|
||||||||||||||||
| ДВОРЕЦ КУЛЬТУРЫ ВУДРО СТЕПАНЯНА - Рекс Стаут. Death of a Dude (1969)(ОТРЫВОК) | ||||||||||||||||
| Рекс Стаут. Смерть хлыща (ОТРЫВОК)
ДВОРЕЦ КУЛЬТУРЫ ВУДРО СТЕПАНЯНА Обыватели именовали его обычно Вуди-холл. Вуди, которому сейчас было уже за шестьдесят, построил его лет тридцать назад на деньги, доставшиеся в наследство от отца. А отец Вуди торговал в этих местах всем, что только может прийти вам в голову, еще до того, как Монтана стала штатом. Детские годы Вуди прошли в магазине-фургоне, постоянно кочующем с места на место. При рождении младенца окрестили Теодором, в честь Рузвельта, а когда мальчику исполнилось десять, отец переименовал его в Вудро, в честь Вильсона. В 1942 году Вуди всерьез подумывал о том, чтобы взять имя Франклин, в честь другого Рузвельта, но потом решил, что хлопот не оберешься, тем более что пришлось бы менять вывеску. Первым в программе субботнего вечера Вуди-холла шел какой-то фильм, смотреть который мне не хотелось, поэтому, оставив машину напротив, я заглянул к Вотеру. Всякому, побывавшему в этом зале шириной и длиной футов в сто, с высоченными потолками, сразу бы стало ясно, почему, кроме как для того, чтобы отправить письмо и почитать "Кто есть кто", екать в Тимбербург мне было незачем. Список всех товаров занял бы несколько страниц, поэтому я назову лишь сковородки, шляпы, кофейники, рыболовные принадлежности, книги и журналы, оружие и боеприпасы, всевозможные бакалейные товары, пончо, седла и шпоры, табак, сигары и сигареты, охотничьим кухонные ножи, ковбойские и резиновые сапоги, мужскую и женскую одежду, джинсы, поздравительные открытки, шариковые ручки, три стеллажа всевозможных лекарств... По залу бродили около дюжины покупателей, а Морт Вотер, его жена Мейбл и сын Джонни хлопотали с ними. Я пришел не за покупками и не почесать язык, а для того, чтобы услышать что-нибудь полезное; поэтому, оглядевшись по сторонам, решил, что больше всего мне подходит смуглая женщина с густыми черными волосами, которая разглядывала обувь на прилавке. Это была метиска по имени Генриетта, которая жила ниже по дороге, продавала контрабандные спиртные напитки и знала всех и вся. Я просеменил к ней. - Привет, Генриетта! Держу пари, что вы меня не помните. Чуть склонив голову набок и прищурившись, она спросила: - На сколько? - Скажем, на доллар. - Ха! Вы мужик мисс Роуэн. Мистер Арчи Гудвин. - Она подставила мне ладонь. - С вас доллар. - Надеюсь, что вы не имеете в виду то, что я имею в виду, так что ладно. - Я выудил из бумажника купюру и протянул ей. - Приятная неожиданность - встретить вас здесь. Я думал, что в субботу вечером у вас отбоя нет от клиентов. Генриетта перевернула купюру, чтобы взглянуть на обратную сторону. Потом спросила: - Это что, шутка? И разжала пальцы. Бумажка плавно полетела и опустилась на пол. - Вовсе не шутка. - Я подобрал с пола пятерку. - Один доллар вы уже отработали. Остальное за то, что вы ответите на пару вопросов. - Я не люблю вопросы. - А кто их любит. Не о вас. Вы же знаете, что мой друг Харвей Грив попал в беду? - Большую беду, - кивнула она. - Правильно. И еще вы, должно быть, знаете, что я пытаюсь помочь ему. - Это все знают. - Совершенно верно. И при этом думают, что я зря стараюсь, поскольку Грив виновен. Вы встречаетесь со многими людьми и знаете все слухи. Так и в самом деле все думают? Генриетта указала на пятидолларовуго бумажку в моей руке. - Я отвечу и вы заплатите четыре доллара? - Я плачу вперед. Берите, потом отвечайте. Она взяла бумажку, опять повертела ее и осмотрела с обеих сторон, потом засунула в карман юбки и сказала: - В суд я не пойду. - Нет, конечно. Это только дружеский треп. - Много людей говорит, что мистер Грив убил его. Но не все. Некоторые говорят, что убили вы. - Сколько таких? - Может, три или четыре. Вы знаете Эмми? Я сказал, что знаю. Так называли Эммета Лейка, погонщика скота с ранчо "Бар Джей-Эр", постоянного клиента Генриетты. - Только не уверяйте, что он говорит такое. - Не он. Он говорит, что слышал такое от гостя мистера Фарнэма. - Я знаю, но Эмми отказывается называть его. Может вы поделитесь со мной своими мыслями? - Моими мыслями? Ха! Я одарил ее своей самой неотразимой улыбкой. - Готов держать пари, что у вас очень много мыслей. - На что? - О, даже подумать страшно. Послушайте, Генриетта, я ведь знаю, что у вас всегда ушки на макушке. В прошлом году он провел здесь шесть недель - я имею в виду убитого. Он говорил мне, что кое-что у вас приобрел. - Один раз с мистером Фарнэмом. - Он