|
||||||||||||||||
| Елена Асланова | ||||||||||||||||
| СЫН ЛУЧШЕЙ ПОДРУГИ
- Вот, посмотри на это фото. Нам тут обеим по 16, обе тоненькие, голубоглазые, счастливые. Я, дура, радовалась, что замуж выхожу. А ты, дура, - что отличница круглая. Нас всегда принимали за сестрёнок - так мы были похожи друг на друга. Господи, в кого я превратилась..., - тяжело сказала Сируш. Она зашла поздравить Сатеник, с которой они дружили ещё с пелёнок, с пятилетием её дочки. - Брось, Сируш, ты очень даже неплохо выглядишь. - Но за сестёр нас сейчас никто не примет. Скорее за мать с дочкой. А я ведь тоже могла бы выглядеть сейчас, как ты, если бы не пришлось рожать в 17 лет. - Скажи спасибо, что живёшь сейчас как у бога за пазухой, имеешь здоровых красивых детей, богатого мужа и думаешь только о том, как могла бы выглядеть, если бы не ела так много. - А ты хотела бы быть на моём месте? Иметь богатого мужа и делить его постоянно. И не говори, что в этом я сама виновата. - Ты знаешь, ... хотела бы. И даже с противоположной тебе стороны. Чтобы был мужчина, денежный, со связями, чтобы в мгновение ока решались все твои проблемы. В глазах у Сируш загорелся непонятный для Сатеник интерес. - Ты поэтому бросила Юру? - Ты прекрасно знаешь почему я развелась с Юрой, - закричала Сатеник. Увлечённая научной карьерой красавица Сатеник вышла замуж почти в 30 лет. В 20- 22 не хотелось обременять себя семьёй, а потом оказалось что умная, и к тому же красивая жена не очень-то и нужна. Но нашёлся неженатый, хороший парень, скромный и бедный , но который полюбил по-настоящему и предложил руку и сердце, когда Сатеник казалось, что она навсегда осталась старой девой. Она вышла замуж без любви, просто потому что очень устала от одиночества, но с твёрдым желанием быть хорошей женой и иметь крепкую семью. Постоянные визиты неотёсанных деревенских родственников Юры, которые приезжали в их однокомнатную квартиру, не спрашивая, жили сколько хотели, причём за счёт принимающей стороны - превратили жизнь Сатеник в ад. Ну а когда, братья Юры привезли из деревни тяжело больную мать под тем предлогом, что та должна находиться под постоянным медицинским надзором - Сатеник забрала двухлетнюю дочку и ушла. Она избегала любых контактов с бывшим мужем, но когда после смерти матери, он позвонил и сказал, что уезжает, возможно, навсегда, она разрешила ему навестить дочь. С тех пор от Юры не было ни вестей, ни денег для дочери. -Ты это серьёзно, Сати? Ты готова пойти на связь за деньги? - с живым интересом спросила Сируш. - Я-то готова, но кому я нужна в свои 35, когда вокруг полно девчонок - грудастых и задастых и без комплексов. Я не умею и не хочу уметь показывать фокусы в постели, делать миньет и тому подобное. - Ну, все эти «художества» для довольно узкого контингента похотливых скотов, наподобие моего муженька. Основная масса ищет Женщину, Прекрасную Незнакомку, с которой можно было бы разделить вечную жажду романтических приключений, никогда неутоляемую мечту о горячем и всеочищающем огне, который светит, греет, но не обжигает и, разумеется, не сжигает. - Основная масса?! - Сатеник от души расхохоталась. - Может ты знаешь хотя бы одного такого? - Знаю. Он уже давно влюблён в тебя. И я давно ждала удобного случая поговорить с тобой об этом. - Кто это? - Мой сын. -Что?! - Сатеник резко поднялась с места, опрокинув стул. - Идиотская шутка!!! Корова! - Я не шучу. Я понимаю твою реакцию, но я должна сказать то, что хочу сказать. Мы - взрослые женщины, обе - несчастливые, обе - много повидавшие. Обойдёмся без театральных сцен и эффектов. Сируш тоже встала с места. Она говорила несвойственным для себя тихим голосом, в котором зазвенела такая сила, что Сатеник ничего не ответила и не сводя взгляда с побледневшего лица Сируш, подняла стул и села на него. - Мой сын, тот самый Серёжа, которого ты катала в коляске и кормила из соски - вырос. Через неделю ему будет 17. Он - единственный в своём окружении ещё мальчик. Месяц назад его друзья отвели к проститутке, его стошнило от одного её прикосновения и он сбежал. Я об этом узнала совершенно случайно, и он не знает, что я об этом знаю. И я не могу пустить всё на самотёк, принять роль стороннего наблюдателя. Его опять могут затащить и, возможно, его уже не вырвет. Против природы не попрёшь. Я хочу, чтобы его первой женщиной была ты. И научила красивой и чистой любви. Он с 14 лет влюблён в тебя и, возможно, именно твой образ защитил его тогда. - Мы все влюблялись в 14-16 лет в актёров, в преподавателей, президентов. Это ничего общего не имеет с реальным чувством. Это - прекрасно, что Серёжа сбежал от проститутки, и он обязательно сбежит от меня, если почувствует физический интерес с моей стороны. Ты напрасно вмешиваешься. Он сейчас на 1 курсе, ему - ещё очень рано. Он обязательно встретит хорошую девочку, с которой они будут дружить и вместе расти. - Повторяешь бредни наших мам? Кто с тобой дружил с 1 курса и вместе рос? Назови хотя бы одну девочку с твоего курса, такую же домашнюю, неиспорченную, с которой бы захотел дружить и вместе расти такой же хороший мальчик. Всех таких хороших мальчиков быстро хапали хищные «золушки» и уличные «красотки», оставляя за ненадобностью хорошим скромным девочкам хмырей вроде того, кто достался тебе в мужья. - Не надо, Сируш. Да, я не любила Юру, но он был мне законным мужем, и я не позволю никому плохо о нём говорить. И если бы не его мерзкие родственники, мы были бы сейчас вместе. Сатеник расплакалась. Сируш после тяжёлого молчания со вздохом произнесла: - Прости меня, Сати. Прости. Но ты сейчас одна. И одна тянешь дочь. Она пока маленькая и ей мало нужно. А завтра школа, книжки, занятия спортом или танцами, английским. А нужно купить новый телевизор - старый совсем не показывает, пылесос испортился. Тебе нужен компьютер - как всё успеть. Тебе ведь очень нужен компьютер, правда. Будет компьютер - будут заказы, будут ученики. Ты знаешь, я завтра же куплю тебе последний Pentium с периферией, оплачу Интернет, разумеется , с твоего разрешения. А захочешь отплатить добром за добро, или нет - твоё дело. Я сейчас уйду, а ты подумай. И не осуждай меня. Не забудь поцеловать Наирочку от моего имени. Скажи, что тётя Сируш её очень любит. Сируш ушла. Сатеник неподвижно сидела в одной и той же позе, пока не забарабанили во входную дверь. Это была Наира, дочка, вернувшаяся с детского сада, расположенного прямо во дворе. - А где тётя Сируш? - чуть не плача спросила девочка. Увидев новый пухлый пакет, она стремглав бросилась к нему и с радостным визгом вытащила бархатное платье. - А почему тётя Сируш меня не подождала? - счастье уже переливалось из её глазёнок, так было его много от красивого платья с сумочкой. - Она очень спешила. Просила поцеловать тебя и сказать, что очень тебя любит. - Я тоже очень люблю тётю Сируш. Если бы не она, я всё время ходила бы в старых вещах. Сатеник решительно подошла к телефону: - Здравствуйте. Это -я. Та работа, о которой Вы говорили вчера - перевод, набор текста, редактирование - ещё в силе? Да, я могу. У меня есть компьютер, и я начну сразу же, как получу аванс. Хорошо, я завтра же зайду и заберу материал. До завтра. Сатеник даже удивилась, насколько легко она приняла решение, о котором невозможно сказать вслух даже самой себе. Что же произошло с теми девочками-подружками со старой фотографии? Кому могло придти в голову, что одна из них через 18 лет попросит другую соблазнить её сына, а другая согласится. С Сируш всё понятно. Мальчика всё равно не удержишь возле маминой юбки, так хоть пусть станет мужчиной с той, от которой не будет никаких непредсказуемостей и проблем. Сатеник теперь пыталась понять себя. Да, ей очень нужен был компьютер, который купила ей Сируш, но всё-таки не настолько, чтобы перешагнуть через себя. Значит, в ней это сидело. Сидело это желание так глубоко, что она его и не замечала годами - долюбить именно за те годы ранней юности, когда со свойственным юности высокомерием отвергала и подавляла в себе желание любить и быть любимой. А отвергала и подавляла - потому что боялась. Боялась принять жизнь такой какая есть, а не не такой, какой рисовала себе в воображении, и рисовала так, как может рисовать Жизнь благополучная школьница в свои 14 - 16. Они обе ошиблись - те две девочки с фотографии в свои 17 лет. Одна - потому что поспешила войти в Жизнь, а другая - потому что опоздала. И сейчас, Сатеник, отодвинув в сторону все увещевания холодного рассудка, апеллирующего и к нормам морали и к её здравому смыслу, ухватилась за этот шанс вернуться назад, испить из родника юности, в который ещё не успела добавить Жизнь горечи и яду, а если даже и успела, то пока их вкуса не чувствуется. Они сидели перед её новеньким компьютером и занимались. Сатеник показывала как вычислять определители и умножать матрицы, Серёжа внимательно слушал. Он был талантливым юношей и очень красивым. Выше неё, Сатеник, ростом , широкоплечий, сказывались многолетние занятия спортом, - Сируш была прекрасной матерью и делала для своих детей всё. Талантливый, красивый, богатый, и такой неопытный - Сатеник была понятна тревога Сируш за сына, её желание оградить его от случайных и опасных связей. Но не благими ли намерениями вымощена дорога а ад? Сатеник чувствовала его напряжение рядом с ней, - он ещё с 14 лет как заворожённый смотрел на неё, писал тайком ей стихи, которые находила мать и уже тайком от него читала их Сатеник. Там, в своих стихах он называл её просто «моя Сати». И Сатеник нравилось это, и было очень грустно от того, что это всё происходит с ней сейчас, когда они с Серёжей разделены рекой времени. Что ж, реки иногда мелеют, и их можно перейти вброд. Как сейчас она и собирается сделать. Она положила руку ему на плечо: - Да, кстати, я тебя не поздравила с 17 - летием, - она поцеловала его в чистовыбритую щеку, с удовольствием вдохнув запах его дорогого одеколона. Он повернулся к ней и посмотрел широко раскрытыми чёрными глазами, в которых было робкое «ещё». Сатеник грустно отметила про себя, что такого взгляда больше у него не будет, ни для неё, ни для кого-либо ещё. - Ты стал очень красивым парнем, - погладила по щеке его она. - А знаешь, моего первого парня тоже звали Сергей. - А сколько тогда тебе было лет? - с интересом спросил Серёжа. - Мне было почти 22. Мы оба уже заканчивали институт. Но ничего серьёзного произойти не успело - я была круглой дурой, и очень боялась допустить слишком много. Всё время капризничала, и очень скоро он меня бросил. Он так и сказал, - «ты ещё не подросла для того, чтобы встречаться с парнем». Сатеник засмеялась. - Таких как ты можно ждать годами, - вдруг тихо сказал Серёжа. - А у тебя есть сейчас кто-нибудь? - Сатеник должна была задать этот вопрос. Серёжа посмотрел на неё долгим серьёзным взглядом. - Нет. Я очень люблю одну женщину, но я должен научиться зарабатывать деньги, чтобы сделать ей предложение. - Но так можно потерять очень много времени. Может имеет смысл открыться ей сейчас и подарить друг другу свою любовь. - А это честно? - Если это устраивает их обоих - то, да. Он вдруг схватил её руки и припал к ним лицом. -Сати, моя Сати, я тебя очень, очень люблю, - не поднимая лица прошептал он. У неё забилось сердце - и всё было забыто к этому моменту. И тошнотворная первая брачная ночь с нелюбимым и неумелым мужем, и трудные роды, и долгие одинокие бессонные ночи - весь этот страшный груз был сброшен, и она оказалась так свободна, какой могла бы быть в 17, 18, 19... , если бы ... Если бы умела тогда. Но чтобы суметь, пришлось идти так долго и так трудно - замкнутый круг. Она подняла его лицо и поцеловала в губы, сначала коротким, потом долгим страстным поцелуем. Она встала, ей хотелось целоваться стоя, чтобы чувствовать его всем телом. Тысячи маленьких мурашек вдруг строем прошли внутри всего её тела - от низа до верха, и закружили хороводом вокруг груди, заставляя резко выпрямить спину. Но был только один способ справиться с этой чертовской щекоткой - это бесжалостные мужские поцелуи ставших вдруг каменными сосков. Сатеник резким движением сняла топ, и лёгким толчком усадив Серёжу обратно на стул, приблизилась так, что его лицо оказалось на уровне её груди: - Целуй меня, Сергей, - прошептала она. Он обнял её за талию со всей силой юношеской страсти, обрушив на неё весь накопленный неизразходованный пыл, так, что она вскрикнула от восторга. Сатеник скользнула своим коленом по его бедру его от колена наверх, и почувствовала отвердевшую плоть. Всё - время пришло. Она быстро растегнула молнию на юбке и швырнула её прочь. Единственное теперь, что мешало ей остаться в котюме Евы - это маленький кружевной треугольник на бёдрах, выгодно подчёркивающий стройность фигуры. Серёжа резко побледнел, на его лбу выступил пот. Сатеник нежно провела рукой по его плечу: - Если ты не готов идти дальше, мы можем остановиться. - Я готов, готов. Просто ... я не уверен... - Я тебе помогу, - Сатеник начала расстёгивать его рубашку, осыпая поцелуями его шею и плечи, - ни о чём не думай. И ничего страшного, если не получится сейчас - получится в следующий. - Я сам, Сати, - тихо, но решительно сказал Сергей. - Ты только не смотри на меня. Сатеник молча отошла, отметив про себя его замечание, - что ж кавказского мужчину делает мужчиной не женщина. Она подошла к кровати, разобрала постель и села на неё, обхватив колени руками и уткнув в них голову, - раз он не хочет, чтобы она его видела, она его видеть не должна. Сатеник почувствовала его рядом, Сергей убрал волосы с её плеча и нежно поцеловал. - У тебя такие хрупкие плечи, ты вообще вся такая хрупкая и нежная. Она улыбнулась и легла на спину, увлекая его за собой. Она немного подождала, и видя, что он не знает, что делать, - провела своей рукой к низу его живота, дав нужную ориентацию. И всё получилось. Серёжа закричал, а потом заплакал. - Ты знаешь, Сати, а это - больно, - стараясь кашлем подавить рыдания сказал он. - В первый раз всегда больно. - Тебе тоже было больно в первый раз? Сатеник резко вздрогнула: - Мне этого узнать было не дано. Мой муж не сумел сделать это нормально, и я забеременела, оставаясь девственницей. Мне буквально у него на глазах, его врач специально позвала, прорвали девственную плеву при родах. - Господи, Сати, я всегда чувствовал, что ты так несчастна. Это так несправедливо! Ты - так красива, так женственна, так чиста, так интересна - это очень несправедливо, что ты - так несчастна. - Всё хорошо никогда не бывает. И если женщина красива и умна, то просто обязательно должна быть несчастна, - Сатеник весело засмеялась, и обняла его, - а я сейчас и красива, и умна и очень счастлива. Очень счастлива. - Ты любишь меня, Сати? - Да, - коротко ответила Сатеник, и твёрдым тоном продолжила. - И я хочу попросить тебя дать мне слово, что если кто-то из нас захочет уйти, другой отпустит его без упрёков, и тем более без угроз, шантажа и истерик. В этом основа любви. Основа любви - свобода. Как только человек чувствует, что его хотят привязать - любовь исчезает. - Ты так говоришь, как будто хочешь уйти прямо сейчас. - Нет, сейчас я