|
||||||||||||||||
| Елена Асланова . НАША ВОЙНА | ||||||||||||||||
| ДОЧЬ КУРДА
Анаит Мушеговна рассеянно взяла зачётку и, не дослушав ответа студента до конца, поставила отличную оценку. Академическая тишина и отстранённость от мирской суеты аудитории никак не вязались с хаосом, возникшим от пронесшегося по стране ураганом перестройки и от разгула естественной стихии: лежал в руинах, похоронивших под собой сотни детей и взрослых Ленинакан и Спитак, тысячи беженцев из Азербайджана заполнили пансионаты и гостиницы, кризис власти – казалось, это и есть апокалипсис. На кафедре, куда она зашла после экзамена, собрались преподаватели и обсуждали единственный для них выход из кризиса - уехать. Уехать подальше от стонущей от ран страны. Одно дело - собираться на совершенно безопасные митинги и горланить про продажного Горбачёва, и совсем другое дело - оставаться на расшанном ими же корабле государственности в вызванном их молитвами буре. Анаит, всегда молчавшая, вдруг резко прервала своих коллег: - Надо жить в своей стране. Строить на своей земле дома, сажать вокруг них цветы и уметь защищать от любителей придти на готовое. Моих родителей силой выгоняли из их домов, а вы добровольно, сами, бежите из неё. Моя улица почти опустела. Каждый второй дом продаётся. Все бегут как крысы. Неужели не понимаете, что без родины, вы - везде - нежеланный бродяга без дома. Неужели не понимаете, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке и за все эти «беженские блага» наступит пора платить. А платить вы все будете своими детьми. Никто ей не возразил. Между ними всегда была стена непонимания, они все были советскими, родившимися и выросшими в советском Айастане, а она – пришлая, из Сирии. В Сирии нашли приют после геноцида 1915 года в Турции много армян. Но ни сердечность гостеприимных арабов, находивших в пустынях уцелевших и создавших условия для выживания армян на своей земле, ни возможность переезда на Запад не могли утолить страшную тоску по потерянной родине. И люди приезжали в советскую Армению и любили её, как Армению. И не могли понять отношения к ней тех, кому повезло родиться на ней и избежать страшной участи западных армян. - Посмотрите на бакинских армян. Неужели их пример вам не стал наукой? Царило мрачное молчание. Был январь 1990 года и весь мир, уже не в первый раз после Сумгаита, потрясли костры на улицах современного и промышленно развитого Баку с горящими на них живыми армянами – представители Народного фронта успешно провели операцию по депортации армян, оказывая яростное вооружённое сопротивление частям Советской Армии, пытавшихся навести порядок в обезумевшем от крови и средневековых ужасов городе. Анаит Мушеговна сдала экзаменационные ведомости и заторопилась домой, окунуться в домашние дела и на время избавиться от тревожных дум. Она была тюркологом. На этом настояла её мать. Она с детства говорила с ней по-турецки и с маниакальной настойчивостью повторяла: « Ты должна знать этот язык. Ты вернёшься туда. Обязательно вернёшься. А за тобой вернутся остальные.» Её мать и отец были одними из сотен уцелевших из миллиона армян, обречённых турками на смерть. Матери Анаит Шехназ, - её как второго ребёнка родители обязаны были назвать турецким именем, - тогда было четыре года, и она очень хорошо помнила, как их вытаскивали из домов вооружённые солдаты, построили в колонны и объявили, что «сопроводят» их в Алеппо. «Сопровождение» части колонны, где была Шехназ с матерью, - брата и отца отделили сразу же, -завершилось уже на окраине Диарбекира, где на беззащитных женщин с детьми напали курды и «четены», потомки выходцев с Северного Кавказа. Под смех и одобрительные возгласы жандармов, они срывали одежду с несчастных, - это был их барыш, золото и деньги же честно возвращали туркам, и забивали их усыпанными гвоздями молотами. И не было жалости ни к кому в глазах предков тех, кто сейчас умно и красноречиво разглагольствует о свободе для «своего» народа, без тени сомнения отказывая в праве на жизнь народу, жившему на своей земле с тех пор, как образовалась земная твердь. Мать с Шехназ были в центре и за доли секунды та сама скинула с себя одежду и повалилась на землю, прикрыв собой дочь, и буквально через мгновение они оказались под грудой окровавленных тел. Им просто повезло. Турки, которые после побоища, прошли по телам, добивая раненых не заметили, что они – живы. Ночью пришли нищие, в надежде подобрать что-то и, мать Шехназ, услышав, как они проклинают убийц, подала голос. Они ушли с нищими. Через пару месяцев мать с большими предосторожностями, ночью, отдала Шехназ в греческий монастырь. И приходила к дочери время от времени вместе со старухой - нищенкой. А однажды старуха-нищенка пришла одна, и, дав Шехназ несколько монет, отводя влажные глаза в сторону, сказала ей, что её мать нашла работу далеко, и долго, поэтому, не будет приезжать. Мать не приехала никогда. Из монастыря девочку определили в сиротский приют для сирот-армян в Сирии. Она выжила, выросла и вышла замуж за такого же сироту-армянина Мушега. Такова была история, которую рассказывали ей отец и мать. Они с семьёй приехали из Сирии в Армению в начале 60-х годов и поселились в городе Арарат. Кроме Анаит у них было ещё два сына. Отец часто повторял, что назвал свою дочь в честь своей матери. От его истории выживания также стыла кровь в жилах. Всё было как везде. Из Харпута их колонну под охраной из 70 жандармов вывели на юг, тех, кого убили не сразу. Уже на третий день турки стали насиловать и убивать, позволяя курдам делать тоже самое. Практически ежедневно по пути следования колонны жители курдских деревень совершали набеги и уводили женщин и девочек. Так у них с матерью отняли 12-летнюю сестру. На сороковой день остатки колонны достигли восточного Евфрата и их начали топить. Река была усеяна трупами, но 10-летний Мушег, умевший хорошо плавать, почувствовал, что именно в воде у него есть шанс на спасение. Поцеловав крепко на прощание мать, они договорились найти друг друга в Алеппо, он сам вошёл в воду. Один турок-подросток, прибывший сюда со своими соплеменниками на забаву и разбой схватил его за горло и с возбуждёнными криками засунул в воду. Мушег, которому нистинкт самосохранения заменил и зрение и сознание, подобрал камень со дна и ударил турка в пах. Тот, взвыв, отпустил мальчика на секунду, присев в воде. И тут же этим же камнем Мушег нанёс ему удар в глаз. Турок упал в воду вниз головой и захлебнулся, - наверное, это был единственный случай оказания сопротивления. Мушег поплыл, плыл на спине, приказывая себе выжить и встретиться с матерью. Его подобрал рыбак – араб. В арабской деревне к нему отнеслись с большой любовью, предлагали остаться. Но он должен был попасть в Алеппо. Среди нескольких десятков, достигших Алеппо из нескольких тысяч, матери Мушега не оказалось. Он обожал свою дочь Анаит, баловал и позволял делать ей всё, выполнял все её капризы, вкладывая в эту любовь иссушающую тоску по матери и сестре. Анаит очень тяжело переживала смерть отца год назад. Тяжелее всех. И ей казались совершенно неуместными хлопоты матери поехать в Турцию. Но Шехназ не успокаивалась, и каждый день звонила и требовала, чтобы Анаит поехала с ней в Диарбекир, пользуясь невиданной ранее возможностью для советских армян посетить юго-восток Турции, Западную Армению. Уже были присланы от родственников в Сирии визы с разрешением посетить Турцию. Но Анаит не видела в этом смысла. Поехать, увидеть разорённую землю, так и не освоенную жестокими убийцами, не сумевшими проглотить её, даже уничтожив её детей, казавшимися для них единственной помехой для полного овладения ею. И когда мать неожиданно слегла, всё-таки возраст, 79 лет – даже для очень живого и здорового человека диктует свои правила, Анаит подумала, что вопрос о поездке решился сам собой. И когда прозвенел телефонный звонок и Анаит, уставшая после экзамена, услышала материнский голос, она даже не могла предположить, что сама через неделю поедет туда, без матери. - Анаит, сегодня обязательно приходите вместе с Валерой. Только ты с мужем. Есть очень важный разговор. Когда Анаит сказала мужу, что они должны поехать в Арарат, он устало вздохнул. Но