|
||||||||||||||||
| Эрнест Бегларян. Ашот Бегларян | ||||||||||||||||
| Эрнест Бегларян:
"Мы еще имеем, что сказать друг другу - я и поэзия… " Когда мы с Ашотом Бегларяном начинали создавать интернет-проект «Среда обитания - Нагорный Карабах», он прислал мне для выбора эпиграфа несколько переводов стихов своего отца Эрнеста Бегларяна. Прочитав первые строчки, я почувствовал силу необычайного поэтического дара поэта. К моему большому сожалению, стихи Эрнеста Бегларяна практически не переводились на русский язык. Как бесценный подарок принял я в дар его новую книгу стихов «Вера и любовь» (пятую по счету), изданную недавно в Ереване к предстоящему 1 июля 70-летнему юбилею поэта, журналиста, педагога, члена Союза писателей Нагорного Карабаха, Армении, а также бывшего СССР. Прочитав немногочисленные переводы и подстрочники, сделанные по моей просьбе Ашотом Бегларяном, я загорелся желанием побеседовать с поэтом. - Строфы Ваших стихов полны мудрости многовековых гор родного края, а мысли в них чисты и свежи, словно горные родники. Что это: Божий дар, талант мастера или что-то другое? - Чувство поэзии, стремление к ней, определенный дар, думаю, даны мне свыше. С другой стороны свою роль имеет и генетический фактор. Моя мать, которая имела всего четыре класса образования, читала наизусть множество стихотворений, и даже сама сочиняла, импровизировала. Отца я практически не знал. Мне было четыре года, когда он ушел на фронт Великой Отечественной и не вернулся, пропал без вести. Не знаю, был ли у него поэтический дар, однако все соседи и люди старшего поколения, знавшие его, утверждали, что он был талантливым, умным и грамотным человеком. Кроме того, жизнь и достаточно нелегкая судьба раскрыли и отшлифовали то, что мне было дано Природой. Думаю, неслучайно многие стихотворения рождались у меня как бы на стыке земного и космического... - Помните ли Вы свое первое стихотворение? Когда и по какому поводу оно было написано? Что Вы почувствовали, написав его? Как его восприняли окружающие? - Это было стихотворение о родном очаге - в селе Аци, а сочинил его еще в школьном возрасте, в лет 12. Я даже не записал его. Оно как-то родилось само собой и первая, кому я продекламировал свой первый поэтический опыт, была учительница языка Анжела Ишханян. Она посоветовала обязательно опубликовать это стихотворение. В студенческие годы, в Зооветеринарном институте г. Еревана, где я учился, был организован вечер, посвященный творчеству известного поэта, ныне классика армянской поэзии Ованнеса Шираза. Я зачитал свое стихотворение, посвященное ему. Шираз отметил меня, сказал, что читал одно из моих стихотворений в литературном журнале. Потом я ходил к нему домой, обсуждал с ним мои стихи. Он особенно выделил короткое стихотворение, где я обращаюсь к птицам, летящим из дальних стран - нет ли вестей о моем пропавшем отце? Великий поэт сравнил эти мои юношеские стихи со своим экспромтом военных лет. - Творчество - процесс интимный. В общении поэта с Музой посредники не нужны. Поэтому творцы, как правило, люди самодостаточные. Однако здесь есть опасность уйти в свой индивидуальный мир. Как Вы сочетаете мир реалий с миром творчества? - Поэтический мир - самый прекрасный и чувствительный, одновременно - самый незащищенный и уязвимый. Окунувшись в него, порой трудно возвращаться к действительности. Не зря поэтов называют «не от мира сего», каковым отчасти считаю самого себя. Но жизнь, как говорится, трогает, очень часто суровая действительность входит в противоречие с миром внутренним, иногда даже грубо врывается в него. И мудрость состоит в том, чтобы несмотря ни на что сохранить в душе то ценное и неповторимое, что отделяет поэта от других людей. - В последние годы все больше людей стали писать стихи, тогда как спрос на поэтическое творчество упал. По-Вашему, с чем это связано? Вместе с тем, тематика публикуемых произведений расширилась. Что для Вас значит свобода творчества? Существуют ли запретные темы? - Древние восклицали: «О времена, о нравы!..» Сегодня жизнь стала суровей, более жестокой. Может быть поэтому, как