уходить никуда не хочу. Но ты даёшь мне слово? - Да, Сати. А можно нам встретиться завтра? Сати рассмеялась. В её смехе Сергей уловил какую-то грустную иронию, и не понял, но почувствовал, что за за этим смехом, вызванным его такой простой и бесхитростной фразой, стоит что-то очень большое, - загадка, к которой он вернётся через годы, когда Жизнь решит, что пришло время и ему её разгадать. Сегодня, как и год назад, Сатеник отмечала 6-й день рождения Наиры. Вместе с Сируш пришёл и Серёжа. Он возмужал, ещё больше раздался в плечах, стал выше ростом. Для Сатеник же время как будто работало вспять. Она не только фигурой, но и лицом стала похожа на юную девушку, его ровесницу. С присущим только юности взглядом в глазах – гремучей смеси жизнелюбия, уверенности и неопытности. Она была абсолютно счастлива в этой зоне с как бы зависшим временем, как Золушка на балу у принца. Сатеник ни разу не оглянулась назад, не подумала, о том, что впереди. Для неё время как бы остановилось, несмотря на то, что время шло, как ему и полагается. И так же как Золушке пришлось убираться с бала у принца с 12-ым ударом часов, так и ей следовало помнить об этих ударах. Первый удар этих часов для Сатеник раздался звоном в ушах, когда она увидела Наиру на коленях у Серёжи. - Мы сейчас будем с тобой играть в волка и зайчика, - нежно целуя девочку в щёчки говорил Серёжа, - Я – волк, а ты – зайчик. И вот, волк поймал зайчика и съел его. Ам-ам-ам... Серёжа тряс девочку и шутливо кусал её платье, она восторженно смеялась, немного смущаясь от поцелуев. Всё было вполне невинно. Сатеник знала, что это так, растягивая губы в резиновой улыбке и еле удерживая себя от того, чтобы не заорать: «Хватит! Нельзя!», - и не отшвырнуть дочку с его колен. Да, пока всё невинно. А через 10 лет Наире будет 16, Сергею будет 28, а ей ... Впрочем у матерей-одиночек девочки становятся взрослыми намного быстрее. И всё замечают. Настроение у Сатеник было испорчено, она даже не поддерживала из вежливости разговор Сируш со своей матерью. И как раз в тот момент, кода Наира собиралась задуть свечки на торте, раздался звонок в дверь. Сатеник с раздражением открыла входную дверь, - единственным её желанием было остаться одной, - и остолбенела, увидев Юрия. - Здравствуй, Сати. Ты позволишь поздравить дочь с днём рождения? - сухо спросил он. -Здравствуй. Сатеник молча прошла в комнату. Юрий прошёл за ней, вызвав всеобщее оцепенение. - Папа, - вдруг закричала Наира и бросилась к нему. Первой избавилась от шока мать Сатеник. Она встала, одёрнула платье и сделала знак головой Сируш. Сируш встала и потянула за рукав побледневшего сына: - Пойдём. Давай шевелись, быстро. Наиру от отца было не оторвать. Они говорили, молчали, снова говорили. - Нарочка, а ведь у меня для тебя подарок. Вот, это кукла. И вот эта сумка. Наира с радостной улыбкой начала рвать коробку от куклы, не обратив никакого внимания на сумку. -Нарочка, открой сумку. Посмотри, что там. Наира с неохотой открыла сумку и ахнула: -Здесь доллары. Много долларов. - Отдай это маме. Это твои деньги, но, наверное, им следует находиться у мамы. Наира подбежала с сумкой к Сатеник, которая как будто потеряла дар речи. - Наира, доченька, а ты знаешь, что я тебя так назвал в честь твоей бабушки. - Мою бабушку зовут Софи. - Правильно. Одну твою бабушку зовут Софи, а другую, мою мать - звали Наира. Её сейчас нет в живых. Она умерла, когда тебе было 3 года. Юрий посмотрел на Сатеник: -Тебе мама о ней ничего не рассказывала? - Нет. О тебе мама тоже ничего не рассказывала. Сатеник резко встала с места и начала убирать со стола. Было уже поздно, когда Наира, наконец, заснула у Юрия на руках. - Может, поговорим? – Юра сел рядом с Сатеник и почему-то увеличил громкость телевизора. -Завтра. Уже поздно. Тебе пора. Завтра мы снова встретимся и поговорим. Правда, даже не представляю о чём. Сатеник встала, но Юра поймал её за руку и резким толчком усадил её рядом с собой. - О нашей дочке. Как ей живётся без отца. - Завтра. Завтра, - попыталась вырваться Сатеник, с ужасом прочтя по блеску в глазах о его намерении. Он опрокинул её на диван, сжав одной рукой кисти её рук и сдавив её колени одним своим коленом, другой рукой расстёгивая брюки. - Умоляю, Юра, не надо. Ребёнок может проснуться от шума. - Значит, надо постараться, чтобы ребёнок не проснулся, - прохрипел он, кусая её губы. Сатеник продолжала вырываться и в результате они оба свалились на пол. Она была снизу и ударилась головой об пол. Удар был лёгкий, но именно из-за него она на секунду расслабилась. В это же мгновение с неё были содраны трусики и в тело вонзилась безжалостным холодным и таким же быстрым стальным клинком чужая плоть, разделяя её тело попалам, с каждым толчком кромсая его всё больше и больше. Сатеник закричала от боли. Больно было везде - и внутри, и губам, которые пытались укусами закрыть, и рёбрам, которые казалось вот-вот лопнут от мёртвой, как у анаконды, хватки. Сатеник начала уже задыхаться, когда почувствовала внутри себя пульсирующую вязкую теплоту. Но освобождение пришло не скоро. Тело Юры продолжало сотрясать. Казалось, от его стараний приглушить свои стоны, он приходил в ещё большее исступление. И вот вроде бы он отпустил её, приподнявшись над ней на руках, как вдруг со звериным криком разорвал блузку на груди и впился ей в грудь, поставив засос прямо около сердца. Там, куда всегда любил её целовать. Он встал и, набросив на Сатеник свою рубашку, закурил сигарету. - Я готов ответить за то, что сделал. Можешь позвонить в милицию и заявить на меня. - Какая ещё милиция, кретин, - задыхаясь от плача, закричала Сатеник. - Ну тогда позвони своему любовнику и скажи, что бывший муж пришёл и взял то, что сейчас принадлежит ему, любовнику!!! Вот оно что. Сатеник начала кое-что понимать. - Значит ты это сделал специально? - Может быть. - Животное, - тихо произнесла Сатеник. Она прошла в ванную, стала греть воду. Струящаяся по ногам и начинающая засыхать сперма нервировала, раздражала и вызывала чувство брезгливости, подавляя другие чувства – ненависть, возмущение, обиду. Кроме того, кто знает, где и с кем шлялся Юра. Впрочем, Сатеник, зная характер Юры, успокаивала себя тем, что он за километр не подошёл бы к дочери не будучи абсолютно уверенным в своём здоровье. Она смотрела на пузыри, поднимаемые в воде кипятильником и жужжанием назойливой мухи в ушах раздавались почему-то слова Сергея, сказанные им Наире - «я –волк, а ты – зайчик...». Возможно, то, что произошло с ней сейчас – это 12-й удар часов, говорящий о том, что пора возвращаться в реальную жизнь, жить в своём возрасте, который может подарить свои радости. Например, родить сына, пока не поздно, единокровного брата своей дочери, и чтобы с детьми был рядом их отец, и не бояться оставить их рядом с ним. Она привела себя в порядок, чуть-чуть накрасилась, безошибочно выбрала тёмно-серый атласный пеньюар – и строго, и в то же время очень сексуально. И вышла к Юре. Он сидел на стуле у стола и курил. Она подошла к нему и положила руки ему на плечи. Он вздрогнул. Она села к нему на колени. В глазах у Юры была заметна влага и ресницы у него дрожали. - Тебе не надо было меня насиловать. Я бы с удовольствием, сама, занялась бы с тобою любовью. - Ты меня выгоняла. - Мне хотелось, чтобы меня уговорили. - Ты всегда меня отвергала. Отворачивала лицо, когда я хотел целовать тебя, морщилась во время нашей близости. - Я просто не умела. Я была синим чулком, старой девой, меня нужно было учить быть женщиной. - Ты хотела учиться, а я тебя бросил. Да? Ты бросила меня в самый тяжёлый для меня момент, потому что не любила меня. Разумеется, я бы отделил тебя с Наирой от больной матери. Но ты демонстративно ушла от меня. Ты не хотела со мной даже говорить. Даже о том, чтобы я пришёл к тебе и просто пообедал - не могло быть и речи. Моя мать хрипела в агонии, а ты потащила меня в суд – разводиться! И сидела как камень! Сладко или нет, но мы спали вместе, а ты даже не выразила мне соболезнования, когда моя мать умерла! -Потому что я устала от твоих проблемных родственников,- Сатеник крепко обняла его. -Бесконечное количество родственников с бесконечным количеством проблем. Они были везде - в туалете, перед телевизором, под кроватью, на кровати. Между нами! И говорить ты хотел только о них и их проблемах! Из горла Юрия вырвался протяжный стон, перешедший в сухие рыдания. Он прижал её к себе и сказал, уткнувшись ей в грудь: -Сати, если бы только знала, через что мне пришлось пройти! Даже не знаю, как я вообще выжил! Мне было так невыносимо, так тяжело. И больно, очень больно. Особенно там, на чужбине. Единственной ниточкой, которая не позволила мне опуститься в грязь – это была Наира. Нет, неправда! Не Наира. Ты. - Всё – позади. Сейчас ты здесь, рядом с нами. Я хотела, чтобы ты вернулся. И хочу, чтобы нас было четверо. Хочу ещё сына. Юра тяжело задышал: - Сати, ты не играешь мной? Я знаю, то, что я сделал – ужасно, и это не прощают. Но если ты хочешь наказать меня – выбери наказание, какое я заслужил. Не будь слишком жестока. - Я простила. И уже забыла. И не хочу, чтобы мне напоминали. Никогда. - Мы поженимся, Сати, да? Я куплю новое белое платье для тебя. И мы всё начнём сначала, с белого листа. Я люблю тебя, Сати. Ты у меня – единственная. - Ты – тоже единственный у меня. Первый и последний, - глядя ему в глаза спокойно сказала Сати, потому что говорила правду. Юрий поднёс её руки к своим губам и поцеловал их, и глухо спросил: - Сати, у тебя были мужчины после меня? Ты имела на это право. Но я должен знать об этом. - Ни одного мужчины, - со спокойной уверенностью ответила Сати, так, как говорят только правду. И это была правда. Не было ни одного мужчины. Был мальчик. Просто мальчик. *** ВИРТУАЛЬНАЯ ЛЮБОВЬ НА www.proza.ru : ИНАНА и БОРЕЙ inana -------------------------------------------------------------------------------- Я на это наткнулась случайно И с тех пор всё как будто больна А. Ахматова Инана наткнулась на его ник случайно. Собираясь написать рецензию на непонравившееся произведение, она вдруг взглядом зацепила его рецензию и её поразило полное сходство их мыслей. Это было именно то, что она хотела сказать, но сказано это было лучше, точнее, остроумнее, по-мужски. Наверное так, как сказала бы она, если бы родилась мужчиной. Неужели она нашла его - своего близнеца? Она прошла на его страничку, и первое произведение заставило её вскрикнуть от радости. Это была фантазия в стихах о её любимом фольклорном персонаже. Никто никогда не разделял её увлечения этим героем народного творчества, а тут его приключениям и шуткам были посвящены великолепные стихи. Она тут же написала Борею, он ответил. С этого моменты их виртуальные встречи стали регулярными, и вскоре переросли в привычку, без которой они уже не могли жить, - возможно, они уже не могли жить друг без друга. Они не знали друг о друге ничего - ни настоящего имени, ни возраста, ни цвета глаз, ни семейного положения, ни страны проживания. И в тоже время знали друг о друге всё - квинтэссенцию сущности, проявляемую в чувствах, поступках и мыслях их литературных героев. Ту самую главную часть себя, скрытую повседневностью от супругов, родителей, детей и друзей. Однажды у Инаны выдалась особо трудная полоса, когда неприятности все разом обрушиваются на человека, ломая позвоночник. Глубокой ночью она без движения лежала в постели, не в силах подумать даже о том, как было бы хорошо заснуть и не проснуться. И вдруг, повинуясь сигналу, внезапно пронзившего её мозг, она встала и включила компьютер. Её ждали. - Ты хотела, чтобы я появился? - Да. Очень. - Тебе плохо? Чем я могу тебе помочь? - Поедем вместе на дальнее озеро, в землянку Дерга. Помнишь? - Конечно, помню. Дальнее озеро высоко в горах. Я ведь был там с родителями, когда был маленьким. Я сразу же узнал его, потому оно единственное среди тысяч озёр на земле, окаймлённое цепью серых гор напоминает изумруд, вставленный в платиновое кольцо. Но вот про гору рядом, со «святым источником» ничего не знаю. - Есть и гора. Я ничего не придумала. Она называется Алибек. Там растёт сказочный по красоте лес и почти на самой вершине в пещере есть источник с необыкновенной водой. Тот кто смог добраться до него и выпить из него, у того всё сразу налаживается. То ли вода на самом деле волшебная, то ли человек, сумевший преодолеть этот путь, становится сильнее - но факт остаётся фактом. И ты сам в этом убедишься, когда увидишь и лес, и пещеру, и этот источник своими глазами. - А что мы будем делать потом? - Мы останемся в землянке у Дерга, разведём огонь в печке и ты прочитаешь мне свой английский роман, а то я никак не могу найти время и прочитать его до конца. Только не очень быстро, у меня не такой хороший английский, как у тебя. - Тебе понравилось? Не все любят английский юмор. - Я люблю каждое твоё слово, каждое предложение, каждую мысль. Мне это нужно сейчас больше всего - слушать и чувствовать тебя. - Слушать и чувствовать. А как насчёт видеть? Ты хочешь меня видеть, Инана? Каким ты меня себе представляешь? Наверное, похожим на Дерга, героя твоего рассказа и хозяина землянки. Молодого, с серыми глазами и тёмно-русыми волосами - твой мужской идеал. Что ты будешь делать, когда увидешь совсем другого? Ведь всё может измениться, не так ли? - Я думала об этом. Поэтому и зову тебя в киберпространство, где всё предсказуемо, где нет разочарований, потому что всё запрограммировано нами. Правда, нет и удивлений и потрясений. Но этого в нашей реальной жизни предостаточно. Да, я хочу, чтобы ты был похож на Дерга. Тебе ведь не трудно принять его облик в виртуальной реальности. Сделай это для меня сейчас. Хотя, если верить литературе, можно на себе поставить эксперимент в стиле Сирано де Бержерака и Роксаны. Она любила его стихи и поэтому полюбила его как мужчину. - Некрасивый Сирано - это, наверное я. А вот красавица Роксана - это ты? А не стоит ли поменять ли ради эксперимента носителя красоты? А? Она некрасива, но пишет прекрасно, за что молодой красавец влюбляется в неё безума. - Ни за что. Никогда. И вообще такой литературы нет. А в моих рассказах все красивые. Может быть, когда тебе будет плохо, как мне сейчас, ты позовёшь меня и попросишь, чтобы я прочитала тебе что-то своё. - Не уверен, что мне захочется именно этого. - Вот как?! - Врочем, от тюрьмы, от сумы, и от дамских романов зарекаться не стоит. - Вот именно. Кстати, дамские романы пишутся для мужчин. Дамы их терпеть не могут. Женская логика и манера письма вызывает в женщинах жуткую аллергию и отторжение. - Ну, это ты сейчас погорячилась. - Если и погорячилась, то чуть-чуть. И не о себе. - Инана, сейчас уже 3.45. Мы должны успеть уложиться в ночной траффик, т.