес не дом и не улица... - А вот персики! Сладкие персики, крупные персики! - А кому чурчхели, настоящие чурчхели! Со свежими орехами! Откусишь – слюнки потекут! А вы когда-нибудь были на бакинском базаре? Вы видели это великолепие красок, слепящие улыбки продавцов, слышали гортанные звуки их песен и призывы покупать самый лучший товар только у них? Я родилась в Баку, городе солнца, городе ветров, теплым майским деньком. И с первых же минут, наверное, почувствовала себя невероятно счастливым человечком – о чем и прокричала на всю больницу. Открываю альбом. Некое орущее существо в клетчатой пеленке, на голове что-то a-la Хакамада, только страшнее. Что, это и есть то самое, которое через пару лет станет обладательницей роскошных кудрей до пояса и звонкого голоса-колокольчика? Не верится. Неужели на ее смех будут сбегаться все соседи, думая, что в доме пожар? А обнаружив хохочущего ребенка – не смогут удержаться и будут утирать слезы от искреннего смеха без причины. Да, родители-студенты с первых же дней моего появления в квартире поняли, что придется им, мягко говоря, несладко. Защита диплома на носу, мама с температурой, папа чертит за двоих, дом полон подруг и друзей, которые попеременно переписывают набело мамин дипломный проект. И я – кричащая, требующая внимания, спящая (уж неизвестно, почему) по 4 часа в сутки – всё остальное время уходило на крики и попытки объяснить, чего же мне все-таки надо. Вопрос о детском садике даже не стоял – я и без этого болела ангиной каждый месяц. Поэтому, как только мне стукнуло 1 год и 4 месяца – меня отдали няне. Няня…Да я и не называла ее няней. На вопрос о родственниках я неизменно отвечала – у меня два дедушки и три бабушки. И все начинали подозревать, что у одного из дедушек в семье господствуют мусульманские обычаи. Скорее всего, благодаря "Зойванне" (то бишь, Зое Ивановне – так зовут мою няню) я и стала филологом. Она была учительницей русского языка и литературы, дом ее был полон учениками, веселыми и задорными пионерами (о, как я завидовала им! У них были такие красивые значки на груди, алые галстуки…) "Бабушка, когда я вырасту, то я тоже стану октябряткой и буду носить Пушкина на груди!" Я почему-то была уверена, что на значках октябрят вычеканен юный Пушкин… Няня записывала мои изречения, и сейчас в моём альбоме лежат засаленные и пожелтевшие от времени листы из школьной тетрадки… "Вика, а кем лучше быть – скелетиком или толстушкой?" - спрашивал меня соседский мальчик Эмиль. Он был старше меня лет на 6, но весил примерно столько же, сколько и я (я была пухленьким ребенком, а он – тонюсенким мальчишкой). Ответила я, как пишет бабушка, не задумываясь. "Человеком надо быть!". Не помню, чтобы после этих слов Эмиль еще раз приближался ко мне с провокационными вопросами. Так я и росла. Среди книг с умопомрачительными картинками, красочных изданий, которые на накопленную зарплату инженеров покупали мне родители. Книги я любила. Помнила и охотно декламировала друзьям родителей всю Муху-Цокотуху в пять лет. В три года поражала пассажиров автобуса тем, что читала без запинки все вывески магазинов подряд, даже сложнейшую "парикмахерскую". Папа довольно улыбался, мама смущенно пожимала плечами. Никто (кроме, разумеется, родителей) и не догадывался, что я знаю пока только половину букв. А моё "чтение" - не что иное, как великолепная зрительная и слуховая память. Слова запоминала как картинки… В пять лет меня отдали в студию "Эрудит". За громким названием скрывалось нечто вроде детского клуба – три раза в неделю мы занимались рисованием, гимнастикой и английским языком. Студия располагалась в трех шагах от знаменитого бакинского бульвара, многоуровневой набережной. Соленые брызги Каспия пропитали собой воздух. Рядом с "Эрудитом" было кафе "Гриль". Самое вкусное воспоминание детства – зайти с мамой после занятий в студии в это кафе, залпом выпить ненавистный бульон – и получить из рук продавца хрустящий поджаренный мясной пирожок с зернышками граната… Семь лет пролетели незаметно. И вот… Сбылось! Тридцать первое августа 1988 года. На спинке кровати разложена школьная форма – ученическая синенькая юбочка, рубашечка, белоснежные гольфики с вышитыми ромашками и завязанными кисточками…Завтра в школу! Первый раз… Будильник почему-то не прозвенел. В результате – вся семья дружно проспала. В доме истерика. Гольфики не хотят одеваться, пальцы ног теряются в них, юбочка грозит помяться…Но главное – не купили цветы! Рёв. Какой первоклассник без букета? Верно, никакой. Выручил дедушка, который оказался предусмотрительнее – купил цветы с вечера. Всё, все одеты и готовы. Мы даже не опоздали. Вместе со мной в школу шли все три бабушки, один дедушка – второй жил в Москве – и родители. В первый день я долго силилась понять, про какие поля в тетради говорит учительница?! Как в тетради могут быть поля?! Намучавшись с нами – не я одна оказалась такой непонятливой – наша Раиса Михайловна произнесла странную фразу: "Скажете родителям, они знают". Моему удивлению не было предела – мама уже вон какая большая, она не может помнить про какие-то поля, это же было так давно! Вечером всё выяснилось. Поля оказались самым обычным делом. Фотоальбом обрывается…То, что происходило в городе ветров дальше – фотографиями и словами не описать. Потому – пунктиром. Газетными заголовками. Обрывками новостей. Нахичевань. Народный фронт. Танки в городе. Убирайтесь с нашей земли! Ребята, не бойтесь, сейчас приедет автобус от районо, вас посадят в него и увезут по домам, к родителям. Алло, это районо? Автобус вы присылали? Нет?! Я не пущу мой класс! Ребята, быстро ко мне домой! Официальное заявление – районо никакого автобуса за детьми из армянских семей не посылало. Где наши дети?! Вика, собери свои вещи, мы уезжаем. Спросят – ты глухонемая, поняла???? Да. Балда, не отвечай! Дверь, дверь ломают! Быстро, через черный ход! К черту вещи, только ребенок, деньги и документы! А куда мы летим? А какая разница?! Всё смешалось… Часть вторая. как прекрасен этот мир, посмотри... - Уважаемые пассажиры! Вас приветствует аэропорт Звартноц. Просим вас оставаться на своих местах до полной остановки самолета. О подаче трапа будет объявлено дополнительно. Температура в Ереване… Земля пахла теплом. Я долго не могла понять, почему мы уехали из дома. Почему попали в этот незнакомый город? Где мы будем жить? Но вопросы мучили недолго – как и любого ребенка на моем месте, меня захлестнула красота этой неизвестной страны, которая была моей исторической родиной. Ноябрьский Ереван встретил нас не по-осеннему тепло. Мы остановились у родственницы, тети Гали, маленькой сухонькой старушки с длинными седыми волосами. Каждое утро, проснувшись, я исподтишка наблюдала одну и ту же процедуру – тетя Галя распускала свои косы, медленно и долго расчесывала волосы, струившиеся по ее спине чуть ли не до колен. И каждый раз мне было искренне жаль, когда тоненькие тетины руки точными умелыми движениями проворно заплетали толстую косу и превращали серебристо-седой каскад в огромный узел на затылке. Вопрос с жильем временно решился, но найти работу в самом Ереване родители так и не смогли. А посему было решено оставить меня и бабушку у тети, а маме с папой переехать в маленький городок при Институте физических исследований, где им выделили однокомнатную квартирку в двухэтажном семейном общежитии. Теперь каждые выходные становились для меня праздником – родители могли приезжать только на субботу-воскресенье. Безделье мое длилось недолго – не прошло и нескольких дней, как меня устроили в школу. Класс, в который я попала, встретил бакинцев как-то особенно тепло. Да и не только дети. Помогали все. Собирали теплые вещи, делились игрушками, американцы прислали детскую гуманитарную помощь. Хорошо помню тот день, когда нас, детей-первоклассников, собрали в классе для получения подарков из Америки. Всем раздали по полкило конфет – каких-то очень странных, розовых, без фантиков, приятно пахнущих клубникой. Они жевались, и это вызвало мгновенный восторг у всех ребят. Вдобавок к конфетам в посылках были еще и игрушки. Мальчикам раздали пупсиков-старичков на батарейках, которые трясли седой бородой и сурово размахивали клюкой. А девочкам досталось нежно-розовое белокурое чудо – итальянская "волшебная кукла". Она умела всё! И ходить, и делать гимнастику, и даже говорить! Нет, она не была похожа на Барби (о которой, кстати, никто в те времена и не слыхивал), это была кукла размером с младенца, с пухленькими ручками и ножками… Три недели вся школа "болела" этой блондиночкой, каждый день только и было разговоров, что о ней. Знаете, кто был самым счастливым? Те, кому посчастливилось купить батарейки! Ибо американского запаса хватило ровно на три дня. Я сразу поняла, что батареек и конфет надолго не хватит, а денег на новые – не было. Поэтому и то и другое я использовала крайне экономно – только по необходимости – похвалиться гостям тети Гали. Беда не приходит одна. Еще не улеглись страсти по резне в Баку, как вся Армения погрузилась в новый траур. Землетрясение в Спитаке. Надо ли говорить, что в первый момент никто ничего не понял? Шел урок чтения, последний урок в тот злополучный день. Первой неладное заподозрила учительница. Но вместо того, чтобы собрать детей и вывести их на улицу, она заперла нас в классе и пошла узнавать, в чем же дело. Через полчаса нас, ничего не понимающих, вывели на улицу, где уже столпились заплаканные родители. Ереван было не узнать. На пути домой то и дело попадались огромные трещины в асфальте. Звук плача и слова соболезнований заглушили все остальные звуки… Теперь настала наша очередь помогать тем, кто попал в беду. Жертвы были огромны. Со всего мира слетались специалисты со своим оборудованием, специально обученными собаками…Каждый день всплывали какие-то невероятные истории о людях, выживших под завалами более трех суток. Тысячи и тысячи детей остались сиротами. Каждая семья пыталась помочь, в Армении не принято отдавать детей в детские дома, ребенок должен расти в семье. Ребят усыновляли, развозили по родственникам и друзьям… В те дни я особенно остро чувствовала, что у меня нет брата или сестры. Просила родителей, чтобы они усыновили кого-нибудь. Но средств у мамы с папой едва хватало на то, чтобы прокормить нашу семью. А в это время сытый и кровавый Баку праздновал. На улицах жгли костры, пели песни, резали баранов. Заглядывали в лицо прохожим и бросали искреннее "Поздравляю! У них горе! Так им и надо!". Это был уже не тот Баку, который знала и любила я, это был не мой Баку. Мой Баку в те страшные дни сидел в разных уголках планеты со слезами на глазах, вспоминая убитых, изнасилованных и пропавших без вести. То был животный город… Армения постепенно приходила в себя. Устранялись последствия землетрясения, покрывались смолой трещины, сносились разрушенные здания. И только в умах и сердцах людей не укладывалась эта трагедия. Слишком много свалилось на хрупкие детские умы. Даже спустя месяц многие дети вскакивали посреди урока и с криком "Землетрясение!" выбегали из класса. Меня стали мучить кошмары. Я не могла заснуть, мерещились драконы и кровавые лица. Иногда они снятся мне и до сих пор. Врач прописал бром с валерианой. Видения прекратились, но заснуть без мамы и в темноте я все равно не могла еще очень и очень долго. Спустя несколько месяцев родители перевезли нас с бабушкой к себе, в тот самый маленький городок, в однокомнатную квартирку. И я в третий раз пошла в первый класс в новой школе. Часть третья. Чудес так много на земле... Сейчас, когда я вспоминаю те годы, я непременно