поехал. В доме никого не было. Семья сына, с которой жила Шехназ, в полном составе отправилась на свадьбу, а мать, сославшись на здоровье, осталась дома. Разумеется, не случайно. - Анаит, я очень прошу выслушать меня, не перебивая. Твой отец Мушег - лучший в мире отец и супруг, но не он дал тебе жизнь. У Анаит из горла вышел хрип. -Только не перебивай меня, - со стоном сказала Шехназ, - не знаю почему господь двумя горстьями послал мне страдания, и оставил жить в муках до конца жизни.... Мать плакала, заголосив. Валерий бегом принёс воды, и обняв тёщу, сказал: - Говори, мама. Мы слушаем. - После приюта я работала в магазине у одного армянина и вышла замуж в 18 лет за Варужана. Он тоже был сирота. Почти всё наше поколение были сиротами. Он искал работу, и когда предложили ему поехать строить дорогу и пообещали хорошую зарплату и жильё, мы поехали на границу Сирии и Турции. Всё было хорошо. Я впервые в жизни была счастлива с любимым мужем. Но через через месяц после нашего приезда и три месяца моего замужества на нас напали курды. Они налетели на конях из-за границы рано утром, стреляли и грабили. Варужана убили на пороге дома, он выскочил с ружьём и успел даже убить кого-то. Один из них схватил меня за волосы, укутал в одеяло, посадил на лошадь и ускакал. Анаит трясло как в лихорадке. Она только повторяла: -Нет, мама, нет мама, нет... -Он привёл меня к себе домой. И объявил, что теперь я – его жена. Он сказал, что даст мне возможность справить траур по мужу. Но если я буду упрямиться и не захочу ответить на его «благородство» добром, он сделает меня своей рабыней. У него были свои представления о благородстве. И я стала его женой. Анаит закричала. Валерий бросился к ней и крепко обнял её. - Родилась моя первая дочь Фидан, потом – вторая дочь Хене. За мной всё это время следили, я не выходила даже за ворота дома. Со мной хорошо обращались. Он дарил мне золото и был очень почтителен. Но я не переставала ненавидеть его. И думала только о том, как сбежать. Когда родилась ты, он назвал тебя в честь своей матери Ширин, двух моих девочек забрала к себе свекровь, и за мной перестали следить. Он не дотрагивался до меня, пока я кормила тебя молоком, но срок подходил, и я сбежала с тобой на руках, оставив двух своих дочек... Анаит потеряла сознание. Когда она пришла в себя, ей казалось что она проснулась после страшного кошмара и всё, что звенело у неё в ушах - просто сон. - Мне помогли арабы. Они всегда помогали нам. Даже отъявленные негодяи и воры, узнавая, что ты – армянка, помогали. Я добралась до Алеппо, нашла друзей. Тебе было почти год, когда мы с Мушегом встретились и он женился на мне. Мы пытались с ним вернуть моих девочек. Он нашёл посредников-арабов, и они встретились с Хуссеном-Исо, так звали твоего отца, и предложили большие деньги за них. Он рассвирипел, набросился на них, его еле успокоили. Он сказал, что найдёт и вернёт свою дочь Ширин, рождённую в его доме и названную в честь его матери, а с со мной поступит как с неверной женой. И тогда один из арабов сказал: « На всё воля аллаха, и без помощи аллаха твоя жена не нашла бы сил сбежать от тебя. И волей аллаха на тебя теперь пал позор рогача, за то, что ты уподобился турку-убийце и похитил чужую жену. А теперь твоя дочь, твоя кровь, похищена из твоего дома, обращена в веру своей матери и переименована в честь матери своего нового отца». И тот заплакал, как мальчик. Дочерей он так и не отдал. - Ты поэтому так рвалась туда, мама, - прошептала Анаит, - они ведь все сейчас там живут. Шехназ закрыла глаза и застонала. Валерий пошёл на кухню и приготовил чай. - Выпейте чаю и успокойтесь. Шехназ вдруг схватила его за руки: - Валера, сынок, я заклинаю тебя, пусть Анаит поедет, увидит их, принесёт их фотографии... -Конечно, мама, только не плачь. Ты – самая замечательная женщина, которую я когда-либо встречал. Анаит поедет. Может даже к лучшему, что ты ехать не можешь. Я постараюсь поехать вместе с Ано. - Я не хочу, чтобы мои сыновья и внуки узнали об этом сейчас. Валерий переглянулся с Анаит: -Хорошо. Как ты считаешь нужным. Они уехали, не дожидаясь возвращения хозяев дома. Анаит сразу же прошла в спальню и легла в постель. Ночью она увидела сон. Белое пространство, в котором вдруг проступили очертания трёх женщин в чёрных покрывалах, оставивших открытыми только глаза. Женщины молчали и не двигались, но белое пространство вдруг запульсировало, пронизанное чудовищной силы энергией. И вдруг, одна из женщин вытащила руку из-под накидки и подняла её вверх. С этой ладони в белое пространство тоненькой ниточкой покатилась дорожка, сначала узкая, а потом широкая. И эта дорога прорезала пространство, оживляя его, наполняя его звуками и красками, и устремляясь дальше вперёд. А фигуры трёх женщин, уменьшаясь в размерах, оставались над этой дорогой. Анаит проснулась – была глубокая ночь. Рядом спал Валера. Спали дети. Она сразу поняла, кто были эти женщины. Каждый армянин, даже наполовину, и даже на четверть знает без объяснений – что значит приход к нему во сне трёх женщин в чёрных покрывалах. Это – знак редкостной удачи под сенью покровительства высшей силы, которая всегда приходит неожиданно, потому что сама решает когда, к кому и почему надо придти, не вступая в контакт и не требует благодарности. На Анаит вдруг снизошло спокойствие, пролившееся исцеляющим бальзамом на издёрганные нервы. И она снова заснула уже крепким и приносящим силу сном. На следующий день на кафедре она услышала, что к ним в университет приехали двое британцев, женщина-журналист и парень-оператор, снимающие фильм об армянах, Армении, Арарате, Западной Армении – сегодняшнем юго-востоке Турции, о дне сегодняшнем и вчерашнем. И что ищут переводчика, способного быть также гидом и сотрудником. Она закрыла глаза и на мгновение уйдя в непознанные тайные глубины мироздания сказала – спасибо. Она пошла к ректору, с которым беседовали сейчас англичане и сказала секретарше, что у неё для них есть важное сообщение. Когда британцы узнали, что она свободно говорит на турецком, английском, арабском, а также может объясняться по-курдски, они от избытка чувств захлопали в ладоши. Ну, а когда Анаит объявила, что у неё есть готовая виза, и она может хоть завтра отправиться с ними, женщина вскрикнула: -I can’t believe, - и попросила воды. Решено было брать билеты на ближайший рейс в Алеппо. Он должен был состояться через неделю. Этого времени было достаточно для них для всех урегулировать свои дела. Все дела были сделаны в предпоследний день перед отъездом, и вечер, наконец, можно было посвятить размышлениям о себе - новой и незнакомой. Анаит стояла перед трюмо в спальне в новом сногшибательном пеньюаре - пеньюары были её слабостью. Она не жалела на них денег, покупая не для себя, нет – для дочери на выданье, для невестки, но потом всё это оказывалось ней. Жизнь начинается после 50. Когда дети выросли и стали самостоятельными, и ты можешь полностью отдаваться работе, творчеству и ... любви, не откладывая на потом, потому никакого потом нет. И поэтому нет больше места капризам, скандальчикам, самоутверждениям, принципам – только женственность в самом высшем своём проявлении. Она примеряла золотое ожерелье – подарок мужа, привезённый им из недавней поездки в Эмираты, возможно так выглядела в её годы ухоженная и обласканная судьбой восточная царица. По-прежнему прямой была спина, гибкой талия, длинной шея, стройными ноги и ни грамма жира – любимые ею английские костюмы сидели на ней, как на манекене, юбки всегда были до колена. Волосы только приходилось красить и подрезать, а когда-то они были почти до колен. Да, она была обласкана судьбой - и как дочь, и как мать, и как жена-любовница, и как личность. Учёная степень, любимая работа, здоровые и умные дети, всю заботу о них и домашних делах взяли на себя её мать пополам со свекровью, и любовь – несгораемая страсть любимого и любящего мужа. Она встретилась с ним сразу как приехала из Сирии в 24 года. До этого ничего у неё не было и быть не могло – закрытая привилегированная школа для девочек, потом университет без всяких там вечеринок и прочего баловства, но это её и не интересовало. Она ждала поездки в Сказку, где