е. до 3.59 ночи. Наши действия должны быть синхронны. Мы сейчас закончим разговор. Потом мы должны одновременно зайти на твою страницу и в 3.50 одновременно нажать кнопку на твоём рассказе с Дергом. Потом мы одновременно достигаем строк с дальним озером, в 3.55 нажимаем «ENTER». Не забудь установить параметр 4 утра в программе возврата. Я буду ждать тебя в землянке и я буду Дергом. У нас будет 5 часов кибержизни. Мы всё успеем за это время. - Не уверена, что нам захочется вернуться оттуда. - Мы должны. - Да, конечно. До встречи, Борей. Инана вышла из диалога. Сердце её учащённо билось, в голове запульсировала кровь. Неужели это она только что сказала, что в киберпространстве нет места потрясениям? Почему же её так сейчас лихорадит? Она проделала последние приготовления. Всё, компьютерные часы показывают 3.54. Она закрыла глаза и нажала на «ENTER». Через мгновение она открыла глаза и увидела Дерга, нет, Борея, таким каким описала сама, такого, какого никогда не встречала и не встретит, наверное, кроме как здесь в киберпространстве proza.ru. «Он сделал это, сделал это для меня.», - ликование пронзило Инану с ног до головы. И в эту минуту предательская мысль завертелась у неё в голове. А какой Он - настоящий? Может напрасно было прятаться за масками из ников? Нет, всё правильно. Они должны видеть и чувствовать друг друга в масках, как во время карнавала партнёры по танцу, которые только после карнавала снимут маски, повернувшись друг к другу спиной, и так и не узнают в партнёре, возможно, своего соседа по дому. Борей развёл огонь в печке. - Ты молодец, всё тут у тебя придумано со вкусом. Ну, что, Инана, пойдём? - Да. Они пошли по тропе к источнику. - Тут на самом деле сказочно красиво. Голубые ели, сиреневый мох, вековые дубы, белочки и птицы, ущелье с быстрой речкой и розовыми, белыми, голубыми колокольчиками. А волки или медведи здесь есть? - Волки и лисицы есть, а медведей нет. Между прочим, это место в переводе с местного наречия звучит как ущелье цветущих цветов. - А вот и солнечная полянка с берёзками. - Это молодые чинары. - Зимой тут, наверное, не пройти. - Поэтому мы здесь летом. Вскоре они поднялись на вершину и вошли в пещеру, откуда прямо из скалы бил источник. Вода была чуть-чуть тёплая и сладковата на вкус. Прямо под источником в скале был небольшой естественный бассейн. Инана опустилась на колени на краю этого бассейна, опустила руки в воду, зачерпнула пригоршню и с наслаждением выпила. Время даже в киберпространстве пролетает, как один миг. До возвращения оставались минуты. - Ну что, Инана, давай прощаться. - Борей подошёл и обнял её. Она крепко прильнула к нему, уткнувшись щекой в его плечо. Ему послышалось что-то вроде всхлипа и это дало толчок сказать ему то, на что он не решался: - Ты знаешь, Инана, чего я боюсь больше всего на свете. То, что в один день я не найду твоего сообщения в компьютере. И не найду на следующий день, и через месяц. И не найду тебя ни по телефону, ни по адресу. Ты нужна мне Инана, живая, любая... Инана нежным прикосновением закрыла ему рот. - Почему, Инана? Ты говоришь, что любишь каждое моё слово, мысль, разве это не то же самое, что любить того, кто их произносит? - Не знаю. - Бережёшь эти слова для другого? - Оставляю их другой, той которая готовит тебе еду, стирает твою одежду, ждёт с работы. - Хочешь сказать, что Там всё по-настоящему, а здесь мы - в мире иллюзий? - Нет. Здесь - тоже реальность, здесь - тоже всё по-настоящему. Не всем, правда, это дано в мире людей. Как, например, свету - быть одновременно и волной и частицей. Мы, как свет, мы - живём и существуем по-настоящему и в виртуальной и невиртуальной реальности. Это - не раздвоение, это проявление разных свойств в разной среде. - Ты, наверное, не удивишься, если я скажу, что подобное приходило мне в голову. Инана грустно засмеялась. Они отошли друг от друга. Инана закрыла глаза и провалилась в пустоту. Когда она открыла глаза, то увидела рядом с собой своего семилетнего сына. - Мама, мамочка, я так испугался. - В глазёнках стояли слёзы. - Ты молчала, я подумал, что ты - неживая. - Ну что ты, сынок. Я, наверное, просто заснула. - Ты всё время плачешь и говоришь, что больше не можешь жить. Инана засмеялась и крепко прижала к себе сына. - У меня просто очень сильно болел зуб, сынок. А теперь всё, боли больше нет, и я не позволю ей появиться. Видишь, как я смеюсь, потому что я могу и хочу жить. -У нас здесь всё будет хорошо? - Я обещаю. И Здесь и Там - всё будет хорошо. *** АМИДА inana -------------------------------------------------------------------------------- 2099 год... Аудиенция была назначена на 2 часа. Ровно в 1.50 к самым ажурным воротам самого большого в мире поместья с собственным озером и замком подъехали самые чёрные и лакированные лимузины. Вышедших из них мужчин в чёрных костюмах ждали и проводили в самый настоящий тронный зал – и у мультимиллиардеров бывают маленькие слабости. Ровно в 2 двери за троном раскрылись, и появился хозяин, занявший своё место на троне. - Я слушаю вас, господа. - Господин Сатар, наш народ, сыном которого являетесь и Вы, уже десятилетия повержен на колени внешней силой, против которой мы бессильны. Мы – не хозяева на нашей собственной земле и её богатств, нам назначают президентов и министров, которых мы потом одобряем на выборах, разыгрывая по нотам наших завоевателей фарс, который они называют «властью народа». - Наша вера и культура расстоптана. Нашу молодёжь, умело играя на слабостях человеческой натуры, поголовно развращают и превращают в похотливый безвольный скот, называя это победой свободы над предрассудками и отсталыми традициями. Лучшие наши молодые мужчины погибают в неравной борьбе, не оставляя потомства, а девушки, которые не успели стать их жёнами – вынуждены за кусок хлеба прислуживать их убийцам как те сочтут нужным. - Ещё несколько лет – и родится новое поколение, которое забудет родной язык и уже совершенно искренне будет верить в обокраших и ввергнувших их в нищету и разврат демагогов. - Что же могу сделать я, если весь народ не может справиться? – Сатар резко встал со своего места и тяжело задышал, - Я - вместе с ним на коленях в своём замке на своём троне. Его гости молчали. Самый молодой их них сказал: - Помогите нам найти Амиду. Сатар бросил на него недобрый холодный взгляд: - Кто это? Присутствующие переглянулись между собой. Ответить отважился только тот, кто назвал это имя. - Она родилась двадцать семь лет назад в Дамаске. С трёх лет она читала, писала и излечивала людей простым прикосновением. В 12 лет она закончила школу и блестяще сдала экзамены в университет по химии и биологии, но не проучилась там и дня. Её с семьёй пригласили на Запад якобы для того, чтобы она получила лучшее образование. Но никто больше никогда не видел ни её, ни её родных. Ходят слухи, что Амида стала пленницей у одного умного человека, который за счёт её таланта стал миллиардером. Она ведь может создать всё – от косметики до генетического оружия, она может даже превратить человека в безмозглого урода. Сатар рассмеялся: - Сказка наших дней. Мужчины, неспособные изгнать захватчиков ищут колдунью, которая своим колдовством уничтожит их врагов. - Иногда одна женщина может сделать то, что не может целая армия, - чеканя каждое слово сказал теперь самый старший из гостей, - А почти каждая блестящая военная победа обеспечивается простым предательством. Чаще - за деньги, но иногда из - за женщины. Что же касается Амиды – это не миф. И кто бы не стоял за ней, должен понять, что пришёл момент, когда мы все – дети одного народа - должны отдать всё во имя спасения нашей цивилизации. У Сатара на щеках заходили желваки. Все знали о его «нейтралитете». Бизнес и деньги – это были его религия, его идеалы, его ВСЁ. Или он очень хотел, чтобы все так думали. - Я готов дать столько денег, сколько пожелаете. - Господин Сатар, наши деньги, как и мы все - под жёстким контролем наших врагов. И каждый доллар, потраченный нами на борьбу с ними, возвращается к ним уже как два доллара, делая их ещё богаче и могущественнее, а нас – беднее и слабее. Нам нужно оружие, которое им неподконтрольно, потому что это оружие – женщина, плоть от плоти нашей земли, и рождённая, возможно, для этой священной миссии. Нам нужна Амида. Сатар как будто разом постарел на 10 лет: - Вы не представляете, о чём просите. - Возможно. Но мы точно знаем, зачем мы об этом просим. Сатар вернулся на свой трон и с прежним хладнокровием промолвил: - Я выполню вашу просьбу. Амида будет найдена. А уж как там всё обернётся – оправдаются ли ваши ожидания или нет - будет зависеть уже не от меня. Гости не могли скрыть своей радости: - Спасибо. Это всё, что нам было нужно. Они ушли. Сатар остался неподвижно сидеть на троне. Ему было так больно, как бывает больно человеку, который уверенно прошагал по прямой дороге длинный путь в уверенности, что эта дорога приведёт его в прекрасный сад, и вдруг с размаху налетает на незамеченную издали преграду, не только разбившую в кровь его голову, но и уничтожившую мечту. Его дорога началась 15 лет назад, с той минуты, когда он, ассистируя своему профессору на вступительных экзаменах по биологии, увидел в первый раз Амиду. И понял, это - его шанс ворваться в мировую элиту бизнеса, реализовав свои непомерные амбиции. Очень быстро он привязал к себе девочку, которая подпав под его обаяние, слушалась его во всём, не ставя ни во что отца и мать. Те, впрочем, вполне довольствовались деньгами, которые начала зарабатывать их дочь, и не вмешивались в её дела, справедливо полагая, что это не их ума дело. Когда Амиде исполнилось 18 лет и она принесла Сатару первый миллиард, он её соблазнил. Нет, это он сделал не из похоти. Он хорошо знал, как гениальность оборачивается сумасшедствием. Сатар консультировался по этому вопросу с лучшими специалистами, и поступил в соответствии с их рекомендациями. Разумеется, и речи не могло быть, чтобы доверить это чужому. Он её учил любви сам, ограничивая себя, как мужчину, когда так было нужно в интересах Амиды. Талантливый человек во всём талантлив - Амида превратилась в восхитительную женщину, в которой всё прекрасно. И вот, в 40 лет, находясь на вершине своего могущества, Сатар понял: единственное, что важно на самом деле – это женщина, которую ты любишь. Он, прошедший через постели самых красивых – богатых и бедных, известных и неизвестных, развратных и чистых – женщин мира, влюбился в ту, которую вылепил сам, как скульптор, вложивший в своё творение свои представления о совершенстве. И именно сейчас, когда, казалось, остался всего один шаг до Эдема, ему преградили дорогу люди в чёрном. И самое страшное – они были правы. И он, как сын своего народа, должен отдать единственное, что по-настоящему дорого для него. Сатар вызвал пилота, и под вопросительным взглядом того занял место пассажира. - В Южную Усадьбу, - последовало короткое распоряжение. Уже один факт, что Сатар не захотел управлять вертолётом сам, а он обожал летать, говорил о том, насколько он взволнован. Его волнение сразу же заметила Амида, но у неё была потрясающая новость, которую нужно было рассказать, вернее показать немедленно. - Пойдём, пойдём скорее. Я сделала невероятное. Она смеялась – звонким счастливым смехом, даже в эту минуту полного самозабвения не растягивая губы во всю ширь – как он её учил. - Вот, посмотри, кто это? - Поросята. - Да, сегодня это – поросята. А неделю назад это были крысы. Вот, посмотри, на их лапки. Я крыс превратила в свиней, как Цирцея. - Как Цирцея, - мрачно повторил Сатар.- Ты назвала именно это имя, а ведь у нашего народа такой богатый фольклор, мифы, герои и волшебницы. В твоём родном Дамаске жила колдунья Армида, которая тоже превращала людей в монстров. Но мы такие западноориентированные. - Ты упрекаешь меня за то, что сделал сам. Ты вывез меня на Запад, где я получила образование под чужим именем на чужом языке, который теперь стал для меня родным. И в этом я не виновата. - У меня не было выбора. Ты должна была получить лучшее образование, и мы как и тысячи попались в очень тонко и хитро расставленные на протяжении сотен лет сети поляризации. Это когда самые талантливые покидают родную землю за лучшим образованием, работой, просто образом жизни - и никогда не возвращаются, потому что мутируют на чужой земле, перестают быть такими, какими родились, так и не став теми, которых рождает сама чужая земля. Но их потомство уже уверенно пускает новые корни, безжалостно выкидывая прогнившие старые. - Ты никогда об этом не говорил. - Это не значит, что я об этом не думал. Поэтому я и не захотел, чтобы у нас здесь родились дети. Даже нам сейчас так трудно возвращаться, родной воздух кажется отравленным и трудно им дышать, очень трудно. Но если пройти через ломку возвращения, есть шанс на выздоровление и возрождение. Амида побледнела и положила поросёнка, которого теребила за ушки, обратно в стеклянный ящик. Сатар подошёл к ящикам с поросятами и произнёс: - Амида, час назад у меня были... - Я знаю, - резко сказала Амида, - Что им было нужно? - Им нужна была ты. - Зачем? Сатар взял поросёнка на руки и ласково погладил его крысячьи лапки. Потом внимательно посмотрел на Амиду. - Нет! Никогда! – закричала Амида. Сатар подошёл к ней и крепко обнял. Он целовал её в губы, шею, глаза, целовал горячо, ненасытно, как целуют любимых перед прощанием. Амида разом сникла: - Ты хочешь, чтобы я уехала? - Амида, моя девочка, с этой минуты закончилось время, когда ты делала, что хотел я. Теперь ты будешь делать, что хочешь ты. Ты выросла. Ты – очень красивая, очень умная, очень богатая женщина. Я спокойно отпускаю тебя в большую Жизнь. Прими решение сама. Как сочтёшь нужным. И я приму это решение, каким бы оно ни было. Амида крепко обняла его, из глаз её полились слёзы, но на губах заиграла улыбка, слабая поначалу. Сатар заметил эту неуверенную слабую улыбку и, как всегда, сделал то, что так нравилось ей, чтобы услышать её звонкий счастливый смех. И она смеялась, и вдруг сказала, совершенно неожиданно: - Наконец-то, я увижу свой родной Дамаск. И улыбнулась спокойно и уверенно, как может улыбаться только сильный и свободный человек. Родного Дамаска Амиде увидеть не довелось. Её ждали в другом месте. Ждали с нетерпением и надеждой. - Ты - наша дочь и госпожа, - говорили ей старики, целуя в лоб. - Ты – наша сестра и госпожа, - говорили ей молодые, в почтении опуская голову. Иногда Амиде всё это казалось страшным сном, - и это поклонение, и обязательство, которое она взяла на себя. Казалось, сейчас она проснётся – и снова увидит свою любимую лабораторию, где она занималась безобидными исследованиями, чудесное поместье, Сатара. Но нет, воздух, которым ей приходилось дышать, дышать с трудом, ясно указывал ей на явь. На действительность, где шла жестокая борьба за выживание, от которой нельзя было спрятаться даже за тридевять земель в уютном европейском поместье. И когда после мучительной ночи, Амида распорядилась предоставить в её распоряжение пленных врагов для опытов – она поняла, что прежняя Амида умерла. Это была цена, которую теперь пришлось платить ей, как дочери своего народа за его освобождение. И она заплатила, как все остальные в войне, которую не они начали. К ней в подпольную лабораторию привезли 10 человек, с мешками на головах, в которых были прорези для глаз и рта – Амида знала, стоит ей увидеть их лица, и она сломается. Каждому из них было отведено отдельное помещение вроде бокса. Первым