думаю о том, как же мы все же выжили. И не просто выжили – это были времена, когда зародилась истинная дружба, когда зачастую был пуст холодильник, но дом был полон веселых и улыбающихся людей. Помню свои первые минуты в новой квартире… Собрались друзья моих родителей. Принесли печенье. Простое, советское, в бумажной обертке. Наверное, это было самое вкусное печенье из того, что мне довелось попробовать за свою жизнь. Сначала в домах не стало газа. Потом стали изредка отключать электричество. Потом электричество стали изредка включать. Большей частью, почему-то, ночью. С водоснабжением стали твориться странные вещи. Мы уже забыли ощущение горячей воды на коже. Но была романтика, самая настоящая романтика! Нехитрый обед готовился во дворе на кострах. Чай кипятили в самом настоящем самоваре. Всем домом собрались и купили аккумулятор. Зачем? А "Санта-Барбару" по вечерам смотреть – благо, у нас нашелся старенький черно-белый телевизор. Представляете картину? Одна комнатенка, света нет, в уголке мерцает крохотный телевизор, вокруг которого собралась толпа народу. Сидим на полу – табуреток не хватает. Зато смотрим! Звук ужасный (экономим батареи, чтоб до конца фильма хватило), изображение называется "догадайся сам", зато мы были все вместе! После фильма пили чай. Уже в темноте – аккумулятор садился вместе с титрами, а то и раньше – тогда концовку серии мы додумывали сами. Мы – это я и друзья моих родителей. Мне нравилось сидеть вместе с ними, они были такими веселыми и жизнерадостными, что, казалось, не замечали убогой жизни, проблем, быта… Папина мечта о сыне начала сбываться. Нет, не в том смысле, что у нас в семье появился ЕЩЕ один ребенок. Скорее, у нас в семье просто появился мальчик. И этим мальчиком была я. Кудрявой девочки больше не было. Вместо нее в семье оказался коротко стриженый сорванец. Разбитые коленки, игры в футбол и теннис, походы в ущелье "мужской компанией" (девчонок не брали принципиально, я была не в счет). В школу ходили пешком, обычно впятером – мой брат Миша, я и наши близкие друзья – Саша, Эмиль и Сурен. Пять километров в один конец. И пять – обратно. Мимо соседнего городка "радиофизиков". Виллариба и Виллабаджо постсоветских времен, разве что соревнования были посерьезнее, чем мытье посуды. "Их" городок был более обустроенный, у них была почта. У нас почты не было. Связь с внешним миром осуществлялась через соседей. Можете себе представить гордость мальчишек и девчонок соседнего городка, как они дразнили нас. Но мы были объективно сильнее, что и доказывалось зарвавшимся соседям с завидной периодичностью. Последствиями таких "доказательств" были синяки, ссадины и шишки. У обеих сторон. Но мы были сильнее. Да, о школе. Я вообще поражаюсь, как мы могли тогда учиться. Стекла в школе выбиты. Отопления и воды нет. Учебников тоже. До сих пор вспоминаю наши зимние каникулы – три месяца! И столько же – законные летние. Многим учителям было совершенно наплевать на наши знания. Наша учительница английского языка приходила на занятия раз в полтора месяца. Нам давалось задание – пересказать малюсенький текстик. Думаете, хоть кто-нибудь за полтора месяца выполнял это задание? Вот еще! Мой троюродный брат, который учился со мной в одном классе и жил у нас дома вместе со своими родителями и старшим братом (и все в одной комнатенке!), придумал замечательный способ. Я передавала ему общий смысл текста, – благо, английский я учила с пяти лет, – и заставляла его выучить первое предложение на английском. В результате получалось следующее – мой брат выходил к доске, 10-12 раз повторял первое предложение с разными интонациями, потом "переводил" текст на русский и получал свою законную "пятерку". И дело было не в том, что учительница была глуховата, как в известном "Ералаше", просто во время ответа ученика она заполняла журнал за истекшие полтора месяца и выставляла всем оценки, думая при этом о своих проблемах, о некормленых детях и порвавшемся пальто. Так мы и учились. Нет, не все преподаватели работали с нами спустя рукава. До сих пор не могу забыть чудного педагога, нашего дорогого Геннадия Арамовича, такого же бакинца, как и большинство из нас, который выжимал из класса все силы, требовал посещаемости и лично проверял каждое задание. Мне он давал еще и задания повышенной сложности. Помню, была в учебнике такая задача: "Улитка ползет вверх по столбу, высотой 100 метров. За день она поднимается вверх на 2 метра, за ночь – спускается на один метр. За сколько дней улитка доползет до вершины столба?". Помню, что я не раздумывая ответила: "За сто дней". И до сих пор не могу понять, почему я ответила неправильно. Математикой со мной занимался еще и папа. Он был уверен, что в семье "технарей" вырастет "технический" ребенок. Не удалось. Как говорит моя бабушка – "Что выросло, то выросло". Но папа все равно проявлял небывалое упорство, занимаясь со мной, что называется, "с опережением программы". Когда я закончила третий класс и в конце мая получила учебник по математике за четвертый класс, я еще не знала, что меня ждет. А ждало меня вот что: папа решил, что в математике я очень слаба. И я целое лето угробила на то, чтобы прорешать ВСЕ задачки по математике за четвертый класс. Это была каторга – заниматься по 4-5 часов в день, когда твои друзья за окном показывают тебе футбольный мяч и делают знаки, что, мол, пришли "радиофизики" и пора бы их обыграть. Слез было – море разливанное. Но я прорешала этот чертов учебник. И весь год потом ходила королевой класса и любимицей Геннадия Арамовича (и еще большой вопрос, что нравилось мне больше!). Помню наши игры. Помню, как мы читали – запоем, если у кого-то вдруг находилась интересная книга. Прошел слух – у Миши с соседнего двора появилась книжка про Хоббита! Бедный Миша, он надеялся почитать ее в тишине и одиночестве. Не тут-то было! Помните сцену из кинофильма "Наваждение" (из цикла "Операция Ы…"), когда студенты всем скопом читали один конспект? Вот-вот, мы смотрелись точно так же. Один или двое сидели на дереве, остальные разместились внизу – кто стоя, сто сидя, а кто и лежа. И читали. Кажется, мы проглотили эту книжку за полтора дня. "Робин Гуд" тоже долго не продержался, став за три дня кумиром дворовых ребятишек. А потом начались игры. Надо вам сказать, что первое, что поразило меня в городке – это сады. Причем не абы какие, а самые что ни на есть абрикосовые! И мне, ребенку, родившемуся и выросшему в Баку под строгим контролем старших, мне, которой все фрукты и овощи мыли кипяченой водой, чтобы не пустить микробов в детский организм, мне было дико, что можно просто так подойти к дереву, сорвать с него спелый сочный абрикос, вытереть его о пыльные штаны и…съесть! Представляете?! Немытый! О пыльные штаны! И в рот! И даже руки не мыть! И еще ладно бы если абрикосы были бы спелые – так нет, мы приучились есть зеленые абрикосы, которые местные ребята называли странным словом "цоголы". Ничего вкуснее я не помню… Нет, вру…Вкуснее были только свежие ядрышки из косточек только что съеденных абрикосов. Косточки разбивались прямо на проезжей части любым тяжелым камешком и вместе с пылью отправлялись в рот. Странно, но мы ничем не болели. И даже ангина, которая мучила меня с младенчества (теперь уже, к сожалению, хроническая) сдалась под напором немытых фруктов и грязных рук. Так, к чему я это? Ах ну да, игры…Знаете, во что мы играли? Куклы и скакалки – это вчерашний день, привилегия "мелюзги". Мы серьезные люди. Мы должны спасти мир от угрозы, которая нависла над нами, жителями планеты. Как это сделать? Вооружаться. Пластмассовые пистолеты забыты, пришла пора настоящего оружия! Копья, луки и стрелы – вот наш арсенал. Ранним утром мы выползали из домов, брали из тайника лук и колчан со стрелами и по одному сходились к условленному месту, которое обычно назначалось где-нибудь в глубине абрикосовых плантаций. И начиналась охота. Ох и не завидую я тем, кто в этот момент шел на работу мимо нашего лагеря… Нет, мы вели себя тихо, но наше присутствие и не требовалось – капканы и ловушки делали все за нас. Могу с уверенностью сказать, что идти той же дорогой во второй раз никто не хотел. Осенние листья скрывали протянутые через тропу лески, маленький камешек на дороге (стоило его только пнуть) служил причиной падения с деревьев целого вороха прошлогодних листьев и комков сухой грязи. Стрела, пущенная умелой рукой из самодельного лука, непременно вонзалась в ствол дерева, пролетая в каком-нибудь сантиметре от уха прохожего. Нас боялись. Боялись и дети и взрослые. Причем они боялись, не зная, в сущности, кто за всем этим стоит. Нами пугали детей. Таким образом, мы три месяца держали в страхе два городка. Пока однажды… Однажды случилось страшное. Ну, не смертельное, конечно, но все равно было ужасно неловко. В тот день мы, как обычно, играли в саду. Причем осознание собственной власти и всесилия дошло до таких размеров, что мы решили начать осваивать другую территорию – абрикосовый сад директора исследовательского городка. Сады там были огромные, деревья роскошные, спрятаться было где. Поэтому мы не боялись. Нам просто надо было утвердить свое правление на новом месте. Силки и капканы были расставлены, камешки разложены, веревочки натянуты, стрелы заготовлены. Все по высшему разряду. И надо же было тут директору с супругой выйти прогуляться по своим владениям! Мы, естественно, отказались бы от открытого боя на территории противника, если бы один чингачгук из младшего состава (а ведь я говорила совету племени, что неуравновешенных принимать в свою команду нельзя!) со страху не запустил бы в директорскую парочку стрелу собственного изготовления. Мы замерли. Директор взвыл. Сперва мы решили, что стрелец убил его. Потом поняли, что мертвые так не визжат. Тогда у нас возникло опасение, что малый пристрелил директорскую женушку. Мы бы и были в этом уверены, если бы в этот момент этот слабонервный придурок (не директор, конечно, а наш соратничек) не заорал благим матом: "Ай, тетенька, отпустите! Больно же!". Глава племени принял решение ретироваться по домам. Я и мой отряд возразили, что оставлять соратника на поле боя (к тому же, неравного) не по-робингудовски. И мы уже почти приняли решение его спасти из лап этой хищницы, как вдруг снова раздался его трусливый голосок: "Я покажу, где они! Я же тут не один! Их там много!". Предателей мы не прощали. Остальное знаю лишь со слов взрослых и по сбивчивым рассказам "трусляка", так мы назвали этого юного предателя. Стрела пролетела чуть ли не в трех метрах от директорской пары (вот оно, отсутствие опыта!), но наш отважный воин испугался и вытянулся во весь рост, дабы посмотреть, какого такого крупного зверя он подстрелил. Директор трусливо взвыл, директриса не растерялась и схватила юного постреленка за шиворот. В результате, он показал врагам оба наши лагеря и назвал пару имен. Истинный джентльмен – ни слова не упомянул о девочках. Наказание не заставило себя долго ждать. Кстати, самым страшным наказанием для любого из нас тогда было "отлучение" от двора на время от двух часов и больше. Меня и мою соратницу, такого же сорванца, как и я, не тронули, потому как даже не думали, что мы причастны к этой истории. Трусливый стрелок впредь дружил только со своим велосипедом (а тот имел обыкновение очень часто ломаться, причем, надо сказать, не без кое-чьей помощи). А у нас впереди было еще много всего интересного. Вкус изысканной пошлости, или по стопам Макса Фрая [Фэнтези] Где-то далеко щебетали птицы. Он не слышал их, он их чувствовал. Ждать оставалось менее ста лет. [Детектив] Она зашла в бар и