обязательно встретит принца. Так и произошло. Она познакомилась с Валерой, когда подавала документы в аспирантуру. Здесь в Ереване можно было встречаться с парнем, ходить с ним кино и кафе. А когда Валерий её поцеловал в первый раз, проводя до подъезда, она от счастья чуть не потеряла сознание. И помчалась на следующий день в Арарат, рассказать матери и спросить, что можно ей делать, а что - нельзя. Реакция матери её тогда поразила, и только сейчас она поняла её. Мать разрыдалась, и целуя лучистые от счастья глаза дочери, сказала: - Всё можно, дочка, всё, что сама захочешь. Ничего не бойся, не бойся, что скажут люди. Делай всё, что захочешь. Валерий, коренной ереванец, был безупречен, как и полагается принцу из сказки. Он сам никогда не переступал предела дозволенного обычаями и традициями. Всё у них было после свадьбы, красивой, пышной по-армянски свадьбы, но только без венчания в церкви. Времена тогда были коммунистические, Анаит, конечно, не была комсомолкой, но Валерий был, а его отец, известный врач, профессор был коммунистом. Анаит не могла без смеха вспоминать их первую брачную ночь, когда Валерий, у стены спальни снимая с неё белое платье и осыпая поцелуями обнажаемое тело, вдруг отпрянул в ужасе, и поволок её в кровать: - Ну ладно, я – дурак, а ты? Мы же чуть-чуть...около стенки ... А что утром бы показали? Когда утром пришли замужние двоюродные сёстры Валеры за простынёй, - родных сестёр у него не было вообще - их было три брата, - она от стыда заперлась в туалете. Её оттуда еле выманили золовки. Одна их них совершенно серьёзно рассказала, как согласно деревенским обычаям её мужа, они прошли в спальню прямо в середине свадьбы, и гости сидели и ждали, когда она закончат и свекровь даст команду продолжить свадьбу. «Это был самый худший день в моей жизни. Мой негодяй меня не предупредил, знал, что никакой свадьбы тогда не будет, и я была поставлена перед фактом. А когда в спальню сразу же после этого вошла свекровь с родственницами, вытащили из-под меня простыню, а потом одели меня в другое платье и потащили опять на свадьбу, я проклинала тот час, когда согласилась выйти замуж», - уже со смехом рассказывала она. Да, судьба, будто компенсируя страдания, с лихвой отпущенные на долю матери, бабушек, была к ней благосклонна. А как судьба отнеслась к её единокровным сёстрам Фидан и Хене, и как бы она жила, если бы осталась Ширин. Была бы так же счастлива, как Анаит? В спальню вошёл Валерий и лёг на своё место. -Теперь, когда ты узнал, что я – дочь курда, ты больше меня не любишь? – как-то очень спокойно произнесла Анаит. Валерий привстал с места и от шока не мог вымолвить ни слова: -Ты это серьёзно? Тебе в голову мог придти подобный абсурд? -Но почему ты тогда не подошёл ко мне, не обнял – я уезжаю послезавтра. Ты не должен был отходить от меня ни на минуту, а ты избегаешь меня... Валерий стремительно встал и подойдя к ней, обнял: -Человеку, пережившему шок, подобно тебе, хочется, как правило, остаться наедине с самим собой. Поэтому я не лез к тебе с разговорами, тем более ты была так занята этими свалившимися с неба англичанами. Анаит обняла его что есть сил, и тихо заплакала. - Для меня твоё происхождение вовсе не было неожиданностью. Знаешь, что я подумал, когда первый раз увидел тебя: «Как прекрасна эта берберийка». Эти палючие чёрные глаза, смуглая кожа, кошачья гибкость, а эти длинные волосы чуть ли не до колен. Я даже помню, что ты была в джинсах – тогда мы даже про джинсы не слышали. И тоненькая как тростинка. Я был сражён наповал сразу же и мечтал как о невероятной удаче просто поговорить с тобой. Анаит улыбнулась в ответ: - А знаешь, что я подумала, когда ты подошёл ко мне и сказал: «Девушка, хотите я с Вами позанимаюсь русским языком. Здесь все должны знать русский». Знаешь? Анаит рассмеялась: - Я подумала : « У меня есть шанс закрутить роман с русским». Ты был светлый и голубоглазый, у тебя было русское имя. Для меня было таким разочарованием узнать, что ты – армянин. - Вот как? - Да. И вообще ты испортил мне жизнь. Нет чтобы погулять и бросить. Взял и женился. А так у меня второй был бы, третий, четвёртый, пятый, может быть. Ну, в пятого бы я, конечно, вцепилась бы зубами и постаралась бы выйти замуж. Но зато было бы, что вспомнить. - Ах ты, ... неблагодарная женщина, - Валерий ущипнул её в низ живота, она страшно этого не любила и в молодости могла даже укусить. Анаит взяла обе его руки и поцеловала их: - Анаит, что ты делаешь, не надо... - Мне так страшно уезжать... Возможно, если бы не мама, её материнское горе, и это её желание узнать о своих дочерях, я никогда не захотела бы увидеть своих родных сестёр, отца... - Захотела бы. Валерий привлёк её к себе: - Если бы я был уверен, что ты хочешь, чтобы тебя отговорили ехать, я бы отговорил и не пустил. А сейчас расслабся. Сейчас ничего нет в мире, кроме тебя и меня. Совсем скоро тебя ждёт нелёгкая дорога. Для меня слабым, но утешением является то, что ты едешь с британцами. А ты им рассказала, к кому едешь? -Нет. Расскажу в Алеппо. Алеппо встретил их солнцем, праздничным гомоном на своих одновременно старых и современных улицах. Анаит обожала и этот город, и страну – наследницу одной из древнейших цивилизаций в мире, и народ. Здесь прошла её юность, здесь жили её родственники и старые друзья. Старые связи пришлись кстати, когда надо было решать технические вопросы, связанные с подписями, вопросами безопасности, маршруте, машине и тому подобное. Она не вмешивалась, когда Джессика с Питом обсуждали разные варианты маршрутов. Всё равно все дороги для них начинались бы с Нусайбина, пограничного с Сирией городка. И когда Джессика, распечатав с Интернета данные о Нусайбине, обернулась ко всем в офисе и возбуждённо прокричала: - I say, folks! Sensation! Nusaybin has ruins of the ancient Nisibis, the residence of early (2d cent. b.c.-1st cent. a.d.) Armenian kings... Анаит как будто не расслышала её. Она тихо сказала: - Там живут мои сёстры и отец. Их встреча была тяжёлой. Отца Анаит даже пришлось уложить в постель - ему стало очень плохо. Он не выпускал руки Анаит и молча плакал. А сёстры ждали мать. Ждали все эти годы. От них не скрыли правду. Они знали, что их матерью была армянка и она ушла с младшей сестрой. Они смотрели на фотографии матери и даже не плакали, выли. Анаит показалось, что сёстры смотрят на неё с ненавистью. Они, переглядываясь друг с другом, слушали рассказ Анаит о себе, о муже, о детях, о её работе, об Армении, и Фидан вдруг резко прервала её: - Если бы мать и нас забрала с собой, то мы тоже были бы, как ты. Фидан была на четыре года старше Анаит, это была уже глубокая беззубая старуха с морщинами, выцветшими глазами, неопрятно выбившимися из-под косынки седыми прядями, и бесформенным тучным телом, которое казалось ещё тучней от множества цветастых юбок, надетых одна на другую. Её похитил в 14 лет один курд с дальней деревни, человек в два раза старше неё и уже имевший жену, правда бездетную. Моральный ущерб отцу был компенсирован баранами. А дальнейшая участь Фидан зависела от того, родит она сына или нет. Она родила двух сыновей и трёх дочерей. Сыновья и внуки мужского пола, достаточно взрослые, чтобы держать оружие погибли в 1985 году в вооружённой стычке с турками, когда пытались защитить свою деревню от уничтожения. Деревня была уничтожена, кто успел – убежал. Тогда она и переехала к отцу с невестками и маленькими внуками на границу. Хене внешностью мало отличалась от старшей сестры. Её в 16 лет отец выдал замуж за человека грамотного и учёного, который, оставив жить молодую жену с родителями, приезжал и уезжал, не спеша перевезти жену и родившихся детей в город. Потом пришло известие, что его посадили в тюрьму за выступления против турецкого правительства. Хене с тех пор про мужа не слышала, оставшись в 30 лет с тремя детьми на руках. Её старший сын политикой не интересовался и разводил скот, кормя всю семью, но внуки ушли в горы в вооружённые курдские отряды. Анаит с болью в сердце слушала их рассказы о притеснениях и гонениях со стороны турок и сказала: - Как всё это похоже на то, что турки делали с армянами в 1915 году. Мгновенно наступила настороженная тишина. Анаит заметила