был лётчик с бомбардировщика, который совершенно безнаказанно выжигал «дружеским огнём» жилые кварталы и бомбоубежища с женщинами и детьми. - Вы никогда не сожалели, что выбрали такую работу? – спросила его Амида, отведя в сторону руку со шприцем. - Приказы надо выполнять, даже если они преступные и несправедливые, - последовал ответ. - Золотые слова, - согласилась Амида, - и я тоже выполню преступный и несправедливый приказ. И она сделала укол. Войдя в следующий бокс, она с удивлением обнаружила там женщину. По наивности Амида подумала, что та – либо медсестра, либо - из «обслуживающего персонала» и уже решила отправить её назад, проследив до самого Красного Креста. И просто из любопытства завязала с ней разговор. Амиду окатила такая чёрная ненависть профессионала-убийцы, цинизм и низость, до какой не опустится ни один мужчина. - Твоё место на мусорной свалке в образе уличной суки, - процедила сквозь зубы Амида, воткнув шприц, - и я буду не я, если ты там не окажешься. Она хладнокровно опустила до конца поршень шприца, не обращая уже никакого внимания на звериные рычания и хрипы, пока двое её помощников с трудом удерживали существо, давным - давно потерявшее человеческий облик. Вечером, взглянув на себя в зеркало, Амида содрогнулась, встретившись с мутным и пустым взглядом своего отражения. И с ужасом осознала, что вполне может скатиться на тот же самый путь, на котором оказалась сегодняшняя женщина из бокса. И закончить так же. Она выпила снотворное, чтобы проснуться утром и продолжить свою работу. Она теперь пила снотворное каждый день и не смотрела на себя в зеркало. Но работа шла вперёд. И об этом знали те, кому знать было не надо. Однажды утром, проснувшись, Амида обнаружила страшный беспорядок у себя в комнате. Выйдя в коридор, она увидела распластанного на заляпанном кровью полу незнакомца, трупы - и своих охранников, и одетых в чужой камуфляж «гостей». - Эти шакалы прислали сюда группу захвата., - сказал офицер безопасности, - Они сумели проникнуть к нам на базу, освободили пленников и скрылись. Этих мы задержали в Вашей комнате. Двое, которые мертвы, были у дверей. А этот, сидел около Вас и целовал Ваше лицо своим грязным ртом. Он пнул ботинком того по голове. - Мы бы отнеслись к нему с уважением, как к воину, но за своё кощунство он не просто умрёт, а ... подохнет кастратом. - Я думаю, что имею право отомстить сама. Отдайте его мне, - сказала Амида тоном, не допускающим возражений. Офицер молча склонил голову: - Да, госпожа. Но после того, как мы его допросим. - Моя личная просьба – не причиняйте ему вреда, чтобы не испортить мне чистоту экспериментов. А вообще - то, мы должны быть им благодарны за услугу, которую они нам оказали, забрав с собой пленных. Те были уже законченными уродами и я поддерживала их в спокойном состоянии специальными препаратами. Их действие закончится в полдень - и эти чудовища растерзают своих. А наши охранники уже отомщены трупами нападавших. - Я прослежу за всем лично и сдам его Вам через пару дней, - ответил офицер. Амида подошла к лежавшему на полу головой вниз врагу: - Как Вас зовут? Тот повернул к ней лицо и обдал Амиду чистой синевой раскрытых глаз: - Рональдо, моя красавица. И улыбнулся ей разбитыми в кровь губами. - Есть разговор, Рональдо, - тяжело опустил ему на плечо руку офицер безопасности, - ты сам пойдёшь или мне тебя понести на руках? - Сам. Рональдо поднялся, стряхивая с себя руку офицера. Они были одного роста, оба широкоплечие, красивые – могли бы быть друзьми, - подумала Амида, глядя им вслед. Как легко ненавидеть врагов всех вместе и когда их не видно, и как трудно, когда он один стоит перед тобой со связанными руками. Вечером Амида принимала поздравления в связи со своим профессиональным успехом. К ним попала плёнка, на которой была снята встреча освобождённых пленников с братьями по оружию. Всё было хорошо - начальники, пыжась от удачно проведённой под их личным руководством операции говорили о победе демократии во всём мире вообще и в проведённой военной операции в частности, очередном уроке для тех, кто не любит демократию во всём мире и мешает её распространению. Говорили, как у них водится, со слезами на глазах от собственного красноречия. Остальные хлопали в ладоши и тоже плакали от воодушевления. Кровавый финал представления открыла женщина, которую Амида обещала отправить на мусорную свалку. Она неожиданным прыжком набросилась на говорившего, повалила его на пол и перекусила ему горло. Кровавый хаос был завершён автоматными очередями, уложившими всех без разбора, как штабеля дров. Враги были все вместе и были далеко, поэтому Амида радовалась вместе со всеми. К тому же, эти же самые начальники хотели «нейтрализовать» её. И она избежала «нейтрализации» благодаря латинскому романтизму Рональдо, который не смогли убить ни достижения «продвинутой» поп-культуры, ни война. Она оценила его поступок, вначале как человек, а потом, как женщина. Ей, которой подарил свою любовь, возможно, лучший из мужчин, всегда не хватало легкомысленной улыбки, адресованной ей как просто красивой девушке, которую собираются снять на одну ночь. Между ней и Сатаром всегда были деньги. Амида знала – он от неё никуда не денется, будет ублажать её и любить по её правилам, но не потому что покорён её женскими чарами. И её это тяготило , - ей хотелось нравиться мужчине просто потому, что красива. Хотелось, чтобы мужчина говорил ей «моя госпожа» только потому, что любит, а не поклоняется её таланту, положению, возможностям. «Кощунство» Рональдо охватило её счастьем, какое она не испытала никогда до сих пор, даже в свои самые лучшие минуты с Сатаром. Счастьем, удвоенным оттого, что пришло в самое тяжёлое время в её жизни, и дало бы ей силы свернуть с пути, в конце которого только кровь, мрак и пустота. На войне, когда смерть случайно сегодня обошла тебя стороной, унеся рядом стоящих – другая мораль. И ты, оплакивая погибших, прямо в этот момент хочешь любви, и чувствуешь счастье, получая её, несмотря на то, что рядом рвутся бомбы и гибнут дети сейчас, а завтра - ты сама пошлёшь чужих детей в могилу. В эту ночь Амида заснула без снотворного, она просто забыла о таблетках. А утром она снова провела перед зеркалом целый час, прихорашиваясь и напевая себе под нос. Она напевала, когда готовила ампулы - вовсе не обязательно отвечать на бомбы бомбами, тем более, когда нет в твоём распоряжении ни бомб, ни самолётов. Ответный удар может быть неадекватным, но в десять раз более поражающим. «Ампулы Амиды», как восхищённо прозвали их солдаты её армии, просто распылялись в воздухе вместе с триллионами бактерий, которые оседая в лёгких безошибочно определяли врагов и превращали их в уродов. В стане врага началась паника, которую только услиливали меры по защите. Они боялись снимать костюмы с наивысшей степенью защиты и противогазы, даже для того, чтобы поесть. И стали по-другому думать и говорить. Амида сделала своё дело. Она подготовила себе замену и теперь хотела жить, скрытой от всех и только для себя. Хотела женского счастья : детей, мужа, дом. Рональдо всё это время был рядом с ней. Для всех - как пленник – она не хотела менять его статус, чтобы он мог с чистой душой вернуться к своим, не запятнав себя ничем. Амида слишком любила его, чтобы лишить его этой возможности. Кроме того, она боялась деформации чувств. Ведь она влюбилась в офицера вражеской армии, а что будет с их чувствами, если он станет просто перебежчиком, - пусть не из желания спасти свою шкуру, а из-за любви к ней. Сможет ли она любить его в новом качестве, тем более, когда он потеряет самостоятельность и будет зависеть от неё и морально и материально, осознавая, что в статусе военнопленного был более независим. Их любовь, - тайная, безнадёжная, красивая до поры до времени, которая помогла им сохранить душу, могла теперь отравить им жизнь. Они расстались. Рональдо через Красный Крест вернулся на родину, где его давно никто не ждал. Но так было надо. Всё же так было лучше. Честнее. Лучше вернуться на родину, где тебя никто не ждёт, чем остаться с бывшими её врагами - даже если родина была с ними неправа - и служить им верой и правдой. Про Амиду опять никто ничего не знал. О ней, о её дальнейшей жизни складывались мифы, легенды, песни и сказки. Но в одном люди были уверены – если будет нужно, Амида найдётся сама, и за ней не надо будет отправляться в чужие земли. *** Женщина русского лейтенанта inana -------------------------------------------------------------------------------- Кто ты – брат мой или любовник? Я не помню и помнить не надо. Анна Ахматова Глава 1. Марьям вышла из московского ГУМа с легким чувством досады и тревоги. Серый промозг лый ноябрьский день обострял чувство одиночества и тяжести в сердце. Все было бы по-другому, если бы со мной был бы Он-подумалось ей. Вместе зашли бы в какую-нибудь уютную кафушку, и грея руки о горячую чашку кофе , смотрели на голые ветви деревьев сквозь окно; и рядом друг с другом совсем не было бы холодно. Это уже стало наваждением- постоянно думать, о том , что она одинока , что ее никто не любит и никогда никто не любил, и что ее жизнь так и пройдет безрадостно и уныло. Марьям овладело плаксивое настроение и чувство острой обиды на судьбу. Впрочем, иногда судьба делала и подарки. Ведь как повезло с соседкой по номеру. Шустрая Света была всего на год моложе нее. Она производила впечатление человека, держащего судьбу за хвост. Все началось после 25 дня рождения. Все, хватит,- сказала она сама себе. Пора жить своим умом и делать то, что считаешь нужным. Ей очень нравилась песня Виктора Цоя про билет на самолет и пачку сигарет. А что, если в самом деле осуществить эти неясные грезы. Купить билет на самолет и пачку сигарет – для шика, и улететь в прекрасную неизвестность. Постепенно неясные грезы начали обретать форму и содержание. И вот день великого переворота настал. Придя на работу, и улучив подходящий момент, она подошла к своему профоргу. “Может не надо? Надо!”- Марьям решительно прогнала прочь малодушные сомнения. -Юля, как можно куда-нибудь поехать, в Москву, например? Где можно купить путевки, как это происходит?-она чувствовала, что говорит путано и запинается от волнения, и это злило ее. -Ну ты прямо как с луны свалилась! Идешь в турбюро на проспекте Ленина. Там висит список маршрутов с датами и ценами. Находишь инструктора, он тебе оформляет бумаги. Если берешь по полной стоимости наличными- вообще никаких проблем. Платишь в кассу и берешь путевку. Если маршрут всесоюзный, то сама достаешь билеты, а если-местный, то тебе дают талон и говорят, где место сбора. В назначенном месте и в назначенный час группа собирается, там вас встречает инструктор и вы все вместе едете и вместе возвращаетесь. Юля Полякова была из той категории людей, которые знают абсолютно все. -Если хочешь в Москву, я бы посоветовала тебе Всесоюзный маршрут №1 “Измайлово” на 12 дней. Там и номера великолепные, и питание, и экскурсии-на высшем уровне, и метро рядом, и чудесный парк близко. То что надо для медового месяца. Ты что, замуж выходишь? Юлины глазки хитро забегали. -Нет,нет, что ты!- Марьям аж задохнулась, не хватало еще слухов на работе.- Просто хочу поехать в отпуск куда-нибудь. Надоело дома сидеть. Ты мне подробно объясни, пожалуйста, куда, как и что. На следующий же день она отправилась в турбюро. Она быстро все нашла, и вскоре получила вожделенную путевку в “Измайлово” на руки. Марьям была слегка обескуражена легкостью выполнения задачи, казавшейся невероятно трудной. Она никогда никуда не ходила одна, даже комсомольский билет она пошла получать с отцом , и жутко робела перед закрытыми дверями учреждений. “Можно добиться всего, чего хочешь. Надо только не бояться, и действовать.” - необыкновенное ликование охватило девушку, как на крыльях она поспешила в Аэрокассу и, постояв с полчасика в небольшой очереди , купила билет. Все, осталось самое тяжелое-разговор с родителями. Но Марьям твердо решила , она поедет, если даже ее выгонят из дома, ни силой , ни слезами ее не удержать. Легко отстукивая по асфальту каблучками модных ботиночек, она направилась к метро. Девушка чувствовала себя приглашенной на праздничный бал, и даже улицы, по которым она ходила тысячу раз, казались ей необыкновенно парадными, залитыми безмятежно- радостным, празднично-солнечным светом. Марьям вдруг поняла, что улыбается. Однако, в ее типично восточном городе, девушке надо по улицам ходить быстро, глядя себе под ноги, желательно опустив голову, а то не избежать мерзких приставаний. Наиболее головоболеприносящими были деревенские ребята. Следуя на почтительном расстоянии от понравившейся девушки, они, не говоря ни слова, провожали ее до самого дома, и днями дежурили там, продолжая следовать по пятам, до тех пор пока не вмешаются родители, родственники и соседи девушки все вместе . Так и есть, кто-то увязался за ней. Ну что ж, она знает как отвадить любого приставалу. Парень поравнялся с ней и неожиданно заговорил на русском с иностранным акцентом. -Можно познакомиться с тобой, красавица? -Нет.-Очень резко сказала Марьям.