уселась за стойку, так и не сняв темные очки. Заказанный мартини леденил яркую помаду на губах. Кольт сорок пятого калибра оттягивал резинку чулок. Сегодня она узнает, что скрывает Рикки. [Испанская новелла] - Ах, Серхио, они догоняют нас! – Мария-Франческа прижалась к груди спутника. - Ничего, любимая, все будет в порядке, – ответил он, еще крепче притягивая девушку к себе. Позади беглецов послышались выстрелы. [Женский роман] - Хочешь поговорить об этом? – спросил Джон. Инесс лишь покачала головой: - Не сейчас. Слезы душили ее. *** - Дурак, какой же ты дурак! Не узнать собственную дочь… - подумала она, а вслух произнесла лишь: - Алекс, познакомься, это Кристин. [Детская литература прошлого века] А бобер после этого построил себе домик на плотине и жил со своей бобрихой припеваючи. Еще и бобрят растил. [Детская литература нашего времени] Волк оказался на редкость живучим, поэтому убить его удалось не сразу. Только после контрольного выстрела в пасть охотникам удалось вспороть зверю брюхо, чтобы вытащить этих двух идиоток. Китайские палочки - Мам, ты не брала мою помаду? Дочь собирается на свидание. - У меня в косметичке посмотри, - прекрасно знаю, что тюбик с этой жуткой лиловой помадой валяется где-нибудь в недрах Аленкиного рюкзачка. Аленка – это моя дочь, яркая брюнетка девятнадцати лет от роду. Каждый раз, когда я смотрю на нее, я думаю, как такие серые кареглазые люди, как я и мой бывший, создали это божество, чудовище с безупречной фигурой, чистыми васильковыми глазами и удивленно приоткрытыми пухлыми губками. У нас даже соседа голубоглазого нет…В ней было что-то от китаянки, изображенной на фреске, висевшей в комнате моей мамы Со двора раздался сигнал машины. Приехал Аленкин ухажер, Юрик, и мыслями она уже была там, в его машине. - Муль, я ушла! Кажется, совсем недавно мне самой было девятнадцать лет. И я точно так же захлопнула однажды дверь и убежала на свидание. Внизу меня ждал Васька Шамников. Мы с ним вместе росли. Вместе пошли в школу. Вместе ее закончили. Я – сильной троечницей, а Васька – "натянутым" отличником. Я всегда подшучивала над ним - лучше быть "пере…", чем "недо…". В пятом классе Васька подошел ко мне на большой перемене с тремя полуопавшими ромашками со школьной клумбы и торжественно предложил выйти за него замуж. Я не менее торжественно обещала подумать. Единственное, что меня тогда удержало от согласия – так это моя мама. Ох и не любила же она Ваську… Казалось бы, за что его не любить? Из хорошей семьи, умный, скромный, красавец, чемпион района по какой-то там драке спортивной… весь из себя положительный. Ан нет. Не нравился. На мне легонькое платье с короткими рукавами-фонариками и осеннее пальто. Ноги в демисезонных сапожках. На дворе февраль, но надеть мне больше нечего. Зато мы с Васей едем гулять в центр города. Странно, почему мне не было холодно? Стоял мороз, а по мне даже мурашки не бегали. Ваську многие узнавали. С ним вообще практически невозможно было ходить по нашим Кузьминкам – приходилось останавливаться, делать милое лицо, улыбаться всем его знакомым и приятелям. Так было и в этот раз. - Ребята, вот вы где! Айда к нам, у нас такое есть, закачаетесь! Мы подошли к кучке ребят. Кажется, там даже была одна девушка. ТАКОЕ оказалось какими-то непонятными пакетиками, узелочками и бутылочками. - Так. Все в сборе, – подытожил Вадим, единственный из компании, с кем я была знакомы раньше. – А теперь у меня для вас новость. Мои предки свалили на три дня, хата пустая, так что дернули ко мне! Я попыталась протестовать, но это было бессмысленно. "Ничего, - сказала я себе, - при первом же случае мы с Васькой просто слиняем!" До обещанной квартиры домчались в два счета. Я взяла со столика пачку сигарет, вынула одну и прикурила. Аленка вернется нескоро, можно плюхнуться в кресло, поджать под себя ноги и посидеть с закрытыми глазами, втягивая запретный дым. Аленка не выносила табачного дыма. Курить я начала еще на первом курсе. На спор. И с тех пор бросала это вредное занятие только однажды – когда ждала Аленку. Курила я много. Ваську все время раздражала эта моя привычка, хотя даже он признавал, что с сигаретой я смотрелась загадочнее. Но в тот день он все же не вытерпел. - Вика, - возник он за моей спиной, когда я только распечатала новую пачку и примостилась на кухонном подоконнике в чужой квартире. – Вика, прошу тебя, не надо. Ты самая лучшая. Ты моя. Он знал, что и как нужно сказать, чтобы добиться своего. И не только сказать. Мы присоединились к остальной компании, которая уже распаковывала пакетики и бутылочки. Запах от пакетиков, надо сказать, шел странный. - Что это? – спросила я у Васьки шепотом, прижавшись к нему всем телом и дыша ему прямо в ухо. – На нас собираются испытывать новое бактериологическое оружие, да? Нас сюда завезли и сейчас будут пытать? – Васька еле сдерживал хохот, моё дыхание щекотало его ухо. - Балда, это классная штука, сейчас попробуешь, это очень вкусно! - Вася сделал шаг по направлению к столу. - Ма-ма-чка…Так это что, еще и едят?! Дудки, ты как хочешь, а я не камикадзе! – произнесла я и бросилась обратно на кухню. - Вика, вернись, уверяю, тебе понравится! – мой ухажер топал позади, пытаясь меня догнать. Я остановилась. - А ты пробовал? – Недоверчиво спросила я, уже поняв, что глотать эту дрянь мне все равно придется. Но испытания на этом не заканчивались. Мы вернулись в комнату и расположились в обнимку на диване. Васька прижал меня к себе так, что, казалось, он боялся, что я снова сбегу. Хотя отступать уже было поздно и глупо. Под нос мне сунули блюдечко с чем-то ужасным. О, как оно воняло! Запах был настолько оглушительным, что у меня возникло желание зажать нос. Но руки были заняты – одна тарелкой, другая – Васиным плечом. Пришлось нюхать. - А может, не надо?… - захныкала я, но безрезультатно. Самое странное было в том, что ни у кого не было вилок. "Руками?!" - неподдельный ужас был написан на моем лице. Вадим засмеялся и встал. - Внимание! Сегодня у нас пиршество! Отмечаем день памяти неизвестного китайского мальчика, явившегося стотысячной жертвой нелегальных абортов в Китае. Прошу почтить его светлую память, вкусив национальной китайской кухни! Вилки-ложки и прочие блага советского общепита отменяются! Есть будем специальными палочками, добытыми в единственном экземпляре, дам пропускаем перед. С этими словами Вадим вынул из хрустящего промасленного пакетика две палочки и протянул их мне. До сих пор вспоминаю свою первую "китайскую" трапезу. Не знаю, как называлось то воняющее, что было у меня в тарелке, но когда я отважилась (лучше сказать, изловчилась, потому как эта склизкость все время проскальзывала между палочек) запихнуть в рот кусочек… Это было нечто! Я аж зажмурилась от удовольствия… - Не задерживаемся, товарищи, передаем палочки по кругу! Все есть хотят! – Вадим аж привстал со своего места. Конечно же, ни о какой прогулке по Арбату не могло быть и речи. Нас бы просто не отпустили. Да и мне нравилось в этой компании все больше. Выпито было много. Мы с Васькой чувствовали себя как двое язвенников на хмельном пиру, потому что оба не переносили спиртное. В комнате уже творился беспредел, гремела музыка и раздавались истошные вопли танцующих. Наевшись до отвала, я улучила момент и выскользнула в кухню. Тут было потише. - Ви-и-ик… Ты где? – Свет в кухне я не включала, и Васька пробирался ко мне на ощупь. Не помню, как это случилось. Странно, обычно девушки помнят свою первую близость до мелочей. Как отрезало. Помню только его губы по всему моему телу, впивающийся мне в спину подоконник и полублаженные-полуудивленные глаза Васьки в самом конце. Вроде как: "И это сделал я?!". Блаженство постепенно уступало место ужасу. Он испугался. Хотя пугаться, в сущности, было уже поздно. Я ободряюще улыбнулась. В ту ночь я в первый и последний раз в своей жизни бросила курить. Домой я вернулась только утром. Мама не спала. Видно, она хотела что-то сказать, но, взглянув на меня, все поняла без слов. Я была счастлива. - Чем от тебя пахнет? (Зачем?) – только и спросила мама. - Чем-то китайским, (Он меня любит) - мне смертельно хотелось спать. На следующий день Васька не позвонил. И через день тоже. И еще через день… Так бывает, успокаивала себя я, просто он потерялся. У него потерялось чувство меня. Он потерял меня где-то на подоконнике в чужой квартире, насквозь пропахшей чем-то китайским. И не сумел найти. Дочь я назвала Аленка. Она получилась васильковой брюнеткой. Как на фреске… Хотя я это уже, кажется, говорила. Вся моя дальнейшая жизнь была запрограммирована на Аленку. Она кричала, болела, падала, плакала, отмечала дни рождения, летящие с космической скоростью… Она жила собой. И я жила ею. Я посмотрела на часы. Без четверти двенадцать. Задерживается. Надо проветрить комнату. Я открыла форточку, впустив в квартиру звенящий февральский воздух. Ночь. Москва. Февраль. Я вернулась в кресло и сама не заметила, как задремала. Сквознячок, казалось, шептал: "Успокойся… Закрой глаза… Представь меня наяву… Ты самая лучшая… Ты моя…". "Странно, почему этот голос мне так знаком?" - сквозь дрему пробивалось тоненькое жало воспоминаний… Ключ в замке. Аленка вернулась. Я открыла глаза. За окном было светло, на журнальном столике играл широкий лучик февральского солнца, ворвавшийся в незапертую форточку. Было утро. Аленка прижалась к дверному косяку и смотрела на меня глазами, полными февральского солнца. Я отвернулась. - Где вы были на сей раз? – я сумела взять себя в руки. - В "Зене". Китайский ресторан. В самом центре Москвы, представляешь? Мы ели вареную черепаху… Я почувствовала, как Аленка прижалась ко мне всем своим гибким телом. - Мама, мы как китайские палочки… Одинаковые… - Мы с тобой? – уточнила я, все еще на что-то надеясь. Я почувствовала, как Аленка покачала головой. - Мы с Юрой… Облака Облака - белокрылые лошадки... Из детской песенки Облака... Я плыву... Впереди - водопад... Лучи солнца все нежнее ласкают мою кожу и от этой нежности мне становится не по себе... Мелькает желание повернуть обратно, но я уже не в состоянии следовать своим желаниям. Я лечу, плыву, падаю и вновь поднимаюсь... Говорят, чувство полета не может не нравится человеку, но я чувствую, что это слишком приторно для меня. Становится противно... Лучи солнца все нежнее жгут кожу. Временами мне кажется, что я не в силах вынести эту мучительную боль ожога. Я делаю взмах крыльями, но они отказываются мне подчиняться; какая-то неведомая солнечная сила влечет меня, мне больно, больно, больно... Я открываю глаза. Белый потолок, белые стены, белая подушка... Кажется, я все еще в этом ужасном облаке... И тут... Боже, как банально, как обыденно-глупо - звонит телефон. Как ни странно, я ему благодарна: он оказался вовремя. В мою комнату проникает все больше мирских звуков - шипение чайника, скрип пружин, плачи и вздохи из телевизора (Сегодня же воскресенье,-вспомнила я.-Бабушка смотрит сериал). Впервые в жизни я почувствовала, что готова лежать вот так весь день, слушая все эти шумы, вдыхая весну, льющуюся из окна, и предаваясь светлым мечтам... В комнату вошла мама с трубой в руке - как я могла забыть про звонок! -- Это тебя. Снова звонят с утра пораньше, даже в воскресенье поспать не дают. -- Извини. Господи, как неохота вытаскивать руку из-под одеяла! Я взяла трубку с твердым намерением отвадить ранних телефонных надоедателей. -- Алло-о-о-о-о-о-? -- Привет. Это я. (Этот голос...