говорил о ком-нибудь? - Я забыла. - Но вы вряд ли забыли, что другие говорили о нем на этой неделе, поскольку его убили. Вот мой самый главный вопрос. Я не прошу вас называть имена; скажите только, что о нем говорили. Я достал из бумажника десятку и показал ей - Это поможет мне помочь мистеру Гриву. Скажите, что вы слышали. Глаза Генриетты впились в бумажку, потом уставились на меня. - Нет, - бухнула она. И стояла на своем, как я ее ни уговаривал. Десять минут спустя я смирился с поражением и упрятал десятку в бумажник. Даже предложи я ей двадцать долларов или сто, Генриетта держала бы рот на замке; она настолько боялась быть вызванной в суд, что даже поклянись я на дюжине седел, что так не случится, не поверила бы мне. Я отчалил от нее и обвел взглядом остальную публику. Из полутора десятка сновавших по залу людей я не знал по имени лишь троих. Решив, что ни кого здесь расколоть мне не удастся, я двинулся в Вуди-холл. Снаружи Вуди-холл превосходил по размерам магазин Вотера, а внутри был разделен на три части. В центральной, напротив входа, располагались стеллажи и прилавки, где была выставлена, в том числе на продажу, всякая всячина, имеющая отношение к культуре. Грампластинки, книжки, репродукции картин и рисунков, бюсты великих людей, факсимиле Декларации независимости и прочие экспонаты вроде Библии на армянском языке; большинство в одном экземпляре. Редко кто покупал здесь что-нибудь. Вуди как-то признался Лили, что от продажи получает около двадцати долларов в неделю Главный же доход приносили ему кинотеатр, размещавшийся в левой части здания, и платный танцевальный зал, открытые только по субботам. Когда я вошел, Вуди беседовал с компанией из трех незнакомых мне мужчин и одной женщины. Заметив меня, он довольно быстро покинул своих собеседников и подошел ко мне. В целом Вуди был столь же невысокого мнения о городских пижонах, как и большинство его собратьев-монтанцев, но с Лили он дружил, а поэтому принял и меня. Он спросил, придет ли мисс Роуэн. Я ответил, что нет, она слишком устала и хочет пораньше лечь спать, но передала ему привет. Хотя Буди вышел ростом повыше, чем Альма Грив, ему тоже пришлось запрокинуть назад голову, чтобы смотреть мне в глаза. Его глаза были такие же черные, как у Генриетты, а копна седых волос напоминала верхушку горы Чер. - Кланяйтесь ей от моего имени, - попросил Вуди, - Целую ее ручку. Она просто душка. А как ваши дела? Есть успехи? - Нет, Вуди, увы. А вы по-прежнему на нашей стороне? - Целиком и полностью. Если мистер Грив столь трусливо убил этого человека, то я косолапый койот. Я говорил вам, что имел удовольствие познакомиться с мистером Гривом, когда ему было два года. Мне же исполнилось шестнадцать. Его мать купила тогда у моего отца четыре одеяла и две дюжины носовых платков. Значит, вы ничем похвастать пока не можете? - Да. А вы? Он медленно покачал головой, поджав губы. - Вынужден признаться, что нет. Конечно, в будние дни я мало с кем общаюсь. Вечером ожидается наплыв, и я постараюсь что-нибудь выведать. Вы останетесь здесь? Я сказал, что да, добавив, что опросил уже всех, кого мог, но буду прислушиваться к разговорам. Тут в зале появились еще два пижона и, заметив знаменитого Вуди, решительно двинулись к нам. Я подошел к стеллажам, выбрал книгу под названием "Греческий путь", написанную Эдит Хамильтон, о которой я слышал и от Лили, и от Ниро Вулфа, и присел с ней на скамью. В 9.19 субъект в розовой рубашке, джинсах "левис", ковбойских сапогах и с желтым шейным платком отомкнул дверь в танцевальный зал и установил рядом с ней столик с кассой и коробкой входных билетов. Висевший у него на ремне устрашающего вида револьвер был незаряжен; я это знал наверняка, поскольку Вуди всегда осматривал его лично. В 9.24 появились музыканты, скрипач, аккордеонист и саксофонист, одетые не менее живописно, чем билетер. Они уже явно успели побывать у Вотера или у Генриетты. Местные таланты. Фортепиано, не уступавшее, по словам Лили, ее собственному, стояло на сцене. В 9.25 появились первые посетители, а в 9.28 распахнулись двери кинозала и оттуда вывалила толпа, большая часть которой устремилась за билетами на танцы. И началось веселье. В течение следующих четырех часов творилось то, ради чего сюда приезжали люди всех возрастов из Тимбербурга и даже из Флэт-Банка. Когда толпа перед входом в танцевальный зал рассосалась, я тоже уплатил два доллара и вошел. Оркестр играл удалой твист "Лошадка крути хвостом", и пары - около пятидесяти - прыгали, извивались