-Нет и еще раз нет. Идите своей дорогой. -Ты очень красивая, у тебя такие красивые длинные волосы и красивые длинные ноги. Обескураженная наглостью араба, Марьям остановилась. Такого не посмел бы себе позволить ни один из местных. -Ты похожа на наших девушек. Я из Сирии. Здесь учусь в университете. Я знаком с вашими обычаями, вы обязательно должны выходить замуж невинными. Я все понимаю. Мне достаточно было бы просто твоей чудной фигурки. Ну а потом, когда ты ко мне привыкнешь-... Он поднес палец ко рту. Комок рвоты подступил к горлу Марьям. Мгновенно все лицо и шея покрылись холодным потом. Ей хотелось ответить грубыми и оскорбительными словами, но зубы буквально заклинило. Она была не в состоянии издать ни звука. Сириец продолжал: -Я не стану делать ничего, что тебе не понравится. Ты мне так понравилась, что я согласен даже ждать, пока ты не будешь готова. Я буду делать хорошие подарки... К Марьям вернулся дар речи. -Я сама могу купить тебя с потрохами, дешевка. Я очень богата и таких как ты не пущу убирать даже свой туалет. Пошел вон, еще одно слово,- и я позову милицию, вылетишь и из университета, и из страны. Круто повернувшись, она быстро зашагала прочь. Хорошего настроения как не бывало, она себя чувствовала обляпанной дерьмом. Ее затея с Москвой начала казаться безумством. Весь вечер Марьям раздумывала, не дать ли задний ход. Постепенно она успокоилась, и решила, что все ее страхи просто глупость. Ну и что, сделали непристойное предложение,-ведь дала же достойный отпор. Она сумеет постоять за себя. Во всяком случае надо научиться защищать себя. Разговор с матерью Марьям отложила на следующий день. В доме все решала мать, обладательница редкой красоты и редкого для азиатской женщины властного и сильного характера. Когда и того и другого оказывалоссь недостаточным для подчинения кого-либо, в ход пускалось обезаруживающее обаяние и жертве ничего не оставалось как капитулировать. Разговор с матерью оказался намного тяжелее, чем могла себе представить Марьям. В свойственной ей безапелляционной манере, мать заявила, чтобы дочь выбрасила этот бред из головы, ни о какой поездке не может быть и речи. -Не хватало, чтобы люди начали говорить, что ты как беспризорная сирота мотаешься по городам и гостиницам, и неизвестно чем занимаешься. У нашей семьи безупречная репутация, и я не позволю даже малейшей тени лечь нее. Ты столько лет вела благопристойный образ жизни, единственно допустимый образ жизни порядочной девушки из почтенной, достойной семьи,-и вот сейчас, когда не сегодня-завтра может состояться блестящая партия, ты взбесилась, и хочешь все испортить. Мать любила поговорить о том, как должна себя вести девушка из почтенной семьи, как она должна быть высокомерна и недоступна для мужчин, строгой относительно легкомысленных развлечений типа дискотек , ужасной молодежной моды и всяких волосатых рок-групп, и в то же время послушной воли родителей. Ведь только такую девушку захочет взять в жены, именно в жены, а не просто так проводить время , серьезный парень с блестящими перспективами. Марьям ответила матери впервые в жизни. -Я всю жизнь всегда делала так, как Вы мне приказывали. Я не ходила на вечеринки, дискотеки, я не знакомилась на улицах, не поощряла сокурсников, не встречалась. Потому что должна была думать только о блестящей карьере и о блестящей партии, которой ничего не должно было бы помешать. Это только падшие и гулящие весело проводят время в компаниях, как стрекозы летом, а потом их ждет холодная зима – одиночество и помойка . Ну и какая «падшая» оказалась на помойке? Сколько «падших» я знаю, все они разъезжают на переднем сиденье «Жигулей» и «Волг» со своими детьми и со своими законными мужьями. А вот одинока и никому не нужная я. Да вы сами лично поступаете совсем не так, как учите меня . Марьям вдруг поняла, что кричит. Но она не могла остановиться, ею овладело нервное, близкое к истерике состояние. Ее подстегивало еще и странное молчание матери. Та сидела с непроницаемым лицом, гордо вытянув длинную шею, закинув по-девичьи стройные ногу на ногу, « леди совершенство»- как ее все называли. -А самое главное, молодость проходит моментально. Мне уже 25. А совсем скоро будет 30, я даже не успею заметить, как пройдут пара годков между защитой диссертации, походами в библиотеку и вымучиванием ученых статей. А потом я стану смешной старой девой, объектом шуточек и показной жалости. А завтра, Вы перестанете делать вид, что выбираете из толпы женихов наилучшего, и будете завлекать обещаниями кооперативной квартиры, машины, богатого приданого. А послезавтра не побрезгуете даже неграмотным деревенщиной из района. Вдруг мать резко повернула голову к Марьям, и посмотрела каким-то растерянным , горьким взглядом. -Что, уже сегодня? –Женским чутьем Марьям безошибочно определила причину необычной неуверенности матери. Глухим, резким голосом она продолжала: -Что же касается приличий, то когда-то о Вас говорили в деревне, что вы ведете себя неприлично, когда вы сбежали в город учиться и жили в общежитии. Со второго курса вы встречались с моим отцом, таким же голоштанником как и Вы, и Вам плевать было, что дедушки с бабушками думали по этому поводу. Именно любовь и дала вам обоим силы добиться в жизни всего самим -квартиры, положения, карьеры. А Вы стали утонченной леди, которой сегодня восхищаются все те, которые еще вчера осуждали Вас. Вы сделали из меня неудачницу и дуру. Дайте мне шанс, мама. Позвольте жить своим умом и поступать, как я считаю нужным. Наступило тяжелое молчание. Марьям всю сотрясало от нервной дрожи, она уже начала впадать в состояние транса и вздрогнула от неожиданности, когда услышала: -Когда ты едешь? В самолете ее охватило совершенно незнакомое чувство свободы. Все складывалось как нельзя лучше. Соседкой по номеру оказалась некрасивая, вертлявая Света из Вачи. -Про наш город у Высоцкого песня есть, слышала? -Нет. -Тебе сколько лет? Замужем? -25, незамужем. -А мне 24. Я тоже незамужем пока. Но, наверное, как вернусь, так выйду. Есть один, уже год как привязанный ходит. В Москву приехала, чтоб отдохнуть от него, а он возьми и приедь сюда. Да еще тут неподалеку их база, он спортсмен. Представляешь, так он с утра торчит у дверей отеля и подкарауливает. Я ему говорю, я отдыхать приехала, понял, отдыхать, от всего, и от тебя тоже. А он все равно приходит, в гости просится. А вот я ему скажу, что у меня соседка с Кавказа, и не разрешает ни приходить, ни звонить. Это подействует. -Я не с Кавказа.- Марьям всегда раздражало демонстративное невежество в этом вопросе. -А-а, какая разница! Будь другом, скажи ему, когда позвонит -а? Ну, чтоб отстал. Не люблю я его, да пора уж замуж выходить, устраиваться как-то. Я так боялась, что какую-нибудь бабуську пришлют. Повезло. Вечером вместе на дискотеку пойдем. Света приняла командование парадом на себя, отметила про себя Марьям, так даже лучше. -Ты не идешь обедать? Ну, если нет, то тут мне звонить должны, будь другом, ответь, пожалуйста. Только ничего не перепутай, умоляю тебя. Если позвонит Коля-это жених- скажи ему, что я пошла по магазинам, и не вернусь до вечера. Если Саша-, я с ним вчера здесь познакомилась-, скажи чтоб часов в 6 позвонил, а если позвонит Леша-, чтобы обязательно перезвонил через 15 минут, скажешь, что я на обеде. Для меня самое главное- это он. Не мальчик, а мечта. Могут еще двое позвонить. Если не ошибаюсь, Эдик и Юра, Я так дала на всякий пожарный телефон . Скажи, чтоб вечером позвонили. Да, если Коля позвонит, не забудь сказать, что ты не разрешаешь ему ни звонить, ни приходить сюда. Света ушла, а обескураженная Марьям пыталась осмыслить обрушившийся на нее поток информации. Влюбленный до потери памяти жених, Саша-рак на безрыбье, Леша-мальчик-мечта…Да еще какие-то Эдик с Юрой. С этим в лифте познакомилась, когда поднималась, с тем -когда спускалась. И все это за один день. Неужели так может быть? Ну про жениха точно врет. Быть такого не может, чтобы караулил с утра, чтобы только одним глазком взглянуть на уродину эту. Марьям, как водится у женщин, была довольно безжалостна к дурнушкам, и просто ненавидела тех из них, которые не только не имели каких-либо комплексов по этому поводу, а напротив- были очень даже уверены в своей неотразимости и пользовались даже большим успехом у мужчин, чем писаные красотки. Раздался телефонный звонок. Это был Коля. Марьям ответила незадачливому жениху в точном соответствии с полученной инструкцией, опустив, однако, насчет того, чтобы не звонил. Значит, жених в самом деле существует. Олух царя небесного. Не успела она переварить это маленькую горькую пилюлю, как телефон зазвонил снова. Это был мальчик-мечта. Надо же. Вот тебе и уродина. Поразмыслив немного, Марьям решила отбросить прочь предубеждения, женскую зависть и мелкое желание напакостить, и поучиться у Светы, выяснить в чем же секрет. Этот великий секрет, овладеть которым не помогли ни великая классическая литература, ни современная иностранная ( шокировшая своей откровенностью). Почему ee,- такую красивую, умную, хорошо воспитанную девушку из приличной интеллегентной семьи - не любит такой же красивый, умный и хорошо воспитанный молодой человек, почему она одна? Что неправильно? Надо докопаться и понять, чтобы исправить или исправиться. В тот же день Света повела Марьям на дискотеку в измайловский бар “Люкс”. Эта дискотека, считавшаяся одной из лучших в Москве, была довольно дорогая, что было в своем роде планкой, одолеть которую могли далеко не бедные любители потанцевать. Ковролит на полу, роскошная стойка бара с высокими табуретами, глубокие, мягкие, обитые матово отливающей кожей диваны с низкими деревянными столиками, красиво оформленная площадка для танцев - весь интерьер до мельчайших деталей был выдержан в современном дорогом и элегантном стиле. В воздухе витал тонкий аромат изысканных французских духов. Марьям с удивлением смотрела на девушек, одетых не просто модно и дорого. Эти блестящие лосины невероятных пастельных тонов, чудные сапожки, умопомрачительные кофточки из тонкой, незнакомой и прекрасной материи, эта потрясающая бижутерия- это было прямо “оттуда”, и никак не иначе как от “Кристиан Диора” и т.п. Света принесла коктели в высоких бокалах и маленькие корзиночки с черной икрой- это полагалось по входным билетам. Коктель показался Марьям необыкновенно вкусным, рядом со Светой она чувствовала себя защищенной, они танцевали, потом отдыхали, потягивая коктель, потом снова танцевали. Вокруг были молодые, красивые лица, приятная и приветливая обстановка, Марьям хотелось плакать от счастья. От Светы не отходил один высокий парень с каштановыми волосами и характерным украинским лицом, прямым пробором и усиками, спускающимися вниз по подбородку. Весь последний медленный танец они оживленно что-то шептали друг-другу, и ,видно, не дошептавшись, остались поговорить в вестибюле. Марьям решила , что глупо и нетактично стоять и ждать Свету и поднялась в номер. Плюхнувшись в кресло, она закрыла глаза и расслабилась. Вскоре раздался стук в дверь. Открыв дверь, Марьям застыла на месте. Рядом со Светой стоял “хохол” с бутылкой шампанского. Отодвинув стоявшую бревном посреди дверей Марьям, Света потянула парня за собой и закрыла дверь. -Ну, знакомьтесь. Это- Маша, а это- Витя. Ну, давай, Вить, открывай бутылку. Правда, здесь всего два стакана, но мы с тобой одним обойдемся, а второй дадим Машеньке. Маш, ну ты че в дверях-то стоишь. Проходи. Марьям, очутившаяся в совершенно незнакомой ситуации и не отошедшая после зеркал и светомузыки, не знала, что делать. Она молча прошла и села на кровать. Немного подумав, она решила, что ничего страшного не произойдет, если Витя немного посидит. Он оказался довольно остроумным парнем из Херсона, пару раз Марьям даже рассмеялась, и жил здесь-же на 5 этажей ниже. Дело приближалось к полуночи, когда Марьям не выдержала: -Уже очень поздно, вы, наверное, тоже устали. -Маш, а ты ложись и спи. Мы тебе мешать не будем. Немного еще поболтаем в коридорчике. Они вышли в коридор, потушив свет. Марьям разобрала постель, стянула с себя джинсы и прямо в свитере растянулась в прохладной постели. Из коридора доносились шепот, хихиканье и причмокивания. Она начала уже было засыпать, как Света тихонько вошла в комнату и начала разбирать постель. Сон улетучился мгновенно, когда вслед за ней вошел Витя и начал стягивать с себя одежду. Марьям вся напряглась. Увидеть все своими глазами, о чем знала опосредованно через литературу и фильмы, прошедшие советскую цензуру- почему бы и нет, в конце концов, все здесь взрослые люди- лишь бы ее не трогали, пусть делают что хотят. Света прошла в ванную, донесся звук воды, струящейся из душа. Марьям лежала, затаив дыхание, но Витя не делал никаких попыток ни заговорить, ни подойти к ней, и она окончательно успокоилась. Из ванной вернулась Света, и до Марьям донесся тихий шепот: -Света, ты бы проверила, может еще не спит? -А хоть не спит, не такая как все, что-ли? Рано утром Марьям разбудил легкий шум. Это Витя встал, оделся и вышел из номера, негромко прихлопнуп за собой дверь. Марьям вновь провалилась в глубокий сон. Началась ее новая жизнь в “Измайлово”. Глава 2. Марьям поднялась на лифте на свой 17-й этаж, подошла к столику дежурной за ключами. Никого не было, вообще на этаже не ощущалось признаков жизни,гробовая тишина давила на уши. “Выскочит кто-нибудь, ударит по голове, никто даже ничего не услышит”,- подумала Марьям. Вдруг ей показалось, что за спиной у нее кто-то стоит. Вся похолодев, она резко обернулась- никого. -Есть кто-нибудь?-громко спросила Марьям. Ей было не по себе. Наконец, раздался мелодичный звоночек лифта. Двери лифта открылись, оттуда вышла дежурная. -Ключа нет. Ваша соседка в номере. Марьям прошла по коридору к своему номеру. К ее удивлению, дверь была не заперта и быстро раскрылась от легкого прикосновения. Марьям вошла в прихожую - ни единого шороха. Захлопнув дверь, она прошла в комнату. На полу лежала Света, неестественно закинув голову, вокруг которой собралась небольшая лужица крови. Марьям разом окатил холодный пот. Она сделала шаг по направлению к телу и, вдруг, резко повернувшись, выбежала из номера. Дежурная была на месте, говорила по телефону. Увидев лицо Марьям, быстро оборвала разговор. -Что случилось? Ответа не последовало. -Вам плохо?Вызвать врача? -Да!- Глаза Марьям засверкали безумным блеском.- Надо врача к нам в номер. Ей, наверное, очень плохо… Дежурная бегом направилась к номер. Марьям села на стул, отстраненно наблюдая за вернувшейся дежурной. Та начала деловито звонить по телефону. Дежурка стала быстро наполняться людьми. Марьям совершенно потеряла ощущение реальности и ничего не понимала. Вскоре к ней подошел весьма неопрятный мужчина лет 40 в сопровождении двух милиционеров. Сунув ей под нос какую-то книжечку, он сказал: -Вы, гражданочка, пойдете сейчас с нами. Марьям встала, не произнеся ни звука, и собрав все свое самообдадание, последовала за представителями власти. Ее привели в отделение и заперли в похожую на кладовку комнатушке. Она села на скамейку, приняла удобную позу и провалилась в спасительный сон. Проснувшись, Марьям была уже в состоянии осмыслить, что произошло. Любой расклад дела имел для нее неприятные последствия. Даже в лучшем случае, если попадется очень умный, честный, и, главное, очень добрый следователь, она обречена на все прелести общения с милицией. А ведь могут и посадить. Сколько таких случаев было. Пиши потом в “Комсомольскую правду”, Комитет советских женщин и т.д. Марьям не питала никаких иллюзий относительно правоохранительной системы и хорошо знала о “телефонном праве”. Но чем ей смогут помочь здесь ее родители, кто сможет защитить ее от произвола на чужой стороне? Раньше надо было об этом думать. Свободы захотелось, приключений- вот они, получай. Это – конец. Марьям вдруг спохватилась. За ней могут прийти в любой момент. Надо подумать, что говорить на допросе. Надо взять себя в руки - решила она. - Полный самоконтроль, никаких слез, бормотания, лишних слов. Вскоре за ней пришли. Марьям была сосредоточена и спокойна. Все-таки она в Москве, где есть закон и порядок, куда приезжают искать справедливость из провинций. Следователем оказался тот самый неопрятный мужичок, который и привел ее в отделение. Несмотря на тяжесть своего положения, Марьям с удивлением отметила про себя, что следователь больше напоминает пьяницу-грузчика из гастронома. Из облезлого пыжика свисали неопрятными сосульками седые волосы на маленькие выцветшие глазки. Одутловатое лицо с красными прожилками и красно-фиолетовым носом не оставляли никаких сомнений относительно любимого вида времяпрепроваждения. Картину дополняла грязная дешевая куртка с распустившимися местами швами неопределенного цвета. Анисимов Павел Ефимович сразу взял быка за рога, не отдав дани положенному в таких случаях протокольным вопросам. - Ну-ка, Марьям , давай, рассказывай, как прикончила соседку. И без слез. Меня слезами не проймешь. - Света ...