Только не ты, пожалуйста, только не ты!!!) -- Я узнала. -- Как дела? -- Стандартно. -- Настроение? -- Все шесть лет было нормально. -- Я не мог... -- Я знаю. -- Встретимся? -- Зачем? -- Я так много хочу тебе сказать. Я помнил о тебе. (Господи, дай мне сил соврать!!!) -- А я совершенно тебя забыла. Встречу - не узнаю. -- Ты нисколько не изменилась. Такая же колючая. -- Понимаю, воспоминания обо мне ты пронес сквозь годы... -- Я объясню... (Еще недавно я бы умерла от счастья, ведь я так ждала этого момента! А теперь...) -- Не стоит. Я все поняла. Ты облако. -- Что? Я не понял. Повтори...Не молчи, пожалуйста, не молчи! Ты слышишь, слышишь?.. -- Не важно. Пока. -- Подожди! -- Что-то еще? -- Ты ведь любишь меня. Ты любила меня все эти годы. (Я любила не тебя, я любила...) -- Я любила облако. Оно настолько безупречно, что становится тошно. Все прекрасное оборачивается против тебя. Невозможно вынести столько безупречности... -- Ты знаешь, скоро конец. Кончается одна дорога и начинается другая. Наша дорога. -- Там нет дорог. Там - тропинки, по которым двоим не пройти. Ты пойдешь один. -- А помнишь - белый город, окруженный белой стеной, белые всадники на белых конях, белые купола в белых облаках.... -- Это тоже безупречность. Там нечем дышать. Я устала. Мне все надоело. Прощай... -- Нет, до свидания. -- Пусть так... Я встала, подошла к окну и, высунувшись наружу, вгляделась в небо. По небу плыли... "Три раза пытать приходила..." "Три раза пытать приходила..." А.Ахматова Первый миг пробуждения застал меня в тот момент, когда скрипнула дверь. Открывать глаза было лень. Я слышал, как она вошла. Знал, что это она, хотя войти мог кто угодно. Соседка. Медсестра. Кот… Но это была она. Я знал, что будет дальше. Под тяжестью ее тела слегка скрипнет кровать. Прохладой повеяло…Покоем… Сперва она коснется моей груди. Проведет длинным нервным пальцем по моей шее, спустится ниже…пощекочет около сердца. Опустится еще и еще…Холодными тонкими руками сожмет мои бедра…Я захочу схватить ее, прижать к себе, найти губами ее губы, легонько дотронуться до мочки ее уха, прижать к своему горячечному телу и…Она ускользнет. Я знаю. Всегда так бывает. Ускользнет и оставит в воздухе лишь легкий пряный запах молодого тела и горький привкус валокордина на моих растрескавшихся губах... Она вошла. Скрип старой кроватной пружины вторил ей. Прикоснулась ко мне своими тонкими ледяными пальцами. Веки сковало свинцом. Она не давала мне опомниться. Да я и сам не хотел. Ее руки скользили по моему телу… Ее губы не давали мне проснуться – наоборот, они все сильнее увлекали меня страну чувственности и желания…Ее тело, казалось, растворяется во мне, холодит кожу, пронизывает тоненькими иголочками все мои эрогенные зоны…Сейчас…Сейчас…Ну же… Она не уходила. "Сегодня я покажу тебе, что значит настоящая любовь" - мне послышалось или она произнесла это на самом деле? Хотя какая разница…Главное, что она не уйдет. Посидит со мной еще. Я ощущаю ее легкое влажное дыхание на своем пылающем лбу… Она легла рядом… Опутала своими стройными ногами. Мои нервы были на пределе от ощущения близости этого молодого пульсирующего извивающегося тела. Она была моей. Первый раз в жизни я четко осознавал, что еще секунда – и она станет моей. Кажется, я даже хотел сказать ей это, но спазм в горле не давал мне произнести ни звука. Она поняла. Без слов. Просто вошла в меня. Проникла сквозь кожу. Вплелась в сухожилия. Я почувствовал это неземное блаженство. Блаженство обладания неземным существом…Блаженство последнего вздоха… *** Из газетного некролога. Вчера на семьдесят девятом году жизни от острой сердечной недостаточности скончался известный московский художник Яков Нечастых. Яков Израилевич был одним из самых скандальных мастеров уходящего двадцать второго столетия. Он был одинок, любил повторять, что рано или поздно явится та единственная, которую он ждет всю свою жизнь. Единственная опоздала, художник умер в одиночестве. Но даже в момент смерти на губах оптимиста Нечастых играла таинственная улыбка. Прощание с телом состоится… *** Она отложила газету. Встала. Подтянула чулочек на левой ноге – аккуратно, чтобы не потянуть ниже и без того поползшую петлю. Потянулась, по-кошачьи выгнув спину. Подошла к зеркалу, края которого позеленели от времени. Нашла еще одну морщину. "Надо было выбрать кого-нибудь помоложе, - подумала она, разглядывая в потускневшем зеркале оплывающее тело. – Пыл юных тел убавляет возраст". 14-16 января 2002 г. ИНОСТРАНЕЦ. Главное - не закрывать глаза, - подумала Марта, делая шаг вперед. Земля под ногами кончилась как-то уж очень неожиданно, но это почему-то не пугало. Марта видела приближающуюся землю, по которой лениво полз ручеек мутной и воняющей воды. Я не умею плавать, - спокойно подумала Марта.- Так даже лучше. Она видела все, что происходило вокруг. Равнодушные облака не обращали на нее никакого внимания, какая-то женщина истошно орала, стайка парнишек собралась на том самом месте, где еще совсем недавно стояла Марта. Интересно, какая тут высота? - успела подумать она. Больно не было. Было только немного неприятно от слишком пристального внимания, центром которого стала она. Я никогда не любила толпу, - подумала Марта, машинально отметив, что говорит о себе в прошедшем времени. ************************** А народу становилось все больше и больше. Кто-то вызвал скорую, и Марта с нескрываемым отвращением терпела прикосновения людей в белых халатах. Какой-то молоденький доктор с бледным лицом пытался нащупать что-то на ее шее. Если ты пытаешься нащупать пульс, то спешу тебя разочаровать - его уже нет, - улыбнулась про себя Марта. Ей хотелось только одного - чтобы ее оставили в покое. Так, надо припомнить, что будет потом. Сперва, само собой - морг. Ну, это я переживу. Потом - церковь. Ах да, самоубийц же не отпевают. Тем лучше, я сумею сама оправдаться перед Ним. Кладбище. Это хуже, не люблю темноту. ************************** В морге было холодно и скучно. Марта попыталась разговорить своих соседей - седого старичка и бабульку с волосами, крашенными синькой, но они не отвечали. Видимо, думают о чем-то своем. Дети, внуки, пенсия - о чем они еще могут думать. Хорошо, что у меня нет ни того, ни другого, ни третьего - голова будет свободнее, - хмыкнула Марта и отвернулась к стене. Но там тоже не было ничего интересного - стена как стена, только железная и холодная. Ну никакой заботы о человеке! Можно было поднапрячься и поместить людей в приличное помещение. Они наивно полагают, что мы ничего не чувствуем. Какая чушь! Хоть бы подушку с одеялом оставили! Нет, надо поскорее линять отсюда, а то так и до простуды недалеко. Так, вот сейчас окроется дверь, и они крикнут: Марта, на выход!. Да, так и будет. Дверь действительно открылась, но вместо вежливого приглашения выйти наружу Марта услышала шарканье и кряхтение старушки-уборщицы. Наконец пришли и за Мартой. Принесли одежду. Неужели! Хоть холодно не будет. Эй, я сама способна натянуть на себя свое платье! Убери руки!. Но они не слышали ее. *************************** Насколько я знаю, сейчас должен появиться Его посланник. Что-то он запаздывает! Так, надо воспользоваться передышкой и продумать свою пламенную речь. Последний случай выговориться. Итак, аргументы: во-первых, я не выношу перепада температур, вечная весна рая для моего здоровья гораздо педпочтительнее пекла ада. Во-вторых, я никогда не состояла в партии - надо же это учитывать! Нет, слабовато. А если Он спросит, почему я прыгнула? Ну, вариантов много. Можно сказать, что я оступилась (трава была скользкая после дождя), что хотела только посмотреть вниз, а потом не знаю, что на меня нашло (пусть гадает сам). Или пойти напрямик и сказать, что решила проверить Его могущество. Нет, не стоит, разозлится еще... Ладно, сориентируюсь на месте, не впервой. Где же этот посланник? Что-то он не торопиться спасать заблудшую душу. Планируешь разговор?, - услышала Марта молодой задорный голос откуда-то сверху. Прямо над ней, скрестив руки, висел блондинчик в ночной сорочке и иронично улыбался. Вот еще!, - парировала Марта. - Просто жду кое-кого. Уж не меня ли? - блондинчик сделал загадочное лицо. Да нет, тот постарше должен быть. Ладно, хватит болтать, тебя ждут великие дела. Пошли. А, так это ты? А где тот, прежний?. Старика повысили, он теперь высокими гостями занимается. А я вместо него. Все вопросы по дороге, времени нет. Но Марта уже начала закипать злостью. Это что же такое, я, значит, уже не высокий гость, а так, завсегдатай?! Хватит кипеть, пошли, по дороге расскажу все. Тут такое творилось! - блондинчик театрально закатил глаза. Шли они, как ни странно, молча. Марта не выдержала первой. -- Тебя хоть как зовут-то? -- Ну не все ли тебе равно? Допустим, Игорь. -- Слушай, я тут подумала... -- Знаю я, о чем ты подумала. Не стоит, он не любит таких выпадов. Лучше с ним по-хорошему, он сегодня не в духе. -- Что же мне теперь, под его дух подстраиваться, что ли? - проворчала Марта. - Я тоже иногда не в настроении бываю, ну и что? Спросил он меня когда-нибудь, а хочу ли я того, что он со мной делает? -- Слушай, не кипятись, нервные клетки тебе еще понадобятся. Тем более, что мы уже почти пришли. *************************** Его резиденция выглядела так же, как и всегда, только краска на воротах местами облупилась. Что, на косметический ремонт народу не хватило? - еще не остыв, с сарказмом подумала Марта. Да нет, каждый год делаем, но его склонность к дождям портит всю картину - Игорь открыто улыбнулся. - Ну все, покидаю я тебя, дальше сама, ты уже большая девочка. Дорогу помнишь? Найду как-нибудь. А ты уверен, что... Тут ворота зазвенели, и Игорь испарился, успев лишь помахать ей рукой на прощанье. Марта силилась вспомнить дорогу. Так, по-моему, сюда, а теперь вот по этому коридору направо. Нет, этой двери здесь не было..., а-а-а, ее перекрасили. Так, теперь еще раз направо и я у цели. Надо отдышаться. Обитая дерматином дверь распахнулась, и Марта уверенной поступью прошла внутрь. Она ожидала увидеть Самого, но ее надежды не оправдались - помещение было до отказа набито людьми, среди которых не было ЕГО. Старые и молодые, красивые и уродливые, богатые и бедные - все сидели вдоль стен и ждали своей очереди. Коммунисты бы сейчас заплакали от радости, прямо социалистический рай какой-то, все равны друг другу, одно на всех время ожидания перед дверью, одно на всех волнение, один на всех приговор - Марта зажмурилась. Ее память и воображение рисовали совсем не такие картины. Да-а-а, раньше здесь все было иначе. Тебя встречали, провожали до двери, представляли, давали полную комсомольскую характеристику. Можно было договориться с провожающим старичком, рассказать ему всю правду про себя и с чистой душой отправиться назад в жизнь, имея за плечами прощение и благословение Самого. Теперь все иначе... В размышлениях Марта и не заметила, как подошла ее очередь. Стоящая перед ней бабулька с повязанным на голове платочком мышкой проскользнула за тяжелую дубовую дверь минут десять тому назад и уже вот-вот должна была выйти. Такие обычно долго не задерживаются, - подумала Марта. - Им-то что за грехи, и так до восьмидесяти лет все искупить успели И правда, дубовая дверь со скрипом распахнулась, и на пороге, пятясь задом, обтянутым в ситцевое цветочное платье, возникла старушка. СПАСИБО, СПАСИБО, - бормотала она на непонятном языке. Из селектора секретаря раздался оглушительный старческий бас: СЛЕДУЮЩИЙ!. Проходите, пожалуйста - вежливо прошамкали глаза секретарь. Марта шагнула к двери. За двереподобным дубовым же столом, утопая в огромном кожаном кресле, полулежал хозяин кабинета и мира. А-А-А, ЭТО СНОВА ТЫ? - сказал он. Марта в недоумении уставилась на него. Что-что? - переспросила