недобрый блеск в глазах невесток своих сестёр. Её сёстры опять переглянулись и Фидан сказала: - Здесь об этом не принято говорить. - Отец, - обратилась к отцу Анаит со слезами на глазах, она не могла больше молчать и хотела, наконец получить прямой ответ, - разве курды не понимают, что был геноцид армян на юго-востоке Турции, на этих же самых землях – Диарбекир, Малатия, Арапкир, Муш, Ван, - армян, которые жили здесь всегда, которые создавали государства за тысячи лет до нашей эры, и которых изгнали из их домов силой. - Я был тогда маленький, мне было тогда 5 или 6 лет, я ничего не помню, - пряча глаза сказал отец, целуя её руки, - Доченька, я столько лет ждал тебя, почему мы должны сейчас говорить о таких вещах. - Потому что, если бы о таких вещах говорили, тебе бы не пришлось столько лет меня ждать, отец. И возможно, не продолжалась бы литься кровь на этой несчастной земле. Потому что нельзя строить счастье на несчастье другого, потому что нельзя быть счастливым в доме, который построил не ты, а занял его, перерезав его хозяев. - Придёт время и это поймут многие, - после тяжёлой паузы сказал Хуссен-Исо, - как понял я, потеряв тебя. Армяне здесь жили всегда, и они должны вернуться, и только слепец и глупец этого не видит из-за слепоты и глупости. Места и солнца здесь хватит на всех. А сейчас расскажи мне о моих внуках-армянах. - Мой старший сын Армен закончил университет, - Анаит была рада сменить тему, - он - физик, сейчас работает над диссертацией. Совсем недавно приехал из Гренобля во Франции, там была конференция. Его жена – врач, лечит нас всех. Совсем недавно у них родился сын, назвали Мушег. А дочка, Асмик, сейчас встречается с очень хорошим парнем. Хуссен-Исо неожиданно встал и вышел. И тут старшая внучка Фидан вдруг спросила: - А что значит – встречается? - Ну, это когда парень и девушка нравятся друг другу, но пока не уверены, что хотят пожениться. Или уверены, но учатся, например, или копят деньги на квартиру, чтобы жить отдельно. Они ходят вместе в гости к друзьям, к родственникам, в кафе, на дискотеки. В общем, дружат и любят друг друга, но не как муж и жена. - Я тоже хочу учиться, хочу дружить, встречаться, - страстным шёпотом вылетели слова из самого сердца юной девушки. Из горла Фидан вышел негодующий возглас, и тут, как по команде, мать девушки набросилась на неё, и стала бить по голове. -Хватит, ладно, - распорядилась Фидан, - и давайте уходите отсюда все. Идите займитесь своими делами. В доме полно работы. Когда дети разошлись, она обернулась к Анаит: -А ты попридержи свой язык. Забыла, где находишься? К горлу Анаит подступила тошнота, ей вдруг захотелось уехать прямо в эту минуту. Положение спас Хуссен-Исо, вошедший с каким-то свёртком на руках. Он не спеша развернул его, там были золотые украшения. - Это золото вашей матери и моей матери Ширин. Аллах послал мне троих дочерей, других детей у меня нет. И сейчас, когда наша Ширин с нами, я хочу раздать всем поровну, что есть. Это – тебе, Фидан, это – твоё, Хене. А вот это ожерелье подарила Шехназ моя мать, когда родилась ты, Ширин. Ваша мать ничего не взяла, когда ушла, поэтому мы долгое время думали, что её похитили, и искали не там, где надо. Но на всё воля аллаха. Сёстры со слезами на глазах взяли в руки золотые украшения, хранившие тепло материнских рук. Фидан и Хене стали их целовать. Хуссен-Исо тем временем вытащил из кармана ещё один свёрток и развернул его. Там был нож с золотой рукояткой в инкрустированных ножнах. - Когда-то я был смелым воином и лихим наездником. Это – мой нож и талисман. Я хочу, чтобы он в память обо мне достался именно Армену, твоему сыну, Ширин. Передай его моему внуку и скажи своим детям, что они всегда были и будут в сердце старого Хуссена-Исо, и в сердце каждого человека из нашего рода до седьмого колена. И я буду молить аллаха каждый день, чтобы они приехали на эту землю не как гости и туристы, а уже, как хозяева. Фидан и Хене, всхлипывая от слёз, согласно закивали. Анаит обняла отца. Она поцеловала его в дряблую морщинистую щеку, и превозмогая чувство вины, сказала: - Отец, мне пора уезжать. Завтра утром. -Нет, Ширин, как можно так, ты была с нами так мало. Я сам попрошу англичан. -Это очень опасно, - Анаит спряталась за благовидным предлогом, - пока здесь относительно спокойно, но уже завтра опять могут начаться столкновения. На сердце была боль, но оставаться больше она не могла. Джессика с Питом были тоже удивлены. Анаит проводила с ними на съёмках столько времени, сколько было надо, до Мардина, куда они собирались ехать завтра снимать сирийскую христианскую церковь и развалины армянской - был всего час езды на машине. И можно было бы вернуться вечером, и так провести ещё неделю. Но Анаит сказала, что не хочет подвергать их всех опасности, и они облегчённо вздохнули. Утром следующего дня они были в Мардине, возводящим свою историю со времён Великого Потопа, и любовались со скального уступа, на котором расположен этот прекрасный древний город видом на Мессопотамскую низменность. Благодарная земля хранила следы творения армянских зодчих, которые украшали её с этих самых времён дворцами и храмами, следы, оставленные своими армянскими детьми, которые наряду с сирийцами, евреями, а потом и арабами, курдами и турками жили на ней, и продолжали бы жить и сегодня, если бы курды и турки не решили бы, что солнце должно светить только для их народа, убивая теперь в этом страшном споре друг друга. До Диарбекира, -«страны Бакров» , было где-то около 2 часов езды. Вот и Евфрат, на котором расположен этот один из древнейших в мире городов, насчитывающий более 5000 лет, родной город матери Анаит. Город, в котором, возможно, родилась бы и она, и тысячи армянских детей. Город, в котором нет теперь места теперь и туркам. Анаит запомнилась встреча в Диарбекире с молодым учителем истории, турком по национальности. Они встретились около знаменитых городских стен из чёрного базальта. Трудно было удержаться от восхищения, видя творения человеческих рук в 6 км длиной, 4 главными воротами, множеством маленьких ворот и 72 башенками. Сулейман, так звали его, подошёл к группе иностранцев и сказал: - Правда, турки имеют потрясающие памятники старины? - Но эти стены построены с 3 века по 11, а турки пришли сюда в 16 веке, - возразила Джессика, - стены начали строить в 3 веке по приказу римского императора, захватившего эти земли с 1 века до нашей эры, тогда здесь жили армяне. Мы снимаем фильм об армянах, что Вы о них знаете? -Ничего, - Сулейман искренне пожал плечами, - а разве они когда-нибудь здесь жили? Джессика рассмеялась: - Сулейман, дорогой друг, совсем недалеко от Диарбекира Тиграном Вторым была построена столица Армянского царства – Тигранакерт. Этот город насчитывал 100 000 жителей и был жемчужиной Востока в те времена. Тигран Второй приглашал в свой огромный театр греческие труппы и это описано во всех античных источниках. Невероятные дворцы, улицы, дома Тигранакерта, его роскошь. Здесь, всего в нескольких километрах от того места, где мы сидим. Этот город до основания разрушил римский полководец Лукулл, во время своего похода в Армению. - Лукулл? – переспросил Сулейман, - Тот самый Лукулл, который прославился «лукулловыми пирами»? Джессика с Питом рассмеялись. - Нет, я немного знаю о Лукулле, - смутился Сулейман, - Он победил Митридата, был сторонником Суллы, соперником Помпея и даже, если не ошибаюсь, выступал против Спартака. Сулейман, всё-таки, был неплохим историком. - Да, это - тот самый Лукулл, - доброжелательно улыбнулась Джессика, - но армяне никуда не делись со своей земли после его похода. Они остались жить и опять строили, и вот эти стены тоже, наверное, строили армяне, - ведь они же жили здесь тогда. Тогда ваш город назывался Амид. Армяне пережили и нашествие персов, и арабов, и сельджуков, и отоманов. И жили здесь до 1915 года. Да вот, мать нашей Анаит родилась здесь... Анаит не хотела переводить эти слова, но Сулейман уловил по-английски «Her mother was born in Diyarbakir”. -Ваша мать родилась здесь? – удивлённо спросил он у Анаит. Когда Сулейман выслушал краткую историю депортации армян из этого города в 1915 году, он судорожно проглотил слюну. -Здесь