точно... умерла? - Умерла, - хмыкнул Анисимов. – Убита Света. Но скорее всего непредумышленно. От сильного удара упала виском прямо на угол тумбочки. Так что, самое время для чистосердечного признания, а то потом поздно будет. Получишь на всю катушку. Ну что вы не поделили, ребят, конечно. Вцепились в волосья, как это у вас, у баб водится. Да? Правильно мыслю? Ну давай, говори, только без слез. От слез я злее становлюсь. - Я приехала сюда по путевке, неделю назад, 15 ноября, - Марьям старалась говорить спокойно, преодолевая дрожь в голосе, -Света приехала за день до меня. Она была на год младше меня, мы ладили друг с другом. - Ладили, говоришь? Кто-же тогда стукнул ее, а? - Я после завтрака, в 8:45, ушла из гостиницы, зашла в Первомайский универмаг, потом поехала в ЦУМ, зашла в ГУМ и вернулась к обеду, - Не изменив интонации, продолжала Марьям, казалось, не расслышав реплики Анисимова. - Света не спустилась со мной к завтраку. Она хотела позавтракать попозже, а потом пройтись по магазинам. Когда я вернулась , в 14:30, я хотела взять ключи от номера, но дежурная сказала, что ключа нет, соседка в номере. Дверь была не заперта, я вошла ... а потом сразу же побежала к дежурной. Ничего не трогала и ни к чему не прикасалась. - Вы сделали какие-либо покупки в названных вами магазинах? Марьям вздрогнула от резкого перехода на официальный тон и правильный русский язык. - Нет, это был очень неудачный день. Я нигде ничего не купила. - У Светланы Щербаковой были в Москве родственники, знакомые? - Не знаю. Она мне ничего не говорила о них. Либо не было, либо просто разговор не зашел. - Кто вам звонил по телефону в номер? - Мои родители. Не помню, чтобы звонили Свете. Я даже не знаю, есть ли у нее родители, где она работала, кем. Знаю только, что она из города Вача, что ей ... было 24 года и что она была незамужем. - А говоришь, подружились. Как вы обычно проводили свой день? - Первые дни мы вместе ходили по магазинам, по городу, а потом каждая сама по себе – мне одно нужно, ей – другое. Вечером вместе уже ходили на ужин, а потом на дискотеку, здесь же, в Бар-Люкс. - Знакомились там с кем-нибудь? - Света любила танцевать, когда приглашали – танцевала, а так нет, не знакомилась. - К вам в номер заходили гости? - Нет. Никогда. - Вы очень хорошо говорите по-русски. У Вас мать русская? - Нет. - А кто Ваши родители? - Отец преподает в университете, доцент мех-мата, а мама – главврач роддома. Воцарилась долгая пауза. Анисимов, часто моргая, но неотрывно смотрел своими бесцветными глазками в лицо Марьям, потом довольно демонстративно окатил ее медленным оценивающим взглядом с ног до головы. Он даже причмокнул, разглядывая бриллиантовые серьги в ушах, и самозаводящиеся швейцарские часы на левой руке. Но что-то определенно изменилось в лучшую сторону. Следующий вопрос был задан уже вежливым, мягким тоном. - Как по-вашему, что произошло с вашей соседкой? Есть соображения? - У Светы водились деньги. Она всегда возвращалась с покупками, покупала апельсины, бананы, фанту, пирожные. На дискотеку ходила каждый день, а ведь это дорогое удовольствие. Ну а про черных, вообще анекдоты слагают, какие мы богатые. Может быть это были воры, не заметили, что Света осталась в номере, зашли, а когда она попыталась поднять шум , ударили ее? - Уху—у. – Не разжимая губ, произнес Анисимов, и откинулся на спинку стула. - Ну, что ж, я думаю, утро вечера мудренее, Марьям . Сейчас мы вас покормим, устроим на ночь, такого комфорта, конечно, как в вашем полулюксе, не будет. Уж не обессудьте. Утром все решим. У Марьям забилось сердце. «Я, что, задержана? На каком основании?» – хотелось ей закричать. Но она сдержалась. Молчание – золото, а в подобном месте – жизнь. Ни одного лишнего слова – это станет ее правилом с сегодняшнего дня. Глава 3. СЕРГЕЙ В тупом оцепенении, потеряв ощущение времени Марьям провела остаток вечера. При мысли о том , какая буря сплетен и пересудов поднимется дома, когда узнают, что она в Москве попала в милицию, - ей хотелось умереть. Неважно, ты убила или тебя убили, или ты просто оказалась в неподходящем месте в неподходящее время. Главное – сам факт. Семья Марьям имела очень большой круг знакомых , и малейшее темное пятнышко на репутации – это моральная смерть, бойкот, камни, брошенные улюлюкающими детишками вслед. Наконец, измученная девушка заснула. Утром ее повели на допрос. Допрос вел Анисимов, причесанный, умытый, одетый в костюм и галстук. Перемена была разительная, он стал похож на мастера-наставника из ПТУ. Но в кабинете находился еще один молодой человек в штатском, который молчал, но являлся главным, судя по тому как оглядывался на него Анисимов. Марьям встретилась с ним взглядом, - и поняла, что все обошлось. Несмотря на полное неумение кокетничать, она очень нравилась мужчинам, и она это знала. Другое дело, толку от этого было мало, до сих пор, по крайней мере. Так, бывало, на экзаменах в институте, по особому взгляду преподавателя, она знала, что может нести полную чушь, «отл» ей обеспечен, потому что она – понравилась. Так и сейчас. Она ощущала на себе этот особый, долгий взгляд голубых глаз молодого человека в штатском с военной выправкой и уже знала,что всё обойдётся. И если можно что-то не сделать или сделать в ее пользу - это будет сделано или не сделано. Марьям отвечала спокойно, тщательно продумывая каждое слово. Показания её не расходились ни на слово со вчерашними. Ни о каких знакомых Светы она не знает, никто никогда к ним в гости не ходил, никто не звонил. - Ну, что скажете, Сергей Николаевич, - обратился Анисимов к голубоглазому штатскому. Тот ничего не ответил, продолжая молчать и смотреть на Марьям. Возникла неловкая пауза, присутствующие уже начали переглядываться. Марьям стало не себе. Она решилась посмотреть ему прямо в глаза, посмотрела робко и умоляюще, ведь сейчас от его слова зависело все. Анисимов кашлянул несколько раз, пошуршал какими-то бумажками на столе, поерзал на стуле. - Сергей Николаевич, ...гм ... - Марьям может продолжить свой отдых в Москве, в «Измайлово», номер, конечно, поменяем. – Прозвучал наконец ответ. - У нее есть еще 6 дней. Через 6 дней разговор продолжим, уезжать нельзя. «Сергей Николаевич, Сергей, Серёжа...», -повторяла про себя как заклинание Марьям. Какое-то странное чувство охватило ее. Как если бы она встретилась с очень близким человеком, никогда до этого не слыхав о нем. Это чувство - чувство кровной связи, сопричастности к одному чему-то очень важному для них обоих . Сопровождающая её женщина-сержант болтала безумолку, но слух Марьям выловил из трескотни нужный код: Сергей, Афганистан, женат, сынишка. Как в тумане, она вошла в свой номер, собрала вещи. -Проверьте, ничего не забыли? -Нет. -Тогда пошли. Марьям с облегчением покинула роковой номер. Глава 4 Марьям ждала этого звонка. Он позвонил из вестибюля и сказал, что поднимется через 5 минут. На мгновение она почувствовала дурноту, мозг пронзила острая резкая , как при удалении зубного нерва, боль. Марьям бросилась в ванную, ополоснула лицо, выпила воды. Ей бросилась в глаза расческа на полочке, негнущимися руками она взяла ее в руки и начала расчесывать волосы. Эти простые действия успокоили ее, она собралась и сосредоточилась. В дверь постучали. Она вышла из ванной и , открыв дверь, сразу же прошла в глубь номера. Сергей вошел и сел в кресло. Он был очень бледен и как-то странно смотрел на нее. Она стояла, опустив голову, но прямая, как натянутая струна. Длинные волосы как шелковое покрывало закрывало ее лицо. - Почему Вы скрыли, что у Щербаковой был жених, причем он жил совсем рядом на спортивной базе? Копна волос фейерверком взмыла в воздух, и струясь по тонким плечам, как песок бархана, соскочила с длинной шеи с пульсирующей веной. - Какой ещё жених? Мне ничего не было известно ни о каком женихе. И с какой стати я скрыла бы, если бы знала? - Вы хотите сказать, что целую неделю жили бок о бок с девушкой, у которой должна была состояться свадьба через месяц другой, и она ничего об этом не рассказала? Я скорее поверю, что дважды-два пять. - Возможно, она что-то такое говорила. Как за ней умирают, часами стоят на холоде, припав к окнам вестибюля, чтобы мельком увидеть её, спускающуюся в ресторан пообедать. Как какую-нибудь суперзвезду, топ-модель, Мисс Вселенную. И как толпы поклонников, влюблённых до безумия, не дают ей прохода. Я даже не вслушивалась в её слова, принимая их за бред сивой кобылы. Мне и в голову не могла придти мысль пересказывать эту чушь следователю, тем более, что я толком не слушала и просто не помню эти излияния. - Почему же это все не могло быть правдой? Почему Вы решили, что всё это – бред сивой кобылы? Вы должны были рассказать все, что Вам известно, а чушь это или нет, решать нам. Жених, например, очень даже не бред, а реальность. И Вы не могли этого не знать. - Реальность? Откуда же мне знать это, если в течении недели, включая субботу и воскресенье, он ни разу не появился у своей невесты? Мы каждый день ходили на дискотеку в Бар-Люкс, нас там двоих точно помнят ещё, пусть кто-то скажет, что с нами хоть один раз прошел парень. Ни разу. Никогда. Ни разу не было ни одного звонка. Что это за такие жених с невестой, которые так близко друг от друга, и ни разу не захотели встретиться. Ну, предположим, утром – невозможно, ну так вечером, хоть на 5 минут. Или наоборот, вечером – невозможно, тогда утром или днем. В течении недели можно было бы встретиться хоть раз. Глаза её сверкали, на лице не было ни кровинки и смуглая кожа превратилась в матово-бледную, а губы- наоборот, порозовели. Марьям была как обнаженный нерв, в своем высшем проявлении аллертности, которая сорвала как задубевшую кору бесполую оболочку, созданную холодным и контролируемым поведением. Сейчас в ней была задействована вся энергия, отпущенная природой женщине. Она была как горящий факел и этот горевший в ней огонь выпустил на волю сексуальность, всегда запертую, остававшеваюся под спудом. Сергею даже показалось, что вокруг нее исходит волнообразное движение воздуха, как от раскаленной печки. Он вдруг поймал себя на мысли, что не слышит слов, что на уме у него только пульсирующая жилка на тонкой шее. Вдруг он с ужасом осознал, что возбудился. Мгновенно сбросив с себя оцепенение, он решил улучить момент и сбежать. - ... якобы он ей надоел, она отдыхать приехала. А вот без нее, уродины мерзкой, жизни нет. Да какой нормальный человек мог в такое поверить, глядя на эту образину? – Как сквозь вату донеслось до Сергея. В этот момент она повернулась. И Сергей, не теряя ни секунды, спасительным броском кинул себя к двери. Марьям, вся в пылу, собиралась выпалить очередную порцию слов. И в этот момент она услышала звук захлопнувшейся двери. Мгновенно её из жара бросило в холод. «Идиотка, что я наболтала. Дура, безмозглая дура.»,- думала она про себя в полном отчаянии. Ей вдруг перестало хватать воздуха в этом ограниченном пространстве одиночного номера, он стал напоминать одиночную тюремную камеру. Но всё-таки она не в тюрьме. Захватив сумочку с деньгами, она вышла из номера и спустилась на скоростном лифте на первый этаж, решительно прошла в бар-экспресс, заказала горячий кофе и абсолютно все виды пирожных. Не обращая никакого внимания на удивленные взгляды немногочисленных посетителей и бармена, она без признака смущения уселась за столик и жадно набросилась на сладкое. Ей вдруг вспомнился идиотский вопрос: «Что бы Вы делали сегодня, если бы знали ,что завтра Вы умрете?». Теперь такой вопрос уже не казался ей таким идиотским. Более того, ей захотелось на него ответить себе. Она с наслаждением откусила пирожное, закрыла глаза и ответила как могла честно – вот так вот обожраться тортами и пирожными. И все? Это все, что тебе хотелось бы? Ну, будь честной до конца, наконец. Это всё? Нет! Не всё! Ещё хотелось бы ... Вот именно. Глава 5. Сергей побежал в конец коридора к запасной лестнице, и буквально пролетел несколько этажей , потом, отдышавшись, прошел в холл к скоростному лифту. Когда он вышел на улицу, и всей грудью вздохнул свежего холодного воздуха, ему показалось, что никогда в жизни воздух не был таким свежим и прозрачным, с чудесным сосновым ароматом. И вообще, как здесь, оказывается, все красиво вокруг, и как волшебно выглядит Измайловский парк рядом. Он еле удержался, что бы не сделать сальто. Впервые у него в жилах бурлила кровь, как после многолетней спячки. Хотелось по-юношески смеяться, весело шутить. А был ли он вообще когда-то юношей? Ничего не помнилось, кроме Афганистана и мирной жизни после него, больше похожей на отрабатывание трудовой повинности. Единственной силой, побуждающей его продолжать эту постылую череду обязанностей, была любовь к матери. Не мог он допустить, чтобы погас маленький огонек надежды в этих бесконечно дорогих и несчастливых глазах. Ради них он с содроганием отходил в ночные сны, и просыпался бесконечно уставшим. Но теперь, есть смысл нетерпеливо ждать завтрашнего утра. И послезавтрашнего тоже, может быть каждого последующего утра. Завтра он снова увидит её, девушку с прекрасным восточным именем, которое так созвучно родному русскому Машенька. Однако сегодня её прорвало, подумал Сергей. Ему вспомнился «женский» анекдот про «счастливую бабу», у которой и муж есть, и любовник, и вчера в лифте изнасиловали. В мужской компании любили снисходительно подтрунить над женской логикой и умом, но сейчас этот анекдот уже не казался смешным, за ЭТО и убить можно. Эх, Маша, Маша! Надо подумать, как грамотно из всего этого выпутаться. А подумать есть о чем. На следующий день он позвонил ей, и быстро, чтобы не передумать, сказал, что им надо встретиться в вестибюле гостиницы. По роду своей деятельности, он часто оказывался в опасной ситуации, когда от него зависели люди, и когда эти люди были готовы на что угодно ради спасения. Он знал это, он видел как некоторые его коллеги поддавались этому соблазну использовать свою власть над людьми, или как мучались, проникаясь человеческими чувствами при ведении дел. Но до сих пор в его профессиональную деятельность не проникали какие-либо личностные эмоции, их просто не было. До сих пор. Марьям появилась в точно назначенное время. На ней были джинсы, подчеркивающие стройную фигурку, шикарный ангоровый свитер. Она села рядом, очень близко, явно продуманно, обволакивая запахом дорогих французских духов и посмотрела прямо в глаза. Да, было весьма благоразумно встретиться именно здесь, среди народа. - Марьям, необходимо, чтобы Вы еще остались в Москве. Мне бы хотелось, чтобы это было в приемлемой для Вас форме. - У меня еще две недели отпуска. Я могла бы оплатить проживание в Измайлово и остаться здесь. Я ведь до сих пор ничего не сказала родителям, у меня просто не хватает духу рассказать, да еще по телефону, что я влипла в такое страшное дело. Просто не представляю, что будет, когда об этом узнают на работе. Это возможно, чтобы никто ничего не узнал? - Никто ничего не узнает, если Вы этого так хотите, Марьям. – Спокойно сказал Сергей, стараясь не утонуть в чернющих глазах. И собрав все свое самообладание, добавил. – На сегодня все. Завтра подойдете к администратору и оформите продление. До