она. НЕ ПОНИМАЕТ. ЧТО ПРИШЛА, ГОВОРЮ Это какой-то бред, ущипните меня! - подумала Марта. ВСЕ, ХВАТИТ! УВЕДИТЕ ЕЕ. СЛЕДУЮЩИЙ! Он меня не понимает. Он говорит на другом языке! - только и успела подумать Марта, прежде, чем погрузиться в холодный и негостепреимный мрак... 17 сентября 2000г. Макаронное счастье Всё было замечательно. Цветы, ночные кафе, прогулки по заброшенному парку. Три месяца удовольствий и одна ночь любви. А потом всё кончилось. Карина тряхнула огненной лавой волос и отогнала воспоминания прочь. Скоро вернется муж с работы, надо готовить обед. Руки занялись привычным делом. А мысли вновь уплыли в безоблачное прошлое... Вот они смотрят фотографии. Алекс на работе. Алекс с родителями на пикнике. Алекс в командировке. Алекс дома, спит, свернувшись клубочком. Алекс, Алекс, Алекс... Вообще-то его звали Алексеем, но они не любили это имя. Он всегда был для нее Алексом, ее Алексом. Карина помнит их первую встречу. Открыла утром почтовый ящик, а там письмо. Адрес ее, а фамилия чужая. Она собралась отнести письмо в районное почтовое отделение, ведь перепутали же. Одела курточку, зашнуровала вечно развязывающийся левый ботиночек и, перепрыгивая через ступеньки, помчалась вниз по лестнице. Как в плохой рекламе - наткнулась на кого-то, чуть не упала. Сильные руки подхватили ее и аккуратно поставили на пол. Карина подняла глаза. Светлые волосы и голубые глаза моментально свели с ума. Горшок с геранью, который нес в руках молодой обладатель пшенично-небесного богатства, упал и разбился. Карина подняла цветок и потянула голубоглазого за руку вверх по лестнице. Куда мы?. Спасать твою герань. Письмо, найденное в ящике, предназначалось ему, Алексею, Алексу. Он только пару дней назад переехал в этот дом и уже успел подать на новый адрес объявление в газету, в рубрику Знакомства. Зачем?! - удивилась Карина. Алекс только пожал плечами: У меня не было тебя. У меня тоже не было меня, - улыбнулась она, разбрасывая по комнате клочки разорванного письма... И началась весна. Представляете, в середине октября вдруг началась весна! Без подснежников, капели и верб, но это был самый настоящий май. Май, когда становится все равно, сколько градусов за окном; май, когда ты перестаешь думать обо всем, и во всем теле остается только одна мысль - Он. Май, когда кажется, что твоя душа слагает стихи лучше признанных поэтов. Когда твои движения - вальс. Когда кажется, что все песни и романы о любви написаны вами и для вас. Когда желтые листья вспыхивают новыми красками. Когда... И жили они долго и счастливо и умерли в один день! - торжественно закончила Карина и захлопнула детскую книжку, потому что руки Алекса уже не оставляли пути к отступлению; они не обнимали, нет, они вливались в ее тело, становясь частичкой ее организма... ...А он сказал, что оставит меня без зарплаты, представляешь?! А я ему говорю: Вы не имеете права, Вы не посмеете, а то я сделаю так, что Вас самого уволят!, а он мне отвеча..., - Алекс знал тысячу способов как заставить замолчать этот фонтан красноречия... Алекс, ты меня любишь? Да Правда-правда? Да... Честно-честно? Да! Да? ДААА!!! Карин, тебе было хорошо со мной? Да... Всё хорошо, правда? Конечно... Ты... ...... А потом ей надо было уехать. Ненадолго. Алекс стоял на перроне и смотрел. Карина вспомнила старые советские фильмы, ждала, что любимый побежит за ней, остановит поезд, обнимет её и запретит уезжать! Она прижалась носом к окошку и скорчила ему рожицу. Нос расплющился, и со стороны перрона это должно было смотреться смешно. А Алекс не смеялся. Он стоял и смотрел на Карину. Поезд тронулся. Алекс стоял... Когда вокзал скрылся из виду и поползли грязные загородные станции, Карина вжалась в угол, подтянула коленки к подбородку, обняла их руками и заплакала. Хотелось легких, просветленных слез, но на подушку капали какие-то серые, тяжелые капли... Она писала ему письма. Писала, что ей тяжело без него, что она считает минуты до возвращения и зачеркивает дни на календаре. Ответа не было. Видно, письма снова попали в чужой ящик... Потом он ответил. Карина носилась весь день как ненормальная, прижимая ко лбу его письмо. Нераспечатанное. Какая разница, что там внутри, пусть она обманется еще раз, пусть продлятся минуты счастья от полученного письма! Она знала, что там. Там был Алексей. Не Алекс, нет - А-лек-сей... Голова раскалывалась на части. Нестерпимо хотелось пить. Карина открыла аптечку и нашла таблетку от головной боли. Подумала и взяла еще таблетку успокоительного. Надо прийти в себя. Быть сильной и жесткой. Пусть никто и никогда не узнает, что творится у нее внутри. Пусть никто и никогда... Слезы душили. Я поняла, что ты потерял меня и себя... Я знала это уже тогда, когда ты чертил пальцем Я тебя люблю! на пыльном стекле привокзального кафе. Я знала это, когда прижимала нос к стеклу, хотела лишь вызвать у тебя теплую улыбку и увезти ее с собой - помнишь, я боюсь холодов. Я хотела греться от нее и греть тебя через нее... Я хотела... Ты виноват? Нет... Я виновата? Тоже нет... Мы виноваты? Да... Медсестра в белом халате следила за приборами и капельницами.: Передачи запрещены! Карина, миленькая, меня уволить могут! Карина, Кари...тьфу, ну что за ребенок! Успокойся и не плачь, тебе вредно. Ну я постараюсь передать, хорошо. Постараюсь, сказала! Адрес давай... Карина вытерла руки и посмотрела на результаты своих усилий. Все как обычно. Макароны-ракушки, овощной салат... Салфетки потом положу. Николай придет через четыре часа, макароны пока можно завернуть в теплый плед, чтобы не остыли. Так учила бабушка. Николай любит макароны, а Карине просто не хочется готовить ничего другого. Это повторяется каждый день - макароны на столе. Ей хотелось готовить Алексу и для Алекса, сделать на обед что-нибудь этакое, чтобы он съел все и попросил добавки. А Николаю всегда хватало макарон... После весны началась осень. Долгая, затяжная, с дождями и туманами, с неудачными попытками осмыслить... О, вопль женщин всех времен: Мой милый, что тебе я сделала?!. Если бы она умела писать стихи, то из-под ее пера вышли бы именно эти строки. Неважно, что до нее это написала Цветаева, она, Карина, написала бы так же... Прошла зима, весна, лето, а осень все не кончалась. Три года не кончалась осень. За это время Карина успела выйти замуж. И сейчас ждет мужа с работы. Он у нее хороший. У него всегда лето. У Карины осень, а у него лето. И от его лета каринина осень становится чуть-чуть летней. Но это чуть-чуть почти незаметно. Долгое время Николай мечтал о сыне, но Карина не хотела детей. Слишком свежи были воспоминания об Алексе, он так хотел сына... Долгими осенними вечерами Карина мечтала. Мечты повторялись из вечера в вечер, из года в год. Она мечтала, что раздастся звонок. Она подойдет к двери, не посмотрит в глазок - она и так знает, что за дверью Алекс. Она постоит, прижавшись к стене, потом решительно откроет дверь и посмотрит ему в глаза. Он улыбнется, и рухнут все преграды, он обнимет ее - и снова наступит весна. О том, что будет дальше, Карина не мечтала, она растянула бы тот момент на всю их с Алексом жизнь. Николай? Не буду думать об этом сегодня, подумаю об этом завтра, как говорила одна небезызвестная особа. Надо бы сходить в магазин, купить хлеб к обеду. Карина натянула легкую курточку, затянула волосы в узел. Сделала шаг к двери. И остановилась. Ей вдруг показалось, что если она сейчас откроет дверь, то... Что то - Карина сказать не могла. Потому она просто отбросила эти глупости и отжала собачку замка. На пороге стоял Алекс. Я... Привет. Проходи Ка, я так больше не могу! Я мучаю и себя и тебя, Карин! Я не хочу помнить эти годы, я не хочу думать о том, как и где ты... Ботинки можешь не снимать Ботинки? А, да... Карина... Прости меня Всё верно. Я знала... Знала что? Ка, я виноват, я знаю... Но я сделал так ради тебя, пойми! Я знаю. Я знаю, зачем ты пришел. Отпусти меня, Карина... Я счастлив, мне хорошо, я не могу думать о тебе! Понимаешь... Понимаю. Алёш, не плачь. Давай, вставай, на коленях неудобно. Пол холодный. Я бы пригласила тебя пообедать с нами, но, думаю, ты торопишься. Поезд отходит через час, ты как раз успеешь. Пару остановок на метро... Карина встала на цыпочки и прикоснулась носом к щеке Алексея. Не глупи, Алёш, все прошло. У меня счастливая семья, у тебя, надеюсь, тоже. Забыли? Вот тебе мой телефон - ты всегда можешь позвонить. Мир? Мир...Ка, ты...ты... ты самое невероятное в моей жизни! Я знаю - Карина улыбнулась и открыла дверь... Слезы лились сами. Карина вытирала их тыльной стороной ладони, но они все равно текли. Сил встать с пола и умыться не было. Поэтому Карина сидела на холодном паркете и плакала. Вернее, оплакивала. Она оплакивала осень, потому что на смену ей пришло лето. Не весна - весны уже не будет никогда, - а именно лето. Пусть будет жарко, пусть будут летние слепые дожди, пусть будет песок на пляже, пусть... Глаза Карины скользнули по часам. До возвращения Николая оставалось полтора часа. Она встала, взяла кастрюльку с обедом и вышла на улицу. -- Ах, вы мои хорошие... Проголодались, да? Ну вот вам, ешьте, ешьте... -- Девушка, простите, а собак можно макаронами кормить? А то мой Гектор тоже рвется, а я боюсь, вдруг нельзя? Звонок раздался ровно в шесть вечера. Муж никогда не задерживался... Карина поспешила открыть дверь. Новое платье было слегка маловато, но оно так шло ей... Любимый цвет мужа - небесный. -- Каришка, ты...такая красивая! У нас праздник? Я опять что-то забыл, да? Каришка, я правда... -- Тссс... Не говори ничего... Лучше поцелуй меня... Мой руки и идем обедать! -- Мой Бог! Что это?! Карина, ты... -- Знакомься - это мой фирменный салат с орехами. А в духовке - рыбный сюрприз, тебе понравится, я уверена! Я просто подумала, что тебе надоели макароны... Ей нравилось смотреть, как он ест... Он ел с таким удовольствием, облизывая пальцы, лукаво глядя на Карину. И почему я раньше не замечала этого?! Карина подошла к мужу, села перед ним на пол, обняла его колени и посмотрела ему в глаза. -- Как ты думаешь, на кого будет похож наш сын? -- Карина, зачем ты снова об этом? - Николай отложил вилку. - Ты же не хочешь... -- Я спрашиваю, на кого будет похож наш сын? -- Каришка... Милая моя... Ты сегодня... какая-то волшебная! Муж подхватил ее на руки и принялся кружить по комнате. Карина обвила его шею руками и хохотала: - Сумасшедший! Ты сумасшедший! Но я тебя люблю!!! Слышишь?! Март 2002г. Ona Я плакала... Я просто лежала и плакала... навзрыд... взахлеб... Спряталась с головой под одеяло и плакала, плакала, плакала... Лились бесцветные змейки... Я плакала... Я плакала, даже не слыша, что он позвал меня...только один раз... Я плакала... Замерз кончик носа... Я плакала... Дрожала левая рука, прижимающая одеяло к подушке над моей головой... Я плакала. Просто плакала. Где-то в районе груди рос снежный ком. Сперва это был просто плотный инородный шарик. Потом он стал расти. Быстро. Больно. Гладко. Давил на диафрагму. Грозил разорвать тонкую нежную паренхиму. Не найдя выхода, стал подниматься выше. К гландам. Щекотал корень языка. Вырывал зубы своим упругим натиском. Наконец. Вырвался наружу. Криком. Воем. Нечеловеческим плачем. Рёвом. Потоком слез и обвинений. Горечи и желчи. Яда. А все было просто - у него появилась Другая. Теперь Ее имя шептал он ночами. Теперь Ей, а не мне слагались все красивые строки...