сейчас нет места и нам, туркам. Нам курды угрожают и даже убивают нас. Они считают себя хозяевами этой земли. Может быть, если бы здесь жил ещё кто-то, армяне, как вы говорите, они бы так уже не говорили бы. Попрощавшись, он поцеловал Анаит и Джессике руки, как истинный джельтмен, поблагодарил за сведения, весьма ценные для него, как для профессионала, пожелал удачных съёмок и застенчиво попросил прислать ему видеокассету с фильмом, когда он будет готов, разумеется, он оплатит все расходы. Джессика с Питом добродушно закивали головами и взяли его адрес. Таких встреч было много и в Малатии, и на средиземноморском побережье, где они снимали фильм о Киликии - последнем суверенном государстве армян, и в Эрзеруме, Муше. Путешествие протекало без происшествий, гладко, как и было предсказано Анаит в её вещем сне. И подходило к концу. Вот они уже в Ване, городе-легенде на озере Ван. На лодке они отплыли к острову Ахтамар. Именно с этим островом связана романтическая легенда о тайной любви девушки Тамар и пловца, который плыл к ней ночью на свет костра-маяка. Они снимали современный Ван, провинциальный маленький городок сегодня, его жителей, которые понятия не имели, что когда-то Ван был столицей одного из древшейших государств мира царства Урарту. Тогда у него было другое название – Тушпа. Близость к русской границе помогла спастись ванцам от резни. Здесь кое-что об армянах знали. У многих курдов были дальние родственники в Армении, которые, также спасаясь от резни бежали туда к армянам, чтобы сохранить свою собственную древнюю религию – езидство. Вот и пограничный город Карс, Анаит облегчённо вздохнула, когда они пересекли турецко-армянскую границу. Проезжая мимо одной из деревень по трассе, ведущей в Ереван, они вдруг увидели два больших «Икаруса». Рядом с ними стояли по-домашнему одетые женщины и дети с заплаканными глазами. Пит сразу же остановил машину, и взяв видеокамеру, они подошли к странным пассажирам. Это были мирные жители из Карабаха. Правительство Азербайджана знало только один способ решения проблемы Карабаха – это резня мирного армянского населения. Нет населения – нет проблемы. Но на этот раз проверенная практикой турецкая тактика дала осечку. Мужчины не дали зарезать ни себя, ни свои семьи. - Нам ни сантиметра, ни грамма чужого не надо, - говорила в камеру молодая женщина по имени Карина, - мы только хотим мирно жить на нашей земле. Они на бронетехнике хотели ворваться в нашу деревню рано утром, но часовые предупредили нас, и наши мужчины встретили их танки гранатами, дав нам возможность убежать с детьми. Мы сейчас не знаем, как они там, живы, убиты, в плену.... - Лучше плакать, провожая сына с оружием на войну, чем плакать, видя, как изуверы насилуют твою дочь у тебя на глазах, - плакала рядом её свекровь. У Анаит потемнело в глазах. Она сразу материнским сердцем поняла, где сейчас её сын Армен. Войдя в квартиру и увидев бледное, поникшее лицо невестки, она автоматически спросила: - Как вы тут? -Армен ушёл на войну, - отрешённо сказала она, - две недели назад. Папа просил его дождаться Вас, но он не послушал. Пока никаких вестей нет. - Он вернётся, вернётся победителем, - с неожиданной уверенностью вдруг сказала Анаит, - Талисман. Он будет хранить его. Невестка с ужасом посмотрела на неё, подумав, что у свекрови помутился от потрясения рассудок. Анаит бросилась к своим чемоданам и вытащила нож Хуссена-Исо. Она показала нож невестке, та от изумления открыла рот: -Какое чудо! А рукоятка из золота? -Да. Это – нож и талисман моего отца. Он подарил его своему внуку. И Армен вернётся, обязательно вернётся. Она поднесла нож к губам и поцеловала его, и сразу почувствовала отдачу. Тут же по нервам от головы до кончиков пальцев по телу распространилась сила. Сила, которой должна обладать женщина, чтобы дождаться сына с войны. *** БЕЖЕНСКИЙ КРУГ inana -------------------------------------------------------------------------------- I - Ой, Виля, какие ещё плюсы! Плюсы так вдруг превращаются в минусы, - так что никогда на плюсы и минусы не раскладывай. И самое правильное - выходить замуж за первого, кто посватал, а не разбирать на плюсы и минусы. Потом или с калькулятором дома останешься, или с одними минусами. Вот, возьмём, например, меня, - Лика сделала глубокий вдох, набрав в лёгкие побольше воздуха. В группе, набранной по Программе Помощи Беженцам согласно которой на довольно крупные гранты организовывались курсы по переквалификации, был всего один мужчина и он опрометью убегал во время большого перерыва, давая возможность женскому коллективу вдоволь посудачить на «вечные темы». Виле было 18, и поэтому именно она не стеснялась поднимать вопросы брака. В коллективе были всего три замужние женщины, но признанным экспертом была Лика. - Когда я выходила замуж, я сама себе завидовала. Сплошные плюсы были – ну, по моим критериям, конечно. Во-первых, была отдельная квартира, - Лика загнула правой рукой мизинец на левой руке, - Во-вторых, он - умный. Я всегда мечтала, чтобы муж был очень умный и интеллигентный, в-третьих, он - некрасивый. Ален Делон - всегда чужой, особенно если деньги зарабатывает. Лика разогнула три согнутых пальца и широко взмахнула руками. - И что осталось сейчас от этих плюсов? Ничего! Квартира - Там - с шикарным ремонтом пропала, свекровина квартира тоже пропала. Живём все впятером в одной комнате в общежитии. Ни мебели не вывезли, ни ... В общем, всё пропало. Плюс превратился в минус. Теперь, то что, умный. Тут своих умников не знают куда девать. Пробовал в университет устроиться, в Политех, - везде отказали. Без работы сейчас. Второй плюс стал минусом, уж луше тупой был, шоферил или на стройке работал – деньги зарабатывал. - Ну ведь третий плюс, то что некрасивый, должен остаться, - возразила Виля. - Ну какой это плюс, если без работы сидит и денег не зарабатывает. Он и так никому не нужен! А для меня - хоть мелочь, но приятная. Третий плюс стал минусом. Лика рассмеялась первая. II Леру можно было бы назвать «положительным примером интеграции и натурализации»: у неё была собственная благоустроенная квартира в центре, муж, дети, работа. Может быть – просто повезло, а может – характер. Она для всех была реализованной сказкой, ею немного даже восхищались, как восхищаются Золушкой, ставшей принцессой, надеясь на её примере, что рано или поздно и на их улицу придёт праздник. Сегодня Лера явно искала одиночества. Марита, которая могла долго по-детски широко распахнутым взглядом смотреть на Леру, словно вбирая в себя флюиды уверенности и успешности, исходившие от неё, почувствовала, что у Леры не всё в порядке. На следующей перемене она подошла к ней: - У тебя что-то случилось? Надеюсь, ничего непоправимого, если ты всё же пришла на занятия? - Так, семейные проблемы, - очень вежливый тон Леры говорил о нежелании продолжить разговор на эту тему, а севший голос и предательская влага в глазах выдавали крайнее потрясение. Марита встала, чтобы уйти, не желая навязываться, и уже стоя, сказала: - У тебя ведь есть свой собственный угол, из которого тебя никто и ни при каких обстоятельствах не выгонит? - Да, - удивлённо вскинула на неё глаза Лера. - И деньги на хлеб на два дня вперёд? -Да. - Тогда все остальные неприятности можно либо перетерпеть, либо справиться с ними. Мягкий, полный искреннего сочувствия тон исключал даже лёгкий намёк на какое-либо подобие упрёка человека, у которого нет ничего человеку, у которого есть всё, окатив теплотой души такой силы, что не зачерствела и не почернела от постоянных лишений, невзгод и невезения, и которую не сумел задушить даже «беженский круг». *** Это - не мой сын... inana -------------------------------------------------------------------------------- Шамир`ам сидела в холле «лягушатника», куда водила своего 6-летнего сына учиться плавать за приятной беседой со своей новой приятельницей, мамой такого 6-летнего мальчика. Это было для них не просто способом скоротать время, а совершенно принципиальный поворот к цивилизованной жизни после долгих мрачных лет без электричества, а значит и без телевизора, без тепла, без воды, когда говорить, кроме как о талонах на гуманитарную помощь и очередях, было не о