это ни звучит парадоксально, стало больше поэтов - люди пытаются уйти из действительности в созданный у себя в душе уголок, отвлечься от суровых реалий и суматохи. С другой стороны - литература как бы превратилась для определенного круга людей в ремесло, в своеобразный, пусть и не самый эффективный способ зарабатывания на жизнь и утверждение в обществе. К сожалению, нередко ремесленничество от поэзии заменяет саму поэзию. И тут уже читатель должен уметь отделять зерна от плевел. Что касается понятия свобода творчества - то это возможность сполна выразить себя. При этом, конечно, нельзя выходить за определенные эстетические и этические рамки. А запретных тем как таковых для поэта не должно быть. - Чем гордится поэт Эрнест Бегларян и человек Эрнест Бегларян? - Я не шел по проторенной дороге, борясь с кустами и колючками, прошел свой путь, и трудность стала мне сладкой, когда с каждым шагом путь к вершине становился короче... Это строки из моего стихотворения. Тем и горжусь как человек и поэт, что шел по своему пути, не сворачивая, стараясь не поступиться своими принципами. Но есть и другое - стал бы я опорным столбом, но в руках у неумелого мастера не стал даже простыми дровами. Это тоже из моего стихотворения. Нет, я не жалуюсь на свою судьбу. Я лишь сетую на то, что мало успел сделать за жизнь, что не сказал, как мне кажется, не успел, быть может, не сумел сказать Слово, которое должен был сказать. А в целом с годами я понял, что без поэзии, без стихотворений я не могу шагать по жизни. В поэзии я нашел самого себя, и мы еще имеем, что сказать друг другу - я и поэзия… Виктор КОНОПЛЕВ, автор проекта «Иформационный голод» *** Рассказ Дед Мороз (исповедь в канун Нового года) - Папа, расскажи, как ты был солдатом, - буквально за час до наступления Нового года просит, требует рассказать на сон грядущий трехгодовалый сынишка. - Когда на нас напали... – я хочу сказать «турки» (так мы почему-то называем азербайджанцев), но останавливаюсь... – я взял автомат и пошел защищать нашу землю... Вот так я и стал солдатом... - А зачем ты пошел защищать нашу землю? - Чтобы ты родился, сынок, - говорю я после некоторой паузы. Ребенок слушает, затаив дыхание. Постепенно, входя в роль, я уже как сказку начинаю рассказывать ему про боевые действия: как мы стреляли в «них», а они - в «нас»... и вдруг чувствую какой-то стыд. Попробуй объясни ребенку, что мы стреляли друг в друга для того, чтобы... убивать. Убивать, чтобы... родился и жил он... Такие, как он, которым жизнь пока рисуется интересной, безобидной сказкой со счастливым финалом... Я замолчал... - Папа... - ... - Папа, почему ты «теряешься»? - ... Я не оспариваю справедливость этих слов малыша: «папа часто теряется». Ведь малыш хочет сказать, что отец порой так отдается своим думам, «уходит в себя», и, случается, прямо посреди оживленной улицы, что «не достучишься» до него никак, словно спит на ходу. И, если честно, есть папе отчего призадуматься, что вспомнить. Он один из немногих бойцов отряда, который, участвуя с первых дней войны в самых тяжелых боевых операциях, остался жив. Рядом, сраженные, падали, гибли товарищи... Вот ни на минуту не выпускавший из рук пулемет и даже отдыхавший с ним в обнимку в сырых окопах Аркадий - гроза вражеской пехоты... Пуля прошила ему живот, он держал руку на кровавой ране и... улыбался. Между пальцев текла багровая кровь, а он так и умер с улыбкой на лице... Вот Юра, фаготчик. Перед тем, как навсегда покинуть ребят, он успел подбить три вражеских танка и две БМП. Однажды, когда по рации сообщили о наступлении бронетехники противника, он невозмутимо справился об их количестве. «Два танка», - ответили ему. «Так мало?!» - произнес он с неподдельной досадой... Борик в агонии звал маму и просил простить его. Он был единственной опорой старой матери и жены с двумя малолетками... А это - Амаяк, друг детства... с расколотым черепом. В кармане у него нашли клочок пожелтевшей бумаги. В ней, к изумлению товарищей, оказались стихи, поразительное четверостишие: Молись за меня, дорогая! Молись за того, кого