Слагались гладко - мне он так не писал. Ею он жил теперь. Ею дышал. Ею ел. Ею пил. Ею спал. Ею просыпался и засыпал снова, чтобы увидеть Ее во сне. Ею дрожал. Легкие судороги, пробегающие по его телу, принадлежали теперь Ей. Я оказалась не нужна. Меня просто не было для него. Но я была. Я все видела. Я все понимала. Я рвалась на осколки от бессилия. У Нее красивое имя. Почти как из сказки. Почти. Ее зовут Любовь. Красивое имя, правда? Не важно, что под ним...Красивое имя. Не важно, что пустое... Красивое. Не имеет значения, что у Нее нет Ее... Просто красивое. Как и Она сама. Внешне. Внутри нет. Уж я-то знаю, поверьте. Внутри Она уродливая... Нет, не уродливая. Просто никакая. Да, никакая. Как мои слезы. Нет. Слезы - горькие. А Она - никакая. У Нее нет даже безвкусия. Просто никакая. Когда-то он считал, что у меня тоже красивое имя. Он и теперь так считает. Просто не говорит. Уж я-то знаю. Не говорит. Гордый. Нет. Не гордый. Наивный. Да, наивный. Как все. Как все люди. Как все живое. Я не такая. Я знаю. Я все знаю. Когда я появилась - вас еще не было. Не вас. Не только вас. Ничего не было. Я была первая. Но это секрет. Он не должен знать. Он думает, что Она главнее. Пусть. Она тоже так думает. Пусть. Я иногда тоже так думаю. Пусть. Все равно, я первая. И Она это знает. Точно. Потому и боится. Да, боится. Дрожит. Как я сейчас. А почему я дрожу? Просто так. Завтра. Он узнает обо всем завтра. Когда Она уйдет. Он будет плакать. Лежать, как я, и плакать. Навзрыд. Взахлеб. До икоты. Она не придет. Хотя нет, придет. Но Она будет уже другой. Она никогда не приходит такая же. Не то, что я. Я - всегда я. И никто другой. И ничто другое. Да, завтра. И тогда он снова призовет меня. И тогда он поймет. Поймет все. Поймет, что Она - ветер, а я буря. Поймет, что она смертна. Поймет, что только я есть. И все. Я и он. Я и город. Я и мир. Я и Вселенная. И все. Больше ничего. Никого. Даже Ее. Нет. Кстати, я не представилась. Хотя в этом нет нужды. Вы меня знаете. Просто притворяетесь, что я вам незнакома. Вам противно со мной разговаривать. Вы думаете, что вам противно. На самом деле - вам интересно. Я желаннее, чем Она. Я постояннее, чем Она. Я умнее, чем Она. Да. Я умнее Нее. Пусть я плохо вижу - я умнее. Я умнее. Разрешите представиться - ревность. Лети в мой сад... Размеренно текла река его расписанной по мгновениям жизни. За тридцать с небольшим зим и лет его существования в социуме, а именно так он воспринимал все окружающее - как социум, скопление людей и порядков - не было ни йоты отступления от намеченного и, как ему всегда верилось, предначертанного свыше задолго до его рождения, расписания. Но, видимо, небесная канцелярия где-то допустила грубую ошибку. В его упорядоченный, но неживой космос... ...Объявленный с вечера прогноз погоды на следующее утро не состоялся. Он выглянул в окно и вместо обещанного весеннего луча, грозящего согреть весь мир, увидел, а точнее, почувствовал совсем иное - шел дождь, и на кончик его мещанского покатого носа упала крупная мутная капля. Он вздрогнул. Какое-то давно забытое чувство вдруг засвербило в мизинце левой ноги и пыталось подняться выше. Он прислушался. Как раз в этот момент за дверью послышался шум...плакал ребенок. Чувство принялось расти. Оно уже дошло до коленной чашечки и грозило подняться выше. Ребенок успокоился. Чувство замерло. ...Он подошел к умывальнику и собрался пустить струю теплой воды. Знакомые движения принесли некоторое облегчение. Опора - рука - вентиль крана - и...угрюмо забурчав, на его подставленные руки опустилась холодная капля. Горячей воды не было. Чувство уже перешагивало через поясницу... ...Стук. Настойчивый. Неумолимый. Кто. Посмел. Нарушить. Покой. Он никогда не открывал дверь по стуку. В этом было что-то унизительное. Бежать к неизвестности, которая, он в этом не сомневался, никогда не несет положительного заряда. Открывать дверь, как верный пес, примчавшийся по первому зову. Так говорил он. На самом же деле...ему просто некому было открывать дверь. За долгие годы своего одинокого существования он успел отвыкнуть от стука в дверь. И теперь...Стук не прекращался. Напротив, становился все громче. Ему казалось, что стук заполнил все его существо. Влился через уши и немедленно принялся отвоевывать каждую клеточку его молодого сильного организма. Организм был парализован этим невероятным бесцеремонным вмешательством. Чувство ожило... Он медленно - каждый шаг давался ему с трудом - подошел к двери. Оттянул язычок замка. Отступил назад. Стук прекратился. А может, его и не было совсем? Был. Рука потянулась к дверной ручке. Медленно оттянула ее на себя, словно боясь встретить в открывающемся проеме вселенский ужас... Ужаса не было. За дверью стояла она. *** Но был вопрос - немой вопрос - смогу ли я иначе? *** Она не признавала догм. Хаос - вот ее второе имя. Ни на долю скоротечного мгновения не могла представить она, чем будет занята уже в следующую долю того же мгновения. Она сама не знала, зачем стучала в дверь. Выйдя из лифта, она сразу же поняла, что попала не на тот этаж, но продолжала неумолимо приближаться к единственной на этаже двери. Зачем? Она пожала плечами. Какая разница. Стук. Никто не открывал ей, но она знала, что он стоит там. Он решает. Впервые в жизни. Пусть. Из открывающегося дверного проема на нее пахнуло вечностью. Он не посторонился, не пропустил ее вперед. Да она и не пыталась войти. Просто стояла. Смотрела. Причесан. Выбрит. Одет. Ни тени испуга. Ни тени недовольства. Ни тени. Она продолжала изучать его. *** Он видел краешек кричащего алого платья. Непослушный взлохмаченный локон. Высокий каблук лакированных туфель со следами пройденных луж. Зеленую ручку сумочки, свисавшую прямо под ноги. Чувство уже дошло до ключицы... ...Она стояла так неподвижно, что показалась ему неживой. Чувство на мгновение замерло, но уже в следующую секунду пролилось с новой силой, забилось в ноздри, залило глаза, уши...он понимал, что тонет в нем, но не мог ничего сделать. Чувство дошло до мозга и окончательно оформилось. Это было давно забытое им ощущение удивления... ...Он попробовал это слово на вкус, беззвучно шевеля губами... *** Она закрыла дверь. Резко развернулась на тонких неустойчивых каблучках. Перенеслась к лифту. Нажала кнопку. Лифт был занят. Ждать? Съехала по перилам лестницы. Выбежала из подъезда. Наступила в лужу, оставленную недавно прекратившимся утренним дождем. Преследуемая весенним солнечным лучом, побежала по улице. Не останавливаясь, посмотрела наверх. *** Он стоял в оконном проеме, прижавшись лбом к мокрому стеклу, по которому еще сползали неуклюже капельки утренней непогоды. И ей снизу было уже не разобрать, вода ли это. Да и ни к чему. Она уже забыла. Впереди были другие импульсы. Он стоял и смотрел, как убегает мгновение. Впервые в жизни он видел его так близко. Оно постояло у его двери, дало ощутить себя, влиться в себя. А потом ушло. Ведь оно всего лишь мгновение. *** Но был вопрос - немой вопрос - смогу ли я как прежде? 29.08.2001г. Во времена времен Каменные ступени, выложенные умелыми руками рабов...Отесаны грубовато, зато какое величие придают! Император остался доволен. Вчерашнее представление прошло на славу. Красиво она пела, эта М. Сам Император бросил ей венок. А после увел к себе. Я, правда, некоторое время сопротивлялась, но лишь потому, что набивала цену. С Императором нельзя долго церемониться, опасно это. Она ушла. Туника развевалась на мартовском ветру... ...подобно пламени костра. Она не чувствовала огонь. Она не чувствовала жар. Она чувствовала лишь людские взгляды, липкой массой обволакивающие ее почти обнаженное тело. Те лохмотья, которые висели на ней, скорее открывали жадным взглядам то, что через каких-то полчаса было обречено стать горсткой пепла. Я не хотела свободы. Я хотела только одного - чтобы не было этих жадных взглядов. Чтобы в плотной людской массе стали различимы глаза. Которые бы благодарили. Которые бы верили. Ей подумалось, что последним ее желанием было бы, чтобы они продолжали... ...праздновать, но Император приказал оставить их наедине. М. Знала, конечно же, что последует за этим, но не помела отказаться. Да и кто бы посмел? Император не из тех людей, которые могут понять. И уж тем более не из тех, кто может ждать. Уж кому как не мне это знать. И я не стала перечить. М уходила за ним, но по ее глазам было видно, что она там надолго не задержится. Оглянувшись в последний раз на пиршественную залу, она увидела лишь осколок яркого... ...пламени, который уже лизал ее лохмотья, подбирался к ногам, внушая не ужас, а презрение. Презрение к огню, к палачу, к Королю, к глазам и рукам, которые шарили по телу в поисках неземного удовольствия. Его пальцы сжимали меня с неистовой силой, понимая, что ни одна клеточка моего тела не вздрогнет от наслаждения. Презрение к огню было лишь частью ее презрения к остальному миру, непонимающему, недоумевающему, у которого в мыслях только одно - смотреть, как огонь поглощает нежную кожу, как он чернит белые ноги, как поднимается выше и словно заправский любовник жарко и нежно завладевает ее грудью, вызывая стон не то радости, не то... боли она не чувствовала. Ей было противно. Император пытался смягчить пытку, но ей уже было все равно. Осознание того, что всё кончено - это осознание себя в мире. Кому знать это лучше, чем мне? Я понимаю, что всё потеряно. Голос больше не вернется - я не смогу петь, я способна теперь только рождать звуки, которые никому не будет дано услышать. Я чувствую, что огонь разложения пробирается в меня, разрывает изнутри на части, она заслужила, ей больно, но... Я открыла глаза. Всё тот же гостиничный номер. Слепит потолок. Провела рукой по глазам. На пальцах остался след от несмытой с вечера туши. Скосила глаза на часы - встать надо было еще минут 20 назад. На столе стояла бутылка вчерашних слез - розовый мартини. Стук в дверь. Надо идти. Сегодня у Него день рождения. М. будет петь. Я должна петь. Каменные ступени отдают прохладой и спокойствием. Сердце бьется в такт шагам. Рампа. Свет прожекторов. Огонь людских глаз. Я снова один на один. 12.01.02 г. Вопреки И почему все самое гадкое происходит со мной именно зимой?! Даже не просто зимой - я заметила точно: с начала января до середины февраля. Видимо, так было запрограммировано. Но всё равно - до чего же это гадко! В тот день все было как всегда. Температура воздуха в Самаре на сегодня 27 градусов ниже нуля. Это противное ниже. Впрочем, сказано же - зима. Снег и ветер, ветер и снег - вот и все, что составляет канву моего зимнего бытия. Причем и то и другое - ниже. Всё-таки гадкое словечко. Свой день я как обычно начала с лени. Слово такое нежное - ле-е-е-е-нь...Не отвлекаться. Как там в песне поётся? Был обычный какой-то там питерский вечер.... Точно. Был обычный снежный самарский день. Был. И нету. И хорошо, я даже рада. Теперь. Спустить ноги с кровати. Спустить, я сказала! Хотя бы одну. Достать мизинцем до пола. Холодно. Неправильно говоришь. Не холодно, а свежо. Так обычно в романах пишут. Что? Нет, романы - это совсем не то. Покалывает? Так и надо, так и задумано. Просыпайся! Надо: умыться, одеться, взять себя в руки, позавтракать, мысленно выругать его, еще раз умыться, пожалеть себя, позвонить ему...Так, стоп. Никаких позвонить. Телефон умер. Похороны вчера. Кто не успел - я не виновата. Однако... Загробная жизнь существует, кажется? Рука тянется к телефону. Верить или не верить? Дура, в загробную жизнь. Не верить. Убери руки! Его все равно нет дома. Зачем тебе знать, где он сейчас? Я тебе и так сказать могу, без кофею - у нее он. Действительно, что это я? Да кто он такой?! Вот еще - страдать. Выдумала тоже... Что делать будем, а? Учиться? С ума сошла или температуришь? Каникулы же. Отставить учебу. Гулять идем? Ну какой холод, там же всего лишь ниже.... Ладно, прости. Послушай, я тут не для того, чтобы бороться с тобой. Ты взрослая. Сама справишься. А не будут брать - отключим газ!. Пошли в кино? Какое утро - вечер уже на дворе! Положи трубку. Пожалуйста. Тс-с-с-с! Тихо! Без истерик мне тут! Ну и что - зазвенел?! Я сама подойду к телефону. Мама? Да. Да, я. Я в кино собираюсь. Я ни с кем не разговаривала. Да не знаю я, почему он был занят! Телефонистка с любовником болтала! Поздно вернусь. Ни с кем. Одна. Обедала, конечно. Уже даже поужинала...