чем, а, вообще-то, и не хотелось. Особенно тягостно было оказаться тогда зимним вечером на совершенно пустых тёмных улицах когда-то шумного и наполненного ночными огнями города. Тёмные громады домов, откуда не пробивался ни один лучик света, напоминали фильмы о 2-й мировой войне. Впрочем, шла война, не уступающая той по жестокости. Тем более, приятно было сейчас осознавать себя победительницей вместе со своим народом, потому была там, где был собственный народ, потому что разделяла с ним все трудности, потому что именно в эти страшные годы подарила жизнь двум детям, сыну и дочке, что расценивалось обществом как подвиг, равнозначный воинскому. И сейчас, когда жизнь начала возвращаться в нормальное русло, во многие семьи вернулись смех и благосостояние, но к сожалению не во все. Здесь, в холле бассейна сидели женщины, которые могли себе позволить оплатить занятия плаванием для своих детей. Поэтому, появление седой женщины в изношенных похожих на мужские туфлях и несуразном свитере вызвало негативную реакцию у постоянных клиенток, которая проявлялась в высокомерных взглядах и полном игнорировании. Тут же выяснилось, что приводимый ею ребёнок – «бесплатник», что дало повод посплетничать насчёт «пройдох», так, чтобы это дошло до её ушей. Она сидела в самом конце холле и вязала, ни на кого не глядя, и, казалось, не слыша. Шамирам со своей подружкой обсуждали новый номер «Бурды», когда та вдруг спросила: - Ты случайно не знакома с этой старушенцией? Она как-будто тебя знает, постоянно вскидывает на тебя взгляд. - Нет. Первый раз вижу. Шамирам посмотрела на женщину и встретилась с ней взглядом, который та быстро убрала. Что-то знакомое было в этих глазах, но припомнить удалось не сразу. - Знаешь, я, кажется, её узнала. Мы вместе лежали в роддоме, в обсервации. У меня была анемия, а у неё ребёнок был в очень тяжёлом состоянии. - Ты что-то путаешь, Шами. В 60 лет не рожают. - Она на год младше меня. - Этого не может быть. Даже, учитывая, что ты на 10 лет выглядишь моложе своего возраста, она тебе годится даже не в матери – в бабушки. - У меня фотографическая память. - Прошло много лет, у тебя тогда всё время была высокая температура, анемия– вещь серьёзная, ты не могла хорошо запомнить. Вот, лучше посмотри на это платье- какая элегантность. И фасон простой, запросто можно будет сшить. Будет в чём тебе встретить мужа из Нидерландов. Надо быть в форме, чтобы не дай бог, европейки не показались лучше нас. Муж Шамирам вскоре должен был вернуться из длительной служебной командировки, и она жила ожиданием встречи с ним, страдая от разлуки, но и и гордясь в то же время его успехами. Впрочем, в бытовом плане ей было не трудно, она жила со своими родителями, которые практически делали всю домашнюю работу и помогали ей во всём. Поэтому у неё было время для себя, для шейпинга, её фигуре завидовали 18-летние девушки, а незнакомые люди путали её со старшеклассницей. Вечером, дома, она отчётливо всё вспомнила и была абсолютно уверена, что седая женщина в бассейне была Зан`э. У Шамирам и Занэ в один и тот же день родились мальчики, потом их одновременно перевели в обсервацию. Улыбчивое и энергичное лицо Занэ, заметно выделялось среди потухших и бледных лиц. Для радости причин было мало, здесь либо сами женщины были тяжёло больными, либо новорожденные, у многих мужья были на фронте, от мыслей, что всех ждёт завтра и как и на что растить детей в ледяных квартирах, раскалывалась голова. Занэ ходила по палатам, подсаживалась на кровати, смешила всех фронтовыми байками – она была медсестрой на фронте и участвовала в боевых действиях, и между делом с удовольствием угощалась. В больницах не кормили, и пациенты ели то, что приносили родственники. К Занэ никто не приходил. Она всем рассказывала о своём муже, полковнике, за которым поехала на войну, и который её очень любит. Но всем было ясно, никакого мужа у неё нет, и её ребёнок незаконорожденный. Многие на неё косились. Но Шамирам, у которой муж имел броню, считая себя в долгу перед теми, кто не на словах, а на деле проливает кровь на войне, защищая интересы своей родины, поддерживала дружеские отношения с неунывающей Занэ, в глубине души восхищаясь её стойкостью и понимая, что за задорным смехом кроется женская несложившаяся судьба. И однажды, когда Занэ пришла к ней в палату и рассказывала какой-то грубый солдатский анекдот, явно игнорируя смущённые и раздражённые взгляды, вошла медсестра с заплаканными глазами. Девушка, работавшая вместе с ними здесь до того, как уйти добровольно на войну, погибла. - Видно, порядочная была девушка, поэтому и погибла. А то некоторые «сестрички» едут только для того, чтобы детей делать с чужими мужиками на дне окопов, где их пуля ни за что не достанет. Зло сказала одна из пациенток, не сводя с Занэ испепеляюще-презрительного взгляда. Две другие засмеялись. Шамирам сжала руку Занэ, но та вскочила на ноги, как распрямившаяся пружина. - На дне окопа? А ты хоть одну минуту там была? А ты видела какие они выходят из боя?! А вы знаете, как они плачут от боли, раненные. А вы видели, как они смеются, когда снаряд попадает в друга, сидящего рядом с тобой и говорившего с тобой полсекунды назад, а сейчас превратившегося в кровавое месиво. И ты делаешь всё - для них для всех! Вылизываешь им раны, чтобы сохранить им жизнь! Отдаёшь всё, что они просят, чтобы они не сошли с ума! Причём, прекрасно понимая, что ни от кого не дождёшься даже простого спасибо. Меня даже мой собственный отец не имеет право осуждать, а уж тем более такая крыса, как ты! Сама, небось, не вылезала с митингов, ночевала на площади у костра – «борьба, борьба до конца». Все вы Жанны д’Арк горланить и митинговать! А как кровь проливать в «борьбе до конца» - так сразу в крыс превращаетесь! Занэ ушла. Все сидели подавленные. Шамирам пробрал озноб в прямом и переносном смысле – у неё резко подскочила температура, и как сквозь туман до неё дошли чьи-то всхлипывания. На следующий день Занэ выписали. Медсестры, принеся детей, смеясь, стали рассказывать, как Занэ, которую никто не встретил, одна с ребёнком, спеленатым в больничное бельё, пешком пошла к метро. Но, наткнувшись на хмурые взгляды, быстро замолчали. События шестилетней давности разволновали Шамирам. Но с другой стороны, ей приятно было вновь увидеть Занэ живой и здоровой, увидеть её сына, красивого мальчика, улыбчивого, совсем как его мать когда-то. На следующий день придя в бассейн, она подсела к Занэ: - Здравствуй, Занэ. Помнишь, мы вместе лежали в роддоме. Наши мальчики даже родились в один день, если я не ошибаюсь. Занэ посмотрела на Шамирам взглядом раненого животного: - Я не знаю, когда родился мой мальчик. Это – не мой сын. Я его не рожала. Я его нашла на фронте и усыновила. Он знает, что я – приёмная мать. Шамирам почувствовала как холодный пот заструился по позвоночнику. Горло как-будто обхватили ледяной рукой и сдавили, она вдруг заметила, что в холле стоит тишина и все внимательно их слушают. - Да-да, конечно. Он был тогда очень плох, поэтому вас и привезли к нам. Но сейчас он такой сильный и красивый мальчик. - Спасибо. Занэ сложила вязание в сумку, встала и пошла через холл в раздевалку, сквозь строй насмешливых взглядов и кривых ухмылок благополучных дам - гримасы благодарной Родины за отстоянную на войне честь, за спасённые жизни своих сыновей, за рождение ещё одного сына, который в будущем для своей страны станет опорой и защитой. Шамирам посмотрела прямо перед собой и увидела в зеркале, висевшим напротив, своё отражение. И в ужасе закрыла глаза. Ей показалось, что 10 лет, - на которые она выглядит моложе, - она украла у Занэ. *** ПРЕДОПРЕДЕЛЁННОСТЬ. - Ну а сейчас всё внимание на меня. Что я сейчас расскажу - просто сенсация! Гарик от возбуждения брызгал слюной. Компания молодых людей, собравшихся отметить окончание института, сразу же прекратитла шуметь. Все с удивлением посмотрели на молчуна Гарика, который умел говорить только о футболе. - Вчера мы с дядей поехали на карьер заказать камень. Идём, осматриваем глыбы, и вдруг, видим - огромная такая глыба, правильной овальной формы. Мой дядя говорит, - какой странный камень, и похоже на то, что его обрабатывали. Мы отошли немного назад, и остолбенели. Если посмотреть издали, очень чётко можно было увидеть лицо. То что на первый взгляд казалось выбоинами, явно имело искусственный характер и были глазами, носом и ртом. Девушки дружно заахали. - Ну мы сразу к шефу этого карьера, спрашиваем, откуда камень. Он говорит, да отсюда и откопали. Он тоже посмотрел, удивился очень и дал слово, что не разрешит трогать его, пока не посмотрят специалисты. Гарик залпом выпил стакан фанты. Он и не расчитывал на такой эффект. Пятнадцать пар глаз в полном молчании не сводили с него глаз. Они ждали чуда и они его получили. - Ну мой дядя, вообще, патриот такой. На следующий день, мы с ним едем в Академию наук, там нас послали то в один кабинет, то в другой - а он не сдаётся. Пробью эту стену бюрократов, говорит, ради нашей истории. В общем, нашли специалиста-археолога, дядя его - в машину и в карьер. И что бы думали? Камень этот оказался жертвенником доурартийского периода! Представляете! До-урар-ти-й-ского! 