нет. Кто, голову низко склоняя, Пошлет из могилы привет. Чуть ниже: Мой Бог, молюсь во мгле ночи, Не погаси моей свечи... Вереницей проходили перед его мысленным взором ребята, погасшие как свечи в ночи. Под огнем противника он выносил с поля боя тяжело раненых и убитых, и было тогда не до слез - слез и не хватило бы оплакивать их... Впрочем, противник нес гораздо большие потери. После одного из боев во вражеском окопе нашли груду неподвижных тел. Трупы лежали штабелями. Почти у всех в карманах находились студенческие билеты. Некоторые же были убиты выстрелом сзади – они не сдали роковой экзамен. В открытых, устремленных в небо глазах юнцов были одновременно ужас и удивление... По-человечески было жалко и их... Лишь потом, уже после войны, я ужаснулся – как-то тихо, незаметно ушли друзья-товарищи, не попрощавшись, словно и не жили на этом свете никогда. Я был ошеломлен этим открытием... Неужели и я мог оказаться на их месте?.. Не верится... Живому трудно представить себя мертвым, как, наверное, веселому журчащему горному роднику трудно представить себя льдом. А впрочем, что я говорю?! Ведь родники рождаются из, казалось, мертвого и холодного льда, как, впрочем, и герои рождаются… из смерти, героической своей гибели, а точнее, возрождаются ... Да, война непонятным, а вернее, понятным только ей образом сберегла меня в самых сложных ситуациях – хотя был достаточно крупной, открытой, неуклюжей мишенью. Впрочем пуля – дура: однажды лежа на сопке, в безопасном вроде бы, недосягаемом месте, вдруг почувствовал в ботинке горячую боль – очередь, сразу три пули, раздробили стопу... «Кажется, задело», - буркнул я себе под нос. И когда из ботинка, словно из фонтана, в три струи хлынула кровь, понял, что теперь настала очередь ребят пособить мне... - Папа, а почему тебя «выгнали» на войне? - видно, не понимая до конца значения слова, спрашивает малыш. - «Выгнали»? – переспрашиваю я, с трудом отрываясь от воспоминаний и возвращаясь к действительности. - Да, выгнали, - твердо и настойчиво говорит он. И мне приходится выдумывать легенду про то, как меня «выгнали на войне»... Видать, он хотел сказать, почему тебя «выгнали на войну» или «выгнали с войны»? Я начинаю бормотать что-то, не совсем понятное мне самому. Мой ответ, как и следовало ожидать, не убедил его, и он спрашивает: - Папа, а почему ты стал солдатом, а не Дедом Морозом? -... - Ведь Дед Мороз не стреляет, а раздает подарки. - Ну, из подарков мне достался автомат, - пытаюсь выкрутиться я. - Война – это плохо, папа, ты знаешь? -Да, сынок. - А почему взрослые играют в войну, если это плохо? -... - Война – это когда ножом ударяют в глаз... Если ты будешь воевать, то из ноги твоей будет идти кровь. - У меня из ноги уже текла кровь... – говорю я, чтобы сказать что-то. - Ничего, заживет, - успокаивает малыш. Но я вдруг чувствую себя исполосованным, растерзанным, ослепленным... Словно война всей своей тяжестью, жестокостью, бесчеловечностью разом обрушилась на меня, одного только меня... Я, беспомощный, лежу на сопке, стрекочет пулемет противника, автоматные очереди с обеих сторон решетят сумерки. Наши тихо матерятся, пытаются засечь пулеметчика... «Попал!» - кричит кто-то... Мне же все это кажется сном... Сынишка больше не спрашивает. - Ты спишь, сынок? - Я думаю, - неожиданно отвечает он. - Вот вырасту и пойду на войну, буду стрелять в этих плохих, поубиваю всех... Папа будет далеко... Плохие солдаты захотят убить меня, но я всех поубиваю, вернусь домой и буду рассказывать... Теперь молчу и думаю я. - Папа, а что подарит мне Дед Мороз? Ночью я положил ему под подушку плющевое солнышко – это армяне из далекой Франции прислали защитникам Карабаха вместе с сухим супом из чего-то непонятного, подозрительно напоминавшего лягушачьи ляжки. Давишь пальцем солнышко в животик, а оно весело говорит: «Я люблю тебя!» На французском, правда, но какая, по большому счету, разница?.. Пусть Дед Мороз подарит ребенку мирное небо... Чтобы дети, повзрослев, не стали фидаи, чтобы они лишь играли в войну - отцы вдоволь пролили крови за них... Ашот Бегларян, 2006 г. |