Ключи как всегда у соседей. Ложись спать, меня не жди. Кино говоришь? Макияж делать будем или так им всем и надо? Правильно, не будем. Нечего к себе маньяков-насильников привлекать, на твою натуральную синеву под глазами они клюнут только под угрозой расстрела. Оставляем. Холодно. Закрыто. Вот и сходила в кино. Слушай, неужели ты и правда собиралась в кино? Маме можно сказать все, что угодно. Кстати, да будет тебе известно - кинотеатр в другой стороне. Вторая остановка пролетает мимо. Каблучки по льду - цок-цок...Простите, я вас случайно толкнула . Сама корова! Кто в такой час по ночной набережной гуляет! Все плечо отдавила. Бежать, бежать. Дышим ровнее. Вдо-о-о-ох...Выдох. Вдо-о-о-ох... Выдох! Как он мог... Нет, КАК он мог - я знаю. Но почему? Я виновата? Чушь. Я самая лучшая. Кто не верит - пусть первый бросит в меня камень. Все равно пляж песчаный. И лед кругом. И снег. И камней нет. Так что я самая лучшая, однозначно. Сколько я уже пробежала? Не догнать. Мои мысли, мои скакуны.... Видишь, я прощаюсь. Отстаньте, дяденька, у меня прощание с душой длится. А от вас непоэтично воняет. Ушел. Обиделся. Холодно. Осознание себя пора заканчивать, а то так и замерзну. Утром рыбаками было обнаружено тело молодой девушки без следов телесного насилия. Факт изнасилования души не подтвержден. Подтвердим. Пора домой. Мама, ты еще не спишь? Как это, где я была? В кино. Полчетвертого? Ну, гуляла. Спросить или ... Мам, мне никто не звонил? Да нет, не ждала я никого...Просто думала, может, Президент соизволит позвонить, лично сказать, что мне стипендию подняли... Шучу я так. Спи. Пальцы замерзли. Пуговицы бунтуют. А ну, марш из петель, а то маму на помощь позову! И кто сказал, что все самое гадкое происходит со мной именно зимой?! 07.02.02 г. Зарисовка одного дня …Визг тормозов… Я остановилась. Огляделась. Машины. Кругом машины. Я перехожу дорогу с закрытыми глазами. Видела небо? Водитель что-то кричит мне в лицо, возвышаясь грозовой тучей над всем моим существом, готов вот-вот пролиться дождем укора и ужаса. Я его не слышу. Я смотрю на небо. И я его вижу. А эта грозовая туча все время видит только асфальт, серый потрескавшийся асфальт, освещенный в ночи двумя огненными глазами фар… Я иду домой. Уставшая, возвращаюсь домой с работы. Но я его вижу, вижу ночное небо и не вижу пешеходной бело-серой зебры. Что конечнее? Что бесконечнее? *** Утро пьянило. Воздух ворвался в распахнутое настежь окно и начал носиться по комнате как сумасшедший, опрокидывая на своем пути все ночные страхи, которые успели выстроиться стеклянными замками и висели в духоте утренней разобранной постели. В ванной комнате полилась шумным водопадом вода, на кухне пыхтел и отдувался чайник, а музыкальный центр в это время протяжно пел: "I don’t wanna live without you…". Все вокруг обещало, манило, прихорашивало. Мой сегодняшний макияж будет прост и молод, как сама весна: лицо цвета первого весеннего луча, румяна одолжил ранний рассвет, ресницы мне обведет чернотой земля в горшочке с чайной розой, а губы алым окрасит взошедшее солнце. Я готова к трудовым будням, готова выйти в свет королевой солнечных зайчиков, готова покорять, но не покоряться! *** - Доброе утро! - Доброе утро! - Доброе утро! Как я люблю доброе утро! Поздоровался пузатый воробей, промяукал свой привет бездомный котенок, царственно качнула почками верба, признав во мне родственную душу. Утро улыбалось мне, только мне одной! Мы были с ним одного цвета, запаха, настроения, чувства! Вагоны метро, трамваи, автомашины, электрички и поезда дальнего следования, международные аэрорейсы, межпланетные корабли и летающие тарелки – все движение замерло в ожидании моего выбора: на чем Она соизволит прокатиться сегодня? Я остановила свой выбор на неопознанном летающем объекте. При ближайшем рассмотрении он оказался обычным рейсовым автобусом, но какое это сегодня имело значение?! Есть только я и мои желания, все остальное растворилось в дымке вчерашнего дня, пахнувшего нафталином и серостью мыслей. *** - Талинка, солнышко, какая ты сегодня волшебная! Рассказывай, что случилось! Новая любовь, да? Ты прямо цветешь! Ирэнка, моя подруга. Такая взбалмошная – ужас! Каждый день пахнет по-новому. Ультрамодные очки сменяются контактными линзами – каждый раз разного цвета. Иногда я ее даже не узнаю – блондинка, брюнетка, жгуче-рыжая, зеленоватая – да какая угодно, лишь бы не такая, как вчера. То целомудренно затянута в макси (и попробуй к ней подступись – высокомерная скала!), то будоражит весь мужской состав своим декольте и юбчонкой на бедрах, которую впору назвать поясом. Не только внешне – она внутренне каждый раз новая. Порочная и почти святая, проницательная и глуповато-наивная, классическая и футуристическая – не важно. Другая. - Ирэнка, Ирэнка! Как я тебя люблю! Хоть ты и не понимаешь ничего, но я тебя люблю! - Так, признавайся, я его знаю? - Да ну тебя! – сегодня я могу улыбаться всему миру. *** - Виталина, зайди к Бобруйкину, он на тебя полюбоваться хочет! – любимая шутка Сережки с соседнего отдела. Иду к шефу. Каблучки по плитке стучат, отбивают сердечный ритм, все внимание только на меня, сегодня я имею на это право. Мой непосредственный начальник врос в кресло от молчаливого восторга, когда на пороге появилась я: - Вызывали, Сергей Алексеевич? - Приглашал, Виталина. Садитесь. Жалоба на Вас, Виточка, жалоба, да, представьте себе! Сам удивился. Некий товарищ Бессонов на Вас жалуется. Не признает она, говорит, моего авторитета, да. Что ж Виталина, не признаете авторитета? А глаза посмеиваются… Я широко улыбаюсь, мне вдруг становится так хорошо с этим толстым усатым мужчиной, что я просто не могу удержаться. - Сергей Алексеевич, ошибки надо не признавать, их надо смывать! А я только недавно умывалась! Так я пойду? - Эх, Виталина, ну хоть исправиться обещала бы, что ли! Иди, что с тебя взять. Новому любовнику – привет. Стоит женщине признать, что она женщина, как окружающие сразу же интересуются, как имя нового любовника. Вчера бы я огрызнулась, закрыла все двери и окна и, выключив радио на стене, стала бы терзать телефон служебными разговорами. Вчера, но не сегодня! Сегодня я для всех, сегодня все для меня. *** - Добрый день. Могу я услышать Виталину Георгиевну? - Можете. Даже "нужете"! Я слушаю. - Талинка, привет! Богатая будешь, чертовка, не узнал я тебя! Ну что, готова к поеданию всяких заморских деликатесов? А то у меня желудок без тебя есть отказывается! - Никитка, я сейчас в окно выпрыгну от голода! Выезжаю-вылетаю. Через 3 минуты 45 с половиной секунд буду у лифта, и горе тебе, если ты опоздаешь! Никита. Мой сослуживец, красавец-мужчина. Третий год шутливо пытается соблазнить меня, это уже перешло в добрый ритуал. Мы вместе обедаем, делимся новостями. Хотя с Ником невозможно обедать – всегда есть вероятность поперхнуться от смеха. Никитка умеет рассказывать, это его самое большое достоинство. Он рассказывает обычную историю так, что забывает о вилке, застывшей по дороге ко рту, о том, что он в ресторане, о людях вокруг. А я слушаю. Я умею слушать и слышать его и люблю это делать. А он любит рассказывать мне обо всем. - Талинка, представляешь, меня вчера с такой телочкой познакомили! - Ник! - А что "Ник"? Ее, между прочим, Джульеттой зовут. Такая сочная, ммм… Слюнки потекли, как ее увидел! Так бы ее и… - Никита, ты в общественном месте! - Да ну тебя, Талинка! У нее попа – во! И глаза голубые! И хвостом так смешно туда-сюда… - Хвостом?!?! - А что тебя удивляет? Я ж говорю – вчера у начальника фермы интервью брал! Он мне хозяйство свое показывал. Коровник. Эй, стоп, а ты о чем подумала?! Я уже ничего не могла сказать, только плечи вздрагивали в припадке безудержного смеха… *** - Девочки, айда с нами в клуб, там сегодня (хи-хи!) мужской стриптиз! Оленька, просыпайся, детка, совсем ты потеряла бдительность – уже даже на слово "стриптиз" не реагируешь с этим своим интервью. - Ирэнка, мужской стриптиз у тебя через сорок минут с работы вернется и устроит тебе стриптиз женский, причем весьма жестокий, если на столе не будет обеда! - Э-э-э-э…Вечно ты, Талинка, меня с мыслей о высоком сбиваешь… Ладно, я полетела домой в темпе бешеной черепахи. Всем чао! - Пока-пока, искусительница! - Олька, оторвись от бумаги, ты ее сейчас жевать начнешь! - Талин, я тебе когда-нибудь говорила, как я ненавижу нашу работу? Ой, да на тебе кофточка новая… Отменно сидит! - Закрывай работу, совсем с ума сошла… Я в этой кофточке уже полгода дефилирую! - А пошло оно все…! Поехали, я тебя до метро довезу. *** Я шла по переходу. Я люблю ходить по переходам метро. Чувствую себя королевой подземелья. Киоски – направо и налево. Бродячие музыканты. Цыганки с детьми хотят предсказать мне мое прошлое и рассказать о будущем. Им все известно, все. Юная цыганка с невероятно красивыми глазами берет меня за руку. Бормочет: - Ты не видишь… Ты смотришь, но не видишь…Вглядись, вглядись! Думаешь, ты думаешь о том, что ты счастлива. Нет, милая, ты не королева. Не покоя, а света желать надо, да? Ты же понимаешь меня, понимаешь. Вдохни синеву не… - Простите, женщина, она немного сумасшедшая. Идем, кому сказала! Исчезают. Странная она. Они все странные – молодые. Я иду дальше. Ветер в лицо – подъезжает поезд. Тринадцать минут в душном вагоне. Я оглядываюсь в поисках крепкой мужской спины. Я всегда так езжу. Выбираю в толпе спину покрепче и прислоняюсь к ней. Постепенно облокачиваюсь все сильнее, отодвигаю ноги дальше. И еду так – полулежа. Сегодня я нашла спину почти сразу – вот же он, стоит чуть правее меня, я вижу в темное стекло вагона его лицо. Оно мужественное, с квадратным подбородком. Короткая стрижка, трехдневная небритость, модная куртка. Такой выдержит… *** Тот, кто никогда не ездил в метро – не может оценить всей прелести ночного воздуха, когда выходишь из плотной людской массы на улицу. Я шагнула в воздух. Слова цыганки не шли из головы. Что такое небо? Небо – это воздушная масса. Я шагнула в воздух – я шагнула в небо. Или небо шагнуло в меня? Каждую секунду я вдыхаю небо, потом выдыхаю – тоже небо. Я ли – не королева?! Я делаю небо, только я делаю небо! Без меня оно было бы уже не то… Осознание собственной значимости открыло мне небо, у меня перехватило дыхание от этого открытия… Я шла и смотрела ввысь. Я смотрела на небо, я видела небо. Первый раз в жизни. *** Что бесконечнее? Что конечнее? Я его вижу, вижу ночное небо и не вижу пешеходной бело-серой зебры. Уставшая, возвращаюсь домой с работы. Я иду домой. Грозовая туча все время видит только асфальт, серый потрескавшийся асфальт, освещенный в ночи двумя огненными глазами фар… Я смотрю на небо. И я его вижу. Я не слышу протяжного гудка автомобиля. Лицо водителя перекосила гримаса ужаса, я слышу его беззвучный крик, грозовой тучей нависающий над всем моим существом, готовый вот-вот пролиться дождем укора и страха. Ты видел небо? Я перехожу дорогу с закрытыми глазами. Кругом машины. Машины. Я остановилась. Огляделась. …Визг тормозов… 7-9.06.2002г. 10 способов избавиться от... 10 способов избавиться от надоедливого кавалера Чтобы избавиться от надоедливого ухажера, надо сперва хорошенько его узнать. Особенное внимание рекомендуется обратить на его…хмм…слабые места. Что мужчина любит больше всего? Не кого, я спросила, а что. Свою машину. Особенно если она у него заграничная и новая. Итак, приступим. 