свидания. Он достал сигарету и закурил, не глядя на нее. Марьям молча продолжала на сидеть на своем месте. Продолжая смотреть прямо перед собой, он добавил глухим голосом, в котором слышалась бесконечная усталость: - Идите, Марьям. Постарайтесь не отлучаться надолго из номера. Марьям встала и, не мешкая, попрощавшись, направилась к лифту. Она была в панике. Только жесткое воспитание не позволяло ей забиться в истерике прямо в лифте. Она не вышла на своем этаже, поднялась на самый верх, потом спустилась на этаж, где располагался буфет, села за столик и мало-помалу в голове начало проясняться. Во-первых, ее ни в чем не обвиняют, во-вторых, у нее есть родители, которые в состоянии замять неприятности, в третьих, ей пообещали , что никто ничего не узнает. У нее хватит ума не думать бесконечно о том, как все может обернуться по- плохому. Вот только ещё немножко подумать. Какой он был сегодня официальный, хотя глаза были как две кровоточащие раны. Некому видно их залечить, хотя есть рядом другая, «счастливая» и ни на что не годная. Вдруг она на лице почувствовала влагу, это из глаз закапало и из носа. Лихорадочно стала искать платок, какое счастье, он оказался на месте. Она встала и, и разозлившись на себя, решительно направилась в номер. Марьям ненавидела себя так, как никого в жизни. Распустила сопли, мало того, что от зависти лопаешься, готова убить женщину, нашедшую себя в личной жизни. Из-за этих мерзких слюней, может быть, и погиб человек. Кто виноват в том, что по-человечески трахнуться не можешь, хоть и думаешь об этом день и ночь! Твои ровесники, мальчики, сидевшие за партой в одно и то же время с тобой, тот же Сергей, проходили все круги ада в Афганистане, пока ты спала в мягкой постели и бесилась с жиру, выбирая какие французские духи больше тебе подходят. Почему тебя никто не любит, да потому что ты никого не любишь, занятая только своими ничтожными мыслишками, похожими на мыльные пузыри. Она просидела всю ночь на полу, уткнув голову в колени. Утром с зеркала на неё смотрел уже другой человек. Глава 6. Звонок прозвенел утром, когда Марьям поднявшись к себе после завтрака, сидела около телефона, в оцепенении ожидая этого звонка. Сергей сухо и немногословно предупредил ее, чтобы она не выходила из номера, он будет в течении часа. Марьям знала, что это будет как «последний и решительный бой», и она была готова к нему. В дверь постучали, она без спешки ее открыла. Сергей, поздоровавшись, подошел к столику и положил на него лист бумаги, потом прошел к окну и не оборачиваясь, сказал, - - Ознакомьтесь с этим документом. Это показания Николая Волкова, жениха погибшей девушки. Она начала читать. Руки ее начали дрожать, когда она дошла до места – «в тот день я, после утренней тренировки, побежал в «Измайлово» к корпусу Д. Внутрь, конечно, же не пустили и я стоял снаружи в надежде, что смогу увидеть Свету, когда она будет спускаться к завтраку. Вместо нее я увидел ее соседку по номеру. Я видел их пару раз вместе, знал, что ее зовут Марьям. Мне Света сказала, что она с Кавказа и поэтому не разрешает ни приходить в гости, ни даже звонить мне. Я догнал Марьям, мне хотелось поговорить с ней, убедить как мне тяжело не видеться с любимой девушкой. Я сказал, - - Здравствуйте, Марьям. Это я Николай, жених Светы. - Я в курсе. – Она так странно посмотрела на меня, как на больного раком, который еще не знает, что он болен. - Я хотел попросить у Вас разрешения звонить и приходить в гости к Свете. Света сказала, что Вы не разрешаете. Она расхохоталась мне в лицо. - До сих пор Свете на мое разрешение было наплевать. Я даже не представляю, как можно было поверить в подобную чушь. Неужели любовь может быть НАС-ТОЛЬ-КО слепа. Тон и выражение лица говорили яснее слов. Меня обманывают, я - лопух рогатый. Я еще никого так не ненавидел, если бы не толкотня вокруг, я бы задушил ее. Она повернулась и хотела уйти, но я преградил ей путь. - Если у Вас есть что сказать, Марьям, говорите прямо. - А я и говорю прямо, уж прямее некуда. Её глаза были полны злости. Она была как гюрза, черная и ядовитая. - Путь свободен, номер 1721, 17 этаж, идите к своей невесте, никто чужой Вам не мешает. - Проведи меня через швейцара. - Сам пройдешь. Вон толпа спускается с лестницы и собирается пройти через швейцара. Смешайся с ни ми и пройди. Она ответила очень грубо, но я должен быть увидеть Свету во что бы то ни стало. Я сказал самым просящим тоном, на который был только способен: - Марьям, я умоляю тебя, проведи меня через швейцара, я пробовал и с толпой, и без толпы, другим удаётся без проблем, а меня сразу засекают, даже пригрозили в отделение отправить, если попытаюсь опять. Меня тут уже все давно знают. Мне необходимо поговорить со Светой. В конце концов мне тоже надоело в дураках ходить. Она как-то очень странно улыбнулась, и не говоря ни слова, взяла меня под руку и мы подошли к проходу, она показала визитку и на вопрос швейцара сказала, что я её друг и мы минут пять поговорим в фойе. Подвела меня к лифту и не говоря ни слова, ушла. Я поднялся на 17 этаж, подошел к номеру 1721 и встал перед ним. Я стоял просто так и даже подумывал о том, чтобы уйти, даже не постучав. Вдруг дверь открылась и из неё буквально вылетел парень, одевая на ходу куртку и побежал к лифту. Я подумал, что хорошо, что не постучал, потому что точно ошибся номером и хотел уже уйти, как вдруг из-за двери послышался Светин голос, - «Саша, Саша, ну куда ты?». Дверь распахивается, выбегает полуодетая Света и, не замечая меня, говорит, - « Кобель проклятый ...» Тут она заметила меня, и так зло сказала: «А, это ты? Чего приперся?» Я толкнул её обратно в номер, зашёл сам. Она ни капли не стушевалась, спокойно так взяла сигарету, закурила. И сказала: «Во- первых, я тебе не жена, и могу делать что захочу...» «Ты обещала выйти за меня замуж, я к тебе как к святой относился, дунуть боялся, а ты оказывается меня за дурака держишь », - перебил я её. «Дурак и есть, «дунуть боялся»» И она засмеялась, нагло так. У меня в глазах потемнело, и я её ударил кулаком в этот смеющийся рот. Она упала, а я ушёл, не обернувшись. Я не вернулся к себе на базу, пошёл в лес, я никого не мог видеть. Потом сел на электричку, поехал к другу, он на заброшенной даче жил, там выпили, не знаю сколько дней прошло. Потом, когда пришёл в себя, решил вернуться на базу, собрать вещи и уехать далеко в Сибирь. Когда пришел, там меня уже ждали с наручниками. Я даже подумать не мог, что это из-за Светы. Если бы я знал раньше, покончил бы с собой.». Марьям сидела, не шелохнувшись. Ей было страшно начинать разговор. В ушах все время стучало –« как гюрза, черная и ядовитая ». И ЭТО он прочитал, и это - о ней. Может быть, он просто пробежал глазами это место, не обратил внимание. Тогда можно говорить. - Вы прочитали? – Она вздрогнула от неожиданности. - Нет – нет . То есть да. - Ваши показания немного расходятся с показаниями Волкова. Может, сейчас Вы вспомните, что встречались утром с Волковым в тот день, просто забыли сказать об этом? - Нет. Я с ним не встречалась ни в тот день утром, ни когда бы то ни было ещё. И до смерти Светы понятия не имела о том, что у неё есть жених. Все его слова относительно меня – плод больного воображения. Он – или шизофреник, или просто хочет запутать следствие своей ложью. Никакого Сашу он не мог встретить у нас в номере в 8 утра. Даже если бы Света и захотела позволить себе что-то в этом роде, я бы этого не потерпела. Она постаралась выдержать его взгляд, но нервы её сдали: - Сергей Николаевич, ну и что же будет теперь? Нам устроят очную ставку? - Нет. – После долгой паузы последовал ответ.- Волков изменил показания, и в новой окончательной версии, которая, собственно и войдёт в дело, не упоминается эпизод встречи с Вами. - Изменил показания ? И что это значит? - Это значит, что Вы больше не имеете к этому никакого отношения. - Не имею отношения...- прошептала Марьям заветные слова. И как молния пронзила мозг страшная мысль. – А если он снова изменит показания, придумает что-нибудь опять? - Не думаю, ему бедняге сейчас не до этого, во-первых, а во-вторых, я постараюсь держать ситуацию под контролем. - А когда я смогу уехать домой? - Я бы попросил Вас задержаться ещё немного, - торопливо вставил Сергей, - пока дело официально не закроется. Ведь отпуск Ваш ещё не закончился, так что Вы можете продолжать отдыхать в Москве, не вызывая никаких подозрений дома. Кстати, Ваши родители не проявляют беспокойства? - Нет. Они сами очень любят Москву, здесь есть много на что посмотреть – театры и музеи, и находят естественным моё желание остаться в Москве, если есть возможность. - Ну, тогда всё хорошо. Мне пора. Он встал и неторопливо пошёл к двери. - Сергей Николаевич, можно Вас спросить, - запинаясь сказала Марьям, - что... будет... с Колей? - С Волковым? – удивлённо спросил Колесников, и как-то по-новому посмотрел на неё. – Странно, что ты об этом спросила. Ухо сразу уловило переход на неофициальное и интимное «ты». - Я могла бы , ну, может быть, помочь с адвокатом... – и осеклась о его взгляд. Она отвернулась к стене, пряча горевшее от стыда лицо. Вдруг она почувствовала, как мужская рука прикоснулась к её косе, наматывая и пропуская её через пальцы. - Не коса, а восьмоё чудо света. Она размякла от этой невинной ласки, и больше всего на свете ей захотелось уткнуться в грудь мужчине, перед которым не надо было строить из себя недотрогу, который знал, до какой степени она может быть плохой и не осуждал её, более того, вытащил её из дерьма, рискуя собственной карьерой. Уткнуться и расплакаться. Но она не посмела перейти через жёсткие правила поведения, на которых была воспитана. - Мне в самом деле пора. – Донеслось до неё как сквозь вату. – Я позвоню завтра. - Нет, не уходите сейчас, пожалуйста. Мне сейчас очень плохо...Я боюсь сейчас оставаться одна... - Если бы только знала до какой степени мне это хочется самому. – Просто и искренне сказал Сергей. – Но я не хочу воспользоваться обстоятельствами и твоей слабостью. Когда дело официально завершится, а ты снова будешь сильной и независимой, вот тогда, если ты сама захочешь поговорить со мной просто как с обычным человеком, я с огромной радостью приду. Мне самому есть, что тебе рассказать. Возможно, у нас больше общего, чем сейчас тебе кажется. Он наружной стороной ладони вытер скатившуюся на щеку Марьям слезу. Она стояла не шелохнувшись, боясь даже всхлипнуть. - Ты бы позвонила друзьям, близкому человеку, поговорила бы. - Нет у меня ни друзей, ни подруг по-настоящему близких, и не было никогда. Меня никто никогда не любил, кроме родителей, я никому по-настоящему не дорога. Мне не к кому звонить, а рассказать матери у меня просто язык не повернется. Я ... я просто ненавижу себя. - У каждого в шкафу спрятан труп, Марьям. А у некоторых – несколько. Ты справишься, я знаю. Ты к тому же, очень красивая. Неужели тебе об этом никто не говорил? Марьям смутилась, но глаза у неё заблестели. Это были именно те слова, которые она хотела услышать. Сергей вздохнул и открыл дверь. - До свидания. – Дверь закрылась. Марьям подошла к зеркалу и улыбнулась самой себе. Глава 7. - Ну, как ты? - Я в порядке. - Я рад, что ты захотела встретиться со мной. Мне так нужно с тобой поговорить, даже не знаю с чего начать. - Я хочу Вам сказать, что очень-очень благодарна Вам за то...... - Нет-нет, Марьям, прошу тебя, не надо об этом. - Я прекрасно понимаю, если бы не Вы, я бы по уши влипла... - Марьям, прекрати. Тебе не за что быть благодарной. Мы сейчас просто обыкновенные люди, не имеет значение как мы познакомились. Это пусть останется в прошлом, которое я уже не помню. Если человек будет всегда всё помнить, и никогда ничего не забывать, он свихнётся. По себе знаю. Они сидели в креслах, разделенные журнальным столиком в номере у Марьям. На столике были пирожные, конфеты, кофе. Его Марьям приготовила маленьким кипятильником, а фарфоровые чашечки она специально купила в универмаге, заодно прикупив наборы дорогой посуды и для дома. Она выглядела сногшибательно, в модной очень женственной блузе и кокетливой коротенькой юбке в клетку с запахом. На ногах, разумеется, были тонкие колготки и только- только появившиеся в чековых магазинах французские плоские ботиночки из черной мягкой лайки. Она постаралась не злоупотребить духами, но от того, что волновалась, надушилась три раза «Мажинуаром», и у неё у самой кружилась голова от его волшебного аромата. - Даже мать, которая обязана заботиться о своём ребёнке, требует благодарности за то что она родила, кормила-поила, одевала и так далее. Моя мама, во всяком случае, от меня требует изъявлений благодарности практически ежедневно за беззаботную юность, за красивую одежду, за роскошь. Ну, а Вы, Вы спасли мои честь и достоинство. Я прекрасно понимаю, что стоит за словами, что Волков изменил показания, несмотря на то, что Вы их так незаметно произнесли. Всё это она проговорила скороговоркой, не давая Сергею вставить слово, несмотря на все его попытки. Произнося последнее предложение она поднесла руки к горлу, как если бы задыхалась, дергая что-то у ворота блузки. Не успел Сергей опомниться, как она опустила руки, в одной из которых что- то блестело. Она разжала руку, и изумленный Сергей увидел золотую цепь с книжечкой-Кораном. - Я от всей души прошу принять на память от меня эту вещь... Сергей закрыл глаза, через секунду он встал и быстро пошёл к двери. - Нет, Сергей, нет! Не уходи, прости меня! Я же, на самом деле, имела ввиду, просто на память, - в полном отчаянии закричала Марьям и бросилась за ним к двери. Она настигла его уже у открытой двери. Она захлопнула её, продолжая говорить: - Ведь друзья всегда оставляют себе на память что-то, - не замечая, что оказалась в ловушке, в углу узкого коридора номера. В следующее мгновение она почувствовала на себе всю силу мышц молодого тренированного тела. Она оказалась буквально пригвождена к стенке, не в силах даже шевельнуть мизинцем, а губы в первый раз в жизни почувствовали на себе крепкий с привкусом табака мужской поцелуй. Автоматически включился инстинкт самозащиты: вырваться, ударить, убежать. Но она была совершенно лишена и свободы движения и свободы выбора. И это начало отравлять в следующее мгновение, когда инстинкт выключился, восхитительное чувство от осуществления самой вожделенной мечты, вот так красиво до боли в мозгу получить страстный горячий поцелуй. Словно прочитав её мысли, железные объятия разомкнулись, поцелуй настолько ослаб, что напоминал дуновение легкого ветерка, ласкающего пылающие губы. Теперь выбор был: отодвинуть лёгкую как соломинка преграду и уйти ... Ну уж нет, ни за что! Она крепко сомкнула руки на широких плечах и ответила робким неумелым поцелуем. День пролетел как одна минута. Сергей с удивлением обнаружил темноту за окнами, с чего это вдруг стало темно, и стараясь не потревожить девушку, уютно устроившуюся у него на коленях, посмотрел на часы. Было уже около 10 вечера. Он был в полном тупике и не знал, что делать дальше. И как любой мужик, даже очень порядочный, принялся раздумывать о «перспективе». Даже