5 тысяч лет до нашей эры! До Урарту! - Давайте завтра поедем в этот карьер! - Все закричали одновременно. - Посмотрим на жертвенниек. Пока его оттуда не забрали. Астхик почему-то сразу же не захотелось ехать туда. Но на следующий день Ваагн с Гариком зашли за ней домой, крепко сели в кресла и сказали, что не уйдут без неё. Ваагн был её соседом по лестничной площадке, другом детства, одноклассником, сокурсником. Они с детства были неразлучны, и с детства их терроризировали их легендарными тёзками - богиней любви и красоты Астхик и богом войны Ваагном. По легенде Астхик и Ваагн были любовниками, и нимфы богини Астхик выливали из своих кувшинов воду в виде фонтанов, скрывая от посторонних взоров свою богиню во время её встреч с Ваагном. В честь этого каждый год на протяжении веков в последнее воскресение июля все жители страны обливают друг друга водой. Астхик с ужасом встречала всегда этот день, так и не привыкшая к шуточкам типа - «а что всё-таки ты там делаешь с Ваагном, пока мы вас прикрываем водой». Они твёрдо отмели все поползновения родителей и окружающих их сосватать. Все давно привыкли к их дружбе, в том числе поклонницы Ваагна и воздыхатели Астхик. Но Ваагн с Астхик всех успешно обманывали - их связывала не только дружба. Возможно, так они восставали против предопределённости. Пейзаж карьера с вывороченными камнями, безлюдьем и этот камень - послание далёких предков через тысячелетия, наводили странное оцепенение. Молодые люди обменивались фразами вполголоса, немного подавленные космической мощью и масштабом Времени и Незнаемого. Астхик подошла вместе со всеми к камню. Она положила ладонь на него и почувствовала слабую пульсацию. Она с трудом оторвала казалось приклеившуюся руку от камня. Потом внимательно посмотрела на остальных. Все спокойно касались камня, вот, Гарик похлопал по нему несколько раз, Эля проводит ладонью по выбоинам - ничего необычного. - Ну, ладно, едем обратно, - сказала Эля, самая нетерпеливая. - Задавили и удавили меня совсем. Скорей везите обратно в город, и - на дискотеку. И только в «Аква», и чтобы был сплошной пластик. И ни одного камня больше. Все быстро зашагали от камня прочь, кроме Астхик, ноги которой отказывались повиноваться. Медленно пятясь, она с трудом делала маленькие шаги назад, как будто преодолевая чью-то силу притяжения. И в какой-то момент, когда она всё же отошла от камня на небольшое расстояние и почувствовала, что притяжение ослабло, в ушах у неё раздался дикий рёв. В это же мгновение она увидела ожившие глаза камня, разинутый рот и чёрный воронкообразный зев. Она закричала от ужаса, упала на колени и припала к земле, ухватившись за кочки, словно ища у неё защиты. Рёв в ушах прекратился также неожиданно, как начался. Она почувствовала, как её поднимает с земли Ваагн. - Ой, тут, наверное, больно падать на камни, - посочувствовали девушки. Астхик даже была рада, что её падение не вызвало особого интереса и все скоро об этом забыли. На следующее утро, когда она осталась дома одна, к ней тут же поднялся Ваагн. - Ну, как, там мои любимые коленки? - нежно, как всегда, обнимая её спросил он. - Болят, - игриво надув губки, пожаловалась Астхик. - О, бедная моя девочка, где больно - здесь? - Ваагн начал покрывать поцелуями её колени, постепенно поднимаясь выше. Астхик залилась восторженным смехом - её так Ваагн редко баловал, а кроме него она близко никого к себе не подпускала. - Ну, а почему ты упала тогда у камня? - прошептал он ей в ухо. - Я просто оступилась. - А почему ты так напряглась сейчас? - Вовсе нет. - Ты что-то увидела и ужаснулась. - Нет! - Ты можешь обмануть свою мать, но меня ты обмануть не сможешь. Я - твой двойняшка, я сразу почувствовал тогда, что ты испугалась до смерти. - В этом случае ты бы увидел то же, что и я. - Мы - не сиамские близнецы. И потом, в тебе есть повышенная чувствительность, тебя даже называют экстрасенсом. - Я ничего не видела, - сопротивлялась из последних сил Астхик. - У тебя синие круги под глазами, ты целуешься так, как будто хочешь забыться. Но у тебя не получится. Лучше расскажи мне сейчас всё. Асхик расплакалась. - Я бы так не настаивал, - Ваагн крепко обнял её, целуя заплаканное лицо, - если бы не почувствовал сам кое-что. Меня как-будто что-то всё время удерживало около камня. Тебя ведь именно это напугало. У Астхик не было больше сил противостоять его напору и несмотря на то, что её не покидало плохое предчувствие, она всё рассказала. Ваагн тут же пошёл к двери. - Нет, Ваагн, умоляю тебя, не иди туда! - в отчаянии закричала Астхик. - С чего ты взяла, что я иду туда? - А разве нет? Ваагн остановился и посмотрел на неё. - Астхик, у меня есть уникальный шанс прикоснуться к чему-то неведомому. Даже если за этим стоит что-то разрушительное, даже если это соприкосновение повлечёт за собой смерть. Ведь иначе, человечество никогда не увидело бы мумии фараонов, не узнало бы о радиации. За всё за это заплачено жизнями. Ведь никто ничего не почувствовал кроме тебя и меня, возможно... - Возможно, мне всё померещилось из-за жары. - Тогда, тем более, ничего страшного нет в том, чтобы ещё раз прокатиться туда и просто посмотреть на камень. Если это нам не предопределено - нас там никто и ничто не ждёт. Остановить Ваагна было невозможно, ей ничего не оставалось делать, как поехать вместе с ним. Как и в прошлый раз в карьере было безлюдно. Когда их взглядам открылся камень, Ваагн остановился и посмотрел Астхик в глаза: - Мы сейчас начнём приближаться к нему каждый сам по себе. Посмотрим, что мы почувствуем по мере приближения. Ничего не произойдёт, - значит, показалось в прошлый раз. А если не показалось, - значит, ты будешь действовать, как тебе подскажет интуиция, а я - как подскажет интуиция мне. Он поцеловал её в губы и сказал: - Не надо было привозить тебя сюда. - Без меня ты пропадёшь, - очень серьёзно ответила Астхик. Она первой почувствовала притяжение, и сразу же остановилась, сделав резкий шаг назад. - Я пока ничего не чувствую, - сказал Ваагн и зашагал дальше. Астхик осталась на границе зоны безопасности, не сводя с Ваагна взгляда. Он подошёл к жертвеннику, дотронулся до него рукой, - ничего необычного, и в тот момент, когда он обернулся к Астхик и с улыбкой помахал ей рукой, камень задрожал. Ваагн упал, камень завибрировал со всё большей частотой, вот уже вместо камня просто чёрная дыра, вот уже не видно Ваагна в облаке пыли вокруг этой дыры, а вот уже нет облака пыли вместе с Ваагном - всё засосала чёрная дыра. Астхик стояла и смотрела на действо со смешанным чувством ужаса и желанием противостоять. Она сконцентрировала всю свою волю, всю энергию, дополнительную силу от родной земли, в которую она как-будто вросла. Она нашла Ваагна в чёрном хаосе, - они всегда находили друг друга, даже разделённые большим расстоянием, - и начала бороться. - Не отдам, - вдруг закричала она, чувствуя, что силы у неё на исходе. И, как выбившиеся из сил и проигравшие, казалось бой борцы вдруг с невесть откуда взывшейся силой мощным толчком низвергают на лопатки могучего противника, так и она послала Ваагну импульс всей своей энергии, - всей, которой обладала. В том месте, где находился камень прогремел глухой взрыв. Когда облако чёрного