1. Перво-наперво надо похвалить предмет его гордости. Машину, то есть. Делается это следующим образом. Элегантно, "от бедра" приближаемся к автомобилю, очень бережно поглаживаем его новенький блестящий капот и со слезами умиления произносим: "Какая чудесная машина…У моего деда, Царство ему небесное, была точно такая же…Жаль, что испортилась еще в 26-м году…" Лицо хозяина вытянулось? Значит, почва подготовлена. Начинаем сеять. 2. Отвлекайте его всю дорогу. Нажимайте разные кнопочки, постоянно делайте удивленные глаза и комментируйте происходящее. Ну, что-то вроде: "Ой, а вот тут месяц назад дяденьку трамваем переехало. Крови былоооо… Мы с девчонками смотреть бегали, ага!". Или: "Ты что, левша? Ой, у моей первой подруги отец тоже левшой был, все время налево смотрел. Ага! Плохо кончил только. Нет, не несчастный случай. Жена половником в глаз дала после очередного "левостороннего движения"…Кстати, на тебя был похож! Не, не отец. Половник". Занервничал? Хорошо! Можно вводить артиллерию. 3. Выходя из его новенького шевроле что есть дури хлопнуть дверью. Затем, глядя на перекошенное от ужаса лицо хозяина, со словами: "Ой, кажется, я не закрыла…" снова открыть дверцу и хлопнуть ею еще раз таким же манером. Если после этого ваш спутник не взревел как носорог во время брачного пира, то пора переходить ко второму акту – "В ресторане". Сейчас мы будем действовать старым проверенным способом. Кто сказал, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок? Явно же не мужчина, да? Я вам даже точнее скажу, это была женщина – коварная и хитрая, на чьей совести числилось немало отравленных мужей. Потому как если знаешь путь к сердцу мужчины, то уж точно сможешь найти и обратный путь. Хмм, о чем это я? Продолжаем. Итак, вы в ресторане, перед вами услужливый официант и толстенное меню. Кавалер предоставляет выбор вам, вскользь не забыв упомянуть о том, что он любит кровавый бифштекс и сухое красное. Ваши действия: 4. скорчив кислую мину и заметив между прочим, что с его возрастом и животиком пора подумать о духовной пище, заказать салат из зелени и бокал минеральной воды. Для него, разумеется. Себе можно выбрать половину предоставленного списка, заодно проверите платежеспособность рядом сидящего субъекта. А затем начать поглощать все принесенное с угрожающей скоростью, не забывая комментировать: "Ой, как вкусно! Ну какая же я буду толстая после такого ужина! Везет тебе, ты-то останешься стройным! Кстати, а на десерт я хочу кусочек тортика и мороженое с шоколадными стружками!" Если после такой сытной трапезы у него еще останется желание поговорить, то тут пора задуматься серьезно. Ибо в бой вступают запрещенные приемы. 5. Заметив его чудной аляповатый галстук, вы восклицаете со всей экспрессией, на которую способны: "Ой, какое чудо! Где ты такое достал?! Погоди, дай я угадаю! Наверное…Босс? Нет…Лоран? Нет…Большевичка!!! Я так и знала, наша мануфактура! Мамины запасы, волшебный бабушкин сундучок!" И сразу же, не давая ему опомниться, приступаем к остальным пунктам. 6. "А у тебя пальцы от природы короткие, или это болезнь какая?" 7. "Совсем твой папа без фантазии был! Это ж надо – сыну отчество "Сильвестрович" дать! Он бы тебя еще Модестом назвал! А кстати, как тебя зовут? Как?! Хмм, и откуда я такая догадливая…" 8. "Уверяю тебя, твоя мама не умеет готовить борщ! У нее не борщ, а каша капустная получается! И носки не умеет вязать! У нее всегда оба левые получаются! Откуда знаю? Так по тебе ж видно!" 9. "Ой, а откуда у тебя эта шишка над глазом, а? Боевое ранение? Ты на войне был? Или в детстве…с кровати упал…и вот последствия…видимые…Что? Ах, это бровь…Не признала сразу". 10. (Самое тяжелое средство, рекомендуется применять только в крайних случаях!) "А ты кто по гороскопу? Овен? Я так и знала…Похож…Внешне…Нет, не лохматостью (хотя смотря от какого слова "лохматость" образована). Выпуклостями…на лысине…в районе темени…рога, что ли?" При произнесении последней фразы внимательно следите за руками собеседника. Если они тянутся к вилке или ножу – лучше сразу кричать "Караул!". Если же он после ваших слов ведет себя как ни в чем не бывало, то… То тут у меня возникает один вопрос. Скажите, а что может милый, состоятельный, в меру галантный, щедрый, терпеливый, неразговорчивый, добродушный молодой человек из хорошей семьи найти в неуравновешенной, болтливой, нетактичной, не разбирающейся в моде и страдающей булимией особе женского пола?! Похоже, пора писать "10 способов удержать приглянувшегося кавалера". Поток (бес)сознания Знаешь, когда за окном начинает темнеть, я не зажигают свет. Я пытаюсь поймать последний лучик солнца, багряно-лилового, до которого, кажется, можно дотронуться, и кончики пальцев станут прохладными от этого прикосновения. Оно как осколок бордового мрамора с серо-синими прожилками. Оно закатывается ********* да любимый я хочу я хочу твоих рук гладящих мое тело твоих пальцев таких легких и настойчивых как крылья бабочки они везде одновременно и я не могу и не хочу остановить их скольжение я хочу твоих губ твоего дыхания как утренний бриз я вижу его цвет ясно-голубой цвет твоего настроения я хочу ********* так медленно, но так неотвратимо. Знаешь, почему я сижу в темноте? Я жду. Жду последнего луча. Я хочу поймать его. Оставить на память. Сделать в середине дырочку и носить его на шее, как амулет. Как оберег от зла, от мира, от ночи. От тебя. Нет, ты мне нужен, но я тебя боюсь. Боюсь того, что ********* твоего тела такого жаркого ждущего желанного я хочу согреть тебя своими ресницами выпить до дна твою усталость заглянуть в тебя и увидеть там себя такую же беззащитную трепещущую и ********* ты уйдешь. И боюсь того, что ты останешься. Потому, что ты заключаешь в себе все то, к чему я стремлюсь, и чего я никогда не достигну. Ты велик, как Вселенная и прост, как инфузория-туфелька. Ты ясен, как солнечный день, и загадочен, как Летучий Голландец. Ты весел, как вечное счастье, и грустен, как горькое горе. Я люблю тебя, как любят самое дорогое, как любят жизнь, солнце, воздух...Я боюсь тебя, как боятся толпы, неизвестности, полнолуния...Я мечтаю ********* ожидающую как и ты сам я хочу раствориться в огне твоих желаний утонуть в глубине твоих глаз похожих на материализованную бесконечность я хочу вознестись с тобой на вершину блаженства в заоблачные дали и упасть вниз чтобы захватило дух защемило сердце твое вздохом облегчения слезою радости удовлетворением желания крайней точкой внечеловеческого ********* о том, чтобы ты снизошел до меня и поднялся до меня. Я боюсь, что твоя мечта окажется несравнимо чище моей, а твои желания - несравнимо грязнее моих. Ты свет. И ты ночная мгла. Поэтому я каждый вечер не могу зажечь огни с наступлением сумерек. Потому что я жду последнего луча солнца, который уже не был бы светом радостного дня, но еще и не стал бы холодом темной ночи. Я хочу поймать тебя. Как будто бы с этим лучом ты станешь ближе и понятнее. Как будто он принесет мне вселенскую мудрость и станет для меня вечным вздохом ********* наслаждения. 2.11.2001г. Из записных книжек Мне отмщение и аз мастдай ________________ Разговор в автобусе. Два пьяных мужичка мило беседуют на экономико-политические темы. - Смотри, какие цены сейчас?! Это ж не цены! - Да, дорожает: - А яйца-то, яйца сколько стоят?! Я вот что думаю - как хорошо, что я вовремя умер! - Да, хорошо: ________________ - Мама, ну зачем ты так нервничаешь? - Почему бы мне не понервничать, если есть повод! ________________ - Потушите свет в комнате за углом! Мне косой луч в глаза светит! ________________ - Мама, а как правильно пишется - "трынвай" или "транвай"? ________________ Бабушка разговаривает по телефону: "Да, Софья Ароновна: Да потихонечку: Конечно, Софья Ароновна:". Через полчаса собеседница не выдерживает и тактично намекает: "Вообще-то, я Софья Залмановна:" ________________ Середина 80-х годов. Табличка на дверях Самарского отделения КГБ: "Стучать здесь". ________________ - Елизавета Исааковна, а Вы еврейка? - Конечно, детка. А Исаакиевский Собор тогда - синагога. ________________ Есть три национальности: армяне, евреи и не определившиеся. (Из разговора профессора со студентами) ________________ Я почувствовал платоническое желание с ней переспать. (Из исповеди одного юноши) ________________ Седина в бороду - пес в ребро. ________________ - Как его зовут, этого вашего профессора? - Его в честь Гоголя назвали, Михаилом Васильевичем. (Из разговоров двух студентов филфака) ________________ - Да что вы пристали?! Не помню я его фамилию! То ли Конев, то ли Лосев: Что-то там с рогами: (Реплика студента филфака) ________________ - : Были в русской литературе, конечно, и эпические поэмы, которые, впрочем, бесславно кончили Херасковым. (Из лекции преподавателя филфака) ________________ Хороший писатель - мертвый писатель. (Точнейшая реплика доктора филологических наук) ________________ - Была у меня студентка-дипломница: Да-да, помню ее, Анечкой звали. Она у меня так хорошо работала, так работала! У нее на втором курсе даже ребенок родился! (Из откровений преподавателя филфака) ________________ - А теперь мы поговорим о литературе третьей половины восемнадцатого века. (Из лекции преподавателя, к сожалению, ныне уже покойного) ________________ - Ну тут, конечно же, слезы и сопли потекли у него из глаз: (Из его же лекции) ________________ - Есть такое выражение, Кассиров: "Его походка напоминала дерево". Так вот она про вас, эта поговорка! (Замечание студенту сделала преподаватель по культуре речи) ________________ Бабушкина оговорка: "Не налей!!! И вообще, наглей мне чаю!" (Перевожу: "Не наглей!!! И вообще, налей мне чаю!") ________________ Женские имена: Дарматругия, Катерогия ________________ Cвоя конечность - владыка. (Загадка из сканворда) ________________ Шея выдала его с головой. (Дм.Савицкий. Лора) ________________ "В Ветхом Завете описывается семь дней становления иудейской религии" (Из лекции преподавателя по истории русской литературы. Спасибо Артуру +)) ________________ Однажды в метро я влетел во вдребезги беременную Асю. (Дм.Савицкий. Западный берег Коцита) ________________ Редакции очень приятно мечтательно прикрывать глаза, читая этот рассказ. (Анонс рассказа на одном из сайтов Рунета) ________________ А у Вас, голубчик, "мыльце" в пушку! (Интернетовский сленг) ________________ Герой быстро умер мучительной смертью. (Из школьных сочинений) ________________ "Нах! Все нах!!! Вы кто? Кто?! Вы тоже нах! Но попозже" (Крики в приемной начальника областного департамента по культуре) ________________ "Он такой клёвый! У него кости на уровне таза!" (Из восторженных рассказов подруги о своем новом бой-френде) ________________ Детские словечки. Вышла из душа. Славка (3,5 года) подбегает ко мне и спрашивает: "Масяня, ты купалась?" "Да", отвечаю. "Душа моя! С легким паром!", выдает братишка. ________________ Настоящее имя Нимфы Бел-Коль-Любомирской - Анна Александровна Козельская. (Поведал интернет-проект о поэтах серебряного века) ________________ Телефонный разговор с приболевшим другом: - Чем же ты занят, сидя дома? - Да вот, стихи пишу на злобу дня. - Ну-ка, любопытно: - "Однажды, в студеную зимнюю пору я из дому вышел:и не пришел!" viktory@mail333.com http://zhurnal.lib.ru/a/agadzhanowa_w_i/ http://vostochka.narod.ru Россия,Самара.