теоретически трудно было вообразить, что невинная девушка, к тому же из далёкой южной республики с жёсткими восточными традициями, захочет пойти на близость. Ну а что дальше? Всё-таки не мальчик, вот так вот просидеть в кресле. А «пойти в атаку» и получить по рукам и щекам с последующим позорным выдворением, сопровождаемым слезами разочарования – ясно, не годится. Уйти самому- нет ни сил, ни желания, ни воли. Пожалуй, разумней всего начать «разведку». - Маш, ты не заснула? Знаешь, уже скоро 10. Тебе не хочется меня выставить, отдохнуть одной? – замирая от ужаса проговорил Сергей, а что если в ответ получит – «ой, правда, как поздно, темно, тебе пора». Но ответа не последовало, только сильнее сжались её руки у него на шее. Это обнадёживало, но всё-таки не было приглашением остаться, а могло просто означать начало затянутого прощания. Он нежно погладил её колено, и осторожно провёл рукой наверх. Реакции не последовало. Его рука нащупала непривычные очертания кружевного нижнего белья. - Ты что, вот так и ходишь в этот холод по Москве? Ты же всё застудишь, так нельзя, надо одеваться тепло. Марьям рассмеялась и нежно погладила его по лицу. - Какой ты милый, как наверное, любой европейский мужчина. Вы совсем другие, никому из наших не пришло бы в голову даже подумать, не то что проявить заботу о здоровье женщины, о её желаниях, потребностях. Они потребители... - Кто европейский мужчина? Я? - Да, конечно. С такими чудными голубыми глазами и белой кожей. Она даже пахнет по-особому, пахнет чистотой. - Да ты расистка, дорогуша. Что это за разговоры про белую кожу, - сквозь смех проговорил Сергей. Ему ещё никогда не было так легко и хорошо. – Я вот возьму и привлеку тебя за расизм. - У тебя очень красивая улыбка. Я ещё ни разу не видела, как ты смеёшься. - Потому что я не смеялся. Во всяком случае, я не помню когда это было в последний раз, наверно в школе, до армии. Он замолчал, но было видно, что порывается сказать что-то. Но вместо слов только порывисто обнял её. - Маша, у меня просто нет сил оторваться от тебя. Без тебя я как больной, у которого отняли шланг с кислородом. Если не выгонишь, сам не уйду. Мне очень нужна ты, рассказать тебе кое-что, но я не уверен, что могу злоупотреблять твоим вниманием, терпением. В конце концов ты не обязана выслушивать излияния психа. - Ну что ты говоришь! Я больше всего на свете не хочу, чтобы ты ушёл. Мне ещё никогда не было так хорошо, ты такой милый и нежный. Я хочу..., я хочу тебя до смерти... Она встала и протянула руки, сразу же встретившиеся с его ладонями. - Маша, -хриплым голосом проговорил Сергей, - я не хочу, чтобы ты потом раскаивалась и сожалела об этом из-за последствий... - А вот последствий никаких быть не должно, - жестко прозвучало в ответ. Она с силой надавила на его плечи, и он буквально рухнул на пол. Она опустилась рядом на колени и нежным толчком опрокинула его навзничь. Длинные волосы как шёлковый полог закрыли его лицо и отгородили от всего мира. - Ты самая настоящая колдунья. Нет , - пери. Так ведь у вас они называются. Ты - пери, а я твой пленник, и ты со мной можешь делать всё, что захочешь. Только разве пери занимаются любовью с мужиками? - Обязательно, а иначе от их волшебной силы ничего не останется. Глава 8. ...Выжженная глинистая земля, ни единой травинки, пыль, поднятая сапогами, безжалостное солнце – наверное, на земле нет более безрадостного места. Как только здесь существуют люди? Вон видны их убогие жилища, назвать домом язык не поворачивается. И как тут мог расцвести такой необыкновенной красоты цветок. Вон там, прелестный голубой цветок, или девушка в голубом одеянии. Она вышла встретить его, вот уже можно разглядеть лицо, и можно быть уверенным, оно не несёт ненависти или холодного, насмешливого презрения. Конечно, ведь это его Маша, воспитанная в одной общей для обоих стране, говорящая на одном с ним языке. Вот она побежала навстречу ему, а он - ей навстречу. И командир ничего не сказал, понятно, сам бог войны не удержит солдата в строю в таком случае. Вот уже слышен счастливый девичий смех, вот нежные руки сомкнулись в крепком объятии. Но что это вдруг за неприятный привкус во рту? Господи, это же кровь! Откуда?! Маша... Кровь хлыщет из её перерезанного горла. Кто это сделал... Не я... Я не мог... Это не я-Я-Я ... ...Марьям в банном халате вертелась в ванной перед зеркалом. «Я танцевать хочу, Я танцевать хочу...», - напевала она песню Элизы. Да что танцевать, она могла бы взлететь, до такой степени она была наполнена счастьем. Вот он секрет, наконец-то она всё поняла. Жаль, что это произошло из-за трагедии. Бедные Света и Коля. Две погубленные молодые души. Но Любовь забирает время от времени свою страшную дань. А если бы она промолчала бы, сказала бы в тот роковой день, что Света уже ушла. И не встретилась бы с Сергеем... Нет, против судьбы не уйдёшь, и в самом деле, она ведь ничего такого не сказала. И ведь, Коля не хотел убить девушку, он просто ударил её. Несчастный случай, завершивший цепь Светиной лжи и обмана. В этот момент она услышала крик. Это кричал Сергей. Она быстро выбежала из ванной, и увидела его на полу. Тело его содрогалось в конвульсиях, сопровождаемые глухими стонами. Марьям застыла на миг, а потом, словно по проводу ей передалась чужая боль. Марьям подбежала к нему, опустилась рядом, подняла его голову и положила к себе на колени: - Всё, Серёжа, это был просто сон. Кошмарный сон, но он закончился. - Нет, - по-детски всхлипывая, ответил Сергей. - Он никогда не закончится. В один день я не выдержу... - Нет, Серёжа. Он на самом деле закончился, твой кошмар. Я его сейчас прогоню. – Она посмотрела в горевшие лихорадочным огнём глаза и поцеловала их. – Ты ведь меня видишь во сне, правда? -, вернее лицо, похожее на моё? И ты убиваешь... - Ты знаешь Маша, когда я тебя увидел, я подумал, что эта сама смерть пришла за мной. - Я так и поняла, когда узнала, что ты воевал в Афганистане. Я похожа на тех женщин. Но, окажись на твоём месте, я бы делала то же самое, что и ты. И поверь, чего бы мы там не делали, это детские шалости по сравнению с тем, что творят ОНИ, и без всяких кошмаров по ночам и самоистязаний. А я знаю, о чём говорю. – Добавила она глухо. Утром Сергей проснулся с необыкновенно ясной головой. Комната была залита мягким солнечным светом. В номере было аккуратно всё расставлено по своим местам. Идиллическую картину дополняла особенно красивая сегодня Марьям, сидевшая в кресле и пьющая кофе. Правда, какая-то она была немножко чужая вроде. Или просто показалось. Он молча с вещами прошёл в ванную, а когда вышел, то увидел, что постель была аккуратно застелена, а на столике в чашечке дымился ароматный кофе для него. В воздухе витала лёгкая напряжённость и недосказанность. Он подошёл к Марьям, взял её руки в свои и поцеловал их. Марьям довольно сдержанно улыбнулась, как-будто из вежливости ответила на поцелуй и, кашлянув, сказала: -Кофе остынет. Сергей сел в своё кресло, с аппетитом уплетая пирожные, начал обдумывать слова для официального предложения. - Маша, мне бы хотелось сделать для тебя что-то очень важное. - Да, я как раз хотела тебя попросить, - перебила она его радостно, -я купила билет на самолёт позавчера. Но ты сам знаешь, как сейчас трудно с билетами, даже за 15 дней вперёд еле-еле достанешь. Так что на самолёте я смогу улететь только через 12 дней, а на поезде трястись одной в общем вагоне трое суток – с ума можно сойти. В купе тоже нет билетов на несколько дней вперёд. Я очень прошу тебя, посади меня на самолёт сегодня. Для вашей системы всегда имеется броня. - Нет. Ты не уедешь сегодня, и завтра, и через 12 дней. Ты не дослушала меня. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Это – судьба. Это не просто так, что мы встретились. Нас все поймут. Я знаю, что ты хочешь сказать. Да, я женат. Но и для неё будет лучше развестись со мной сейчас, у неё будет шанс встретить человека, который по-настоящему её полюбит. Мы прямо сейчас поедем домой к моей матери, и поговорим честно с ними обеими. Я не могу тебя потерять. В его глазах опять появились лихорадочные отблески. Марьям заметно побледнела. - Ты меня не потеряешь, если сам этого не захочешь. Я совершенно свободна, никаких обязательств ни перед кем у меня нет, я могу хоть сейчас идти в ЗАГС, или ждать месяц, год, если потребуется. Но врываться в твою семью сейчас я не должна. Не знаю даже, насколько это было бы честно, как ты хочешь, чтобы мы поехали к твоей матери. Но без сомнения, это очень жестоко в любом случае, а может статься, что вообще неуместно. А вдруг сейчас твой малыш тяжело заболел, или твоя семья ждёт тебя за праздничным столом, чтобы сообщить новость о предстоящем рождении второго ребёнка. Здесь нужно семь раз отмерить, прежде чем отрезать. А мне следует быть в тени, ждать от тебя вестей у себя дома. Кстати, меня ждут не только родители, но и работа, любимая работа. Я безумно соскучилась и по родителям, и по работе и по дому. Я должна ехать. - Хорошо, я погорячился. Я провожу тебя в дорогу через пару дней, у тебя до конца отпуска ещё три дня, а там суббота – воскресение. Марьям резко поднялась с кресла и подошла к окну. Чувствовалось, что она в крайнем раздражении. Сергей поднялся вслед за ней. - Маша, Машенька, что я сказал или сделал не так? Я тебя чем-нибудь обидел? - Нет, нет! –Она обняла его, из её глаз потекли слёзы. – Я смертельно устала, я очень-очень хочу домой, мне здесь было так холодно, страшно. Я пережила здесь кошмар, да, и необыкновенное счастье тоже, с тобой, конечно... Но я чувствую себя больной, измождённой до смерти. Мне кажется, что я здесь не только дня, а даже часа не выдержу. Я тебя умоляю, давай поедем в аэропорт прямо сейчас. Каждые два часа есть рейсы, посади меня на ближайший. Они ехали в аэропорт в полном молчании. Сергей сам сидел за рулём 24-ой «Волги». Марьям хотела спросить, что эта за машина, но не решалась. Он гнал машину на большой скорости, и Марьям боялась, что они перевернутся. Когда они вошли в аэропорт, то Марьям сразу же прошла в самое укромное, тихое место, и сказала, что подождёт его здесь. Сергей взял её паспорт с билетом где-то уже через полчаса пришёл обратно. Произошедшая с девушкой метаморфоза поразила его. Во-первых, на голове появилась откуда-то цветастая шаль, а во-вторых, холодный отчуждённый взгляд. Так смотрели на него Там, это было больно, но понятно. Но, чтобы «родная» Маша смотрела так, и после того как он положил к её ногам всего себя – это было непонятно и обидно. Она нетерпеливо раскрыла билет, лицо её расцвело от радости: - Ой, посадка прямо сейчас! Через пару-другую часов я буду дома. Она не поднимая головы, медленно сложила билет, положила в паспорт, затем медленно открыла сумочку и не спеша, начала перекладывать паспорт из одного отделения в другое. Наконец, она, тяжело вздохнув, посмотрела на Сергея как смотрят на постороннего и сказала: - Большое спасибо, за всё. Мне надо идти, провожать больше не надо, я смогу найти нужное место. И всё. - Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – Вдогонку спросил её Сергей. Она обернулась. В глазах была влага, и, если не любовь, то что-то очень похожее на неё. - Я унесу с собой твои кошмары. Она быстро повернулась и ушла. Сергей остался стоять на месте. Он не допустит слабости , ему это и не к лицу, бывшему афганцу, офицеру. Он сейчас же уйдёт, вот только убедится, что с посадкой всё нормально. Он прошёл к месту регистрации, стараясь держаться подальше. Вот, знакомые до боли небритые смуглые лица, женщины в цветастых платках и тяжёлых немодных пальто. А вот, и она, необыкновенный красоты цветок в компании уродливых колючек . Вон, какая-то тётка со сроссшимися бровями и здоровенным задом, чмокает и обнимает её. Марьям криво улыбается ей, и что-то говорит в ответ. «Чужая среди своих, своя среди чужих», - подумал Сергей. Скоро всему этому придёт конец, этому видимому братству, и уйдёт навсегда, как уходит сейчас Марьям. Она прошла досмотр и исчезла из виду. Сергей прислонился к стене и закрыл глаза. - Сынок, тебе плохо? –участливо прозвучал старческий голос с непередавамой чисторусской интонацией. - Нет, отец, всё хорошо. Спасибо. Ему стало как-то очень здорово от родной теплоты, и он быстро вышел из здания аэровокзала. Марьям прошла на своё место в салоне самолёта, сложила дублёнку и неожиданно услышала: -Разрешите Вам помочь? Симпатичный молодой человек, не услышав отказа, взял дублёнку и аккуратно разложил её наверху. -Спасибо. – Вежливо сказала Марьям, опустив глаза, и села на своё место. Она подумала про себя, что раньше обязательно грубо и холодно ответила бы «нет», следуя маминым советам. Как она была глупа! Она боковым зрением видела, что парень смотрит на неё, без конца оборачиваясь в своём кресле. И вот она позволила их взглядам встретиться, на миг, чуть-чуть улыбнулась уголками губ ничего незначащей вежливой улыбкой, и убрала взгляд. Через несколько минут молодой человек подошёл к их ряду и горячо попросил сидевшего рядом соседа поменяться местами, чтобы сесть рядом с бывшей сокурсницей, неожиданно оказавшейся в одном самолёте. - Мурад. - Марьям. - Я знаю. Я Вас видел пару раз в университете с Вашим отцом. А у меня с собой плейер, взял в дорогу послушать. Тут как раз кассета, я её давно искал. Хотите послушать? Марьям надела наушники и вздрогнула, услышав: Но если есть в кармане пачка сигарет, Значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день, И билет на самолёт с серебристым крылом, Что, взлетая, оставляет земле лишь тень. - Если хотите, я перепишу для Вас. - Конечно, хочу. Это моя самая любимая песня. Мурад вытащил из кармана записную книжку, открыл её на букву «М», и Марьям, ни на секунду не колеблясь, записала свой телефон. Сергей, измотанный и опустошённый, вошёл домой. Празднично одетый сынишка выбежал навстречу: - Папа, а у нас праздник. Мама сделала вкусный- превкусный торт. Я уже попробовал кусочек. А то тебя всё нет и нет, а я очень хотел. В комнате стол был красиво накрыт, как будто ждали дорогих гостей. Сергей прошёл к столу, налил водки и подождал, пока жена сядет рядом. - А почему ты не спрашиваешь, в честь чего я так старалась? - Потому что я знаю. В честь нашей дочки. Он чокнулся рюмкой с рюмкой жены и немного отпил. У неё на глазах появились слёзы. - Ты заметил. Теперь, если кто скажет, что ты не обращаешь на меня никакого внимания, я знаю, как ответить. Но почему дочка, а вдруг родится мальчик. - Дочка. Я даже имя знаю. Маша. Она погладила его по щеке. - Почему Маша? Я не против, но почему бы не назвать в честь твоей матери? В нос ударил запах жира и пота, и то ли от этого, то ли от того, что кожа помнила другие прикосновения и другой, -волшебный запах – его всего передёрнуло. Но он виду не подал. Выждав для приличия пару секунд, он похлопал по жениной руке и убрал её со своего плеча: - Потому что это имя волшебное. Я выйду покурю. Он вышел на балкон, всей грудью вздохнул свежего холодного воздуха и с его всего пронизало чувство покоя в душе, и ещё ощущение сбывшегося чуда. И у этого чуда было имя - Маша... |