дыма рассеялось и Астхик увидела идущего ей навстречу Ваагна, она упала на землю без чувств. Очнулась она от капель дождя. Ваагн сидел рядом на камнях и держал её голову на коленях. Она сразу же почувствовала проникающие лучи его теплла, отогревающие и похолодевшую кровь и уставший мозг. Он здесь, рядом - значит всё хорошо. Вода с неба иголочками покалывала лицо, шею, открытые плечи, совершая массаж, проникая через поры в клетки и восполняя запасы живительной влаги. Прогремел гром, дождь усилился. - Наше небо как будто хочет очистить нас от нечисти своим душем, - сказала Астхик. Ваагн встрепенулся, услышав её голос, вскочил на колени, прижал её к себе: - Астхик, моя Астхик, - срывающимся голосом сказал он. Капли дождя маскировали слёзы, но не могли заглушить хрипов из горла. - Поедем домой, - произнесла Астхик и, опираясь на него, медленно поднялась. В машине они не обменялись ни словом. Два следущих дня Астхик не вставала с постели, - она спала. Сквозь сон она слышала плач матери, слышала нервное покашливание отца, но не в силах была даже просто открыть глаза и сказать, - не беспокойтесь, я просто сплю. На этот раз до неё донеслись крики матери: - Негодяй, я тебя принимала как сына у себя дома! Куда ты её отвёз и что ты с ней сделал? - Ничего я не делал. Мы просто ехали на машине. - Почему тогда она не встаёт с постели два дня?! Ноги твоей чтобы больше не было у меня дома! Никакой дружбы! Хватит! Дай бог она встанет, я её отправлю в такую даль, - подальше от тебя! - Мы не дружим, мы любим друг друга, и обязательно поженимся. Она просто устала от экзаменов. Может быть сейчас она уже проснулась и слышит нас. Асхик быстро оделась и вышла из своей комнаты. - Астхик, доченька, как ты? - Всё хорошо. А почему ты так кричала, мама? - Почему кричала? - мать судорожно вздохнула. - Потому что моя дочь позволяет себе на несколько часов пропадать из дома неизвестно где и неизвестно с кем, а потом от усталости спит двое суток без просыпу, став предметом пересудов у всего города! Ты хоть на секунду подумала о нас с отцом?! - Я была с Ваагном, ну, задержались немного... - Немного задержались? - у матери в глазах появился стальной блеск.- Мы с отцом тебя слишком распустили. И вот как ты ответила нам на наше доверие. Но с сегодняшнего дня всё будет по-другому. - Вам не надо беспокоиться. Мы так долго отсутствовали, потому что обсуждали наше будущее и не заметили, как пролетело время. Мне предложили прекрасную работу на Тибете, я попросил Астхик выйти за меня замуж и уехать вместе со мной туда. - Женитесь - и делайте, что хотите, хоть на Тибете, хоть на Северном полюсе. Мать быстро вышла из комнаты и прошла к себе в спальню, громко хлопнув дверью. - Астхик, нам надо серьёзно поговорить, - тихо сказал Ваагн, - давай спустимся ко мне, у меня сейчас никого нет. У Астхик тревожно забилось сердце, разумеется разговор должен был пойти далеко не о такой приятной вещи, как свадьба. - Я видел Его там. И их всех. Всех, кого Он жестокими жертвоприношениями унёс из мира людей. И ещё унесёт - для новых жертв уже готовят места. Камень должен был стать ловушкой для нас обоих. Я нужен был Ему как воин, а ты - как жрица. Для Него Его агенты подбирают воинов и жриц по всему миру. Но ты не попалась к Нему в ловушку и помогла мне вырваться оттуда. Этого Он нам не простит. - Кто - Он? - Молох. Пять тысяч лет назад люди сами сжигали своих детей ему в жертву, ну а сейчас Ему требуется устраивать истерии «отцов цивилизации»», организовать резолюции Ассемблеи, развёртывать «акции возмездия» - но результат тот же. Опять люди сжигают детей - какая Ему разница, - делают люди это под барабанный бой жертвенных барабанов, в печах крематориев или же под подвывание бомбардировщиков «отцов цивилизации». - А что я и ты можем противопоставить этой злой и страшной силе, если даже «отцы цивилизации» идут у Него на поводу? - На каждую силу со временем находится противостоящая сила. Меня Они - Противостоящие, как они называют себя, нашли сами и предложили нам защиту. И, если мы захотим, мы можем стать Противостоящими, но сначала нас будут учить. - Похоже, для тебя всё ясно. Ты всё решил. С кем ты и против кого. И всё решил за меня. Так вот, мне не нужна ничья защита. Я не хочу, чтобы меня учили тому, чему я сама учиться не хочу. Ваагн побледнел. Под глазами у него резко очертились тёмные круги, сделавшие особенно выразительными голубые глаза. - Ты не хочешь остаться со мной? Астхик бросилась ему на шею: - Очень хочу. Хочу детей, хочу простой человеческой жизни. Она почувствовала, как вздрогнул Ваагн. - А если твою простую человеческую жизнь в один день объявят опасной для цивилизации и сожгут огнём ракеты или бомбы твоих детей, которых те достанут даже в бомбоубежище? Ты же видела, как это делали с другими. - Ну почему ты и я? - Потому что это было предопределено, когда нас ещё только зачали. Потому что Я - Победитель Дракона, а Ты - Звезда, обладающая мегаэнергией, и Мы - всегда вместе. - Наши имена - это просто имена, мы - не боги, мы - обыкновенные слабые люди. Ваагн закрыл лицо руками. - Скажи ей, Ваагн, - вдруг услышала Астхик мужской голос. Она резко обернулась и увидела очень высокого чернокожего мужчину. - Астхик, это - Представитель, его послали для того, чтобы обеспечить нашу защиту. -Что ты должен мне рассказать?- прошептала Астхик Ваагну, не сводя глаз с Представителя. Ваагн молчал. - Жизнь на Земле связана с Солнцем. Но есть на Земле Экосистема, не зависящая от Солнца, - заговорил Представитель на слишком правильном литературном языке, используя аппарат синхронного перевода. - Эта Экосистема Мрака развивалась параллельно с Солнечной и обладает Разумом. Несколько тысяч лет назад они вступили в контакт с человечеством, который до сих пор носит паразитический односторонний характер. Им нужны наши сожжённые дети, а также воины и жрицы, выполняющие Его приказы в мире людей. Его даже почитали как бога многие народы, и приносили детей в жертву добровольно. Но сейчас времена другие, и Он использует другие методы и к, сожалению, другие масштабы. Если Его не остановить - всей нашей цивилизации придёт конец. - А как я могу удостовериться, что Вы - не агент Молоха, и это - не очередная Его уловка заполучить нас с Ваагном. - Во- первых, Вы бы так долго не разговаривали со мной, почувствовав опасность, как тогда у камня. Во-вторых, есть и более вещественные доказательства. - Представитель вытащил из кармана конверт и протянул его Астхик. - Главное сейчас, это принять правду о самих себе и о своём предопределении. - Я - обычный человек, и я сама решаю, что мне делать. - Ну, к сожалению, если это и возможно иногда в мире людей - то в очень-очень ограниченном пространстве места и времени. У человека даже не спрашивают, хочет ли он родиться вообще. А необычные люди - пленники своего таланта, своих уникальных возможностей. Ну а у тех единиц, которым удалось хотя бы на миг соприкоснуться с Экосистемой Мрака - нет выбора, кроме как войти в число Противостоящих. Они - мутанты. - Мы с Ваагном - мутанты? - - Вы, Астхик, - нет. Вы - человек с удивительными экстрасенсорными способностями, выходящими за рамки обычных человеческих возможностей, но всё же - человек. А вот Ваагн - уже нет. Из уст Астхик раздался истошный крик. - Я знаю о вашей любви. Мы все были потрясены её силой, когда регистрируя очередную попытку Молоха заполучить человеческий материал, узнали, как хрупкая девушка спаслась сама и вырвала своего возлюбленного из Его лап. Вы можете остаться со своим любимым у нас, став по своей воле, мутантом, как он. Но у Вас, Астхик, есть выбор. Вы можете остаться в своём мире людей, в котором есть другие очень сильные и важные для Вас чувства. Мы обеспечим Вашу защиту и при желании можем убрать из памяти воспоминания обо всё этом. Представитель немного помолчал и вдруг сказал: - Мы, кстати, так и собирались сделать. Нашими правилами строжайше запрещено превращать людей в мутантов искусственно. Но Ваагн очень хотел, чтобы Вы всё узнали и сделали выбор. В случае Вашего согласия мы пойдём на исключение из правил, хотя предпочтительнее было бы этого не делать. Астхик посмотрела на Ваагна. - Подумай, любимая, - сказал спокойно |