и откалывали лихие коленца. Сам Вуди отплясывал с Флорой Итон, могучей вдовушкой, которая служила экономкой на ранчо "Бар Джей-Эр". Приезжие горожанки неоднократно пытались заполучить Вуди на первый танец, но он неизменно выбирал женщину из местных. Поскольку а пообещал вам ограничиться одним лишь примером, то не стану его слишком затягивать. За эти четыре часа я навидался и наслушался более, чем достаточно, но, выйдя на свежий воздух в половине второго ночи, подумал, что ни на шаг не приблизился к разгадке убийства Броделла. Вот, например, что я услышал. Девушка в вишневой блузке окликнула Сэма Пикока, одного из двоих ковбоев с ранчо Фарнэма: - Эй, Сэм, ты бы постригся, а то выглядишь, как дикобраз. На что последовал ответ: - Теперь еще ничего. Видела бы ты меня, когда я только появился на свет. Мою мать приходилось связывать, чтобы заставить дать мне грудь. Я был также свидетелем, как Джонни Вотер и Вуди выставили из зала двух подвыпивших пижонов, которые пытались отобрать у музыканта аккордеон. Спиртное, как было заведено, танцоры принесли с собой. В баре продавали только шипучку, соки, лед, бумажные стаканчики и аспирин. Еще я слушал, как молодящаяся женщина с пышным бюстом закричала на своего партнера: - Вовсе они не накачанные! И залепила ему увесистую затрещину. Еще пример услышанного. Пижон в смокинге разъяснял женщине в длинном вечернем платье: - Нет, "постельная" - это не проститутка. Это, как правило, горничная, которая застилает постели гостям. И последнее. Один парнишка обратился к другому: - Конечно, она не придет. У нее же маленький ребенок на руках. И еще я видел, как около восьми дюжин людей любой масти и возраста при моем приближении отворачивали физиономии, внезапно умолкали или, в лучшем случае, удостаивали меня холодным взглядом. Поэтому, когда я вернулся в коттедж, забрался в постель и укутался двумя одеялами - ночь выдалась довольно прохладная, - то решил, что ломать голову мне не над чем, и забылся сном младенца. - Нет, - сказал Вулф, обращаясь к Вудро Степаняну. - Взвесив все обстоятельства, я, пожалуй, соглашусь с вами. Хотя большинство ваших сограждан вряд ли думают так же. Было без двадцати девять. Мы сидели в средней части Дворца культуры, которую Лили называла галереей. Двери по обе стороны были закрыты; фильм еще не кончился, а танцы еще не начались. Встреча на ранчо "Бар Джей-Эр" принесла лишь один результат: Вулф согласился, что форель, запеченная в фольге со свиным жиром, сахарным песком и ворчестерширским соусом, вполне съедобна. Если он и добился хоть чего-нибудь от Мела, Эммета или Пита, то для меня это осталось тайной. А я вот, позвонив от Гривов Солу, выяснил, что если Филип Броделл, приезжая в Нью-Йорк, хоть раз встречался с Дианой Кейдани или Уэйдом Уорти, то Солу никаких доказательств подобной встречи раздобыть не удалось и он вообще сомневается, что такое возможно. А обращение Вулфа к Вуди было вызвано вот чем. На стене позади стола Вуди висел вставленный в рамочку плакатик, на котором рукой самого Вуди было крупными буквами начертано; "НУ ЧТО Ж ДЕЛАТЬ, ПРИДЕТСЯ ГОРЕТЬ В АДУ" Гекльберри Финн (Марк Твен). Вулф поинтересовался, почему именно эта фраза удостоилась такой чести, а Вуди ответил, что, по его мнению, эта фраза - лучшая во всей американской литературе. Вулф спросил, почему Вуди так считает, и Вуди сказал, что это изречение отражает самое главное для всех американцев: что никто не должен позволять кому-то принимать решения за себя, но самое главное в том, что произнес эту фразу не взрослый, а мальчик, не прочитавший ни одной книжки. У меня были кое-какие дела, но я задержался послушать, поскольку надеялся узнать что-нибудь новенькое и полезное либо об американцах, либо о литературе. Когда Вулф сказал, что большинство сограждан Вуди вряд ли с ним согласятся, Вуди, в свою очередь, спросил, какое изречение эти сограждане сочли бы более великим, и Вулф сказал: - Я мог бы предложить не меньше дюжины, но самое подходящее тоже висит у вас на стене. - Он указал на обрамленную декларацию независимости. - Все люди созданы равными. Вуди кивнул. - Звучит, конечно, здорово, но это вранье. При всем уважении. Пусть и во имя благой цели, но все равно вранье. - Только не в этом смысле. Как биологическая посылка это не вранье, а нелепость, но как оружие в смертельной борьбе оно было мощным и убедительным. Правда, использовалось оно не для убеждения, а для разрушения. Вулф снова ткнул в направлении стены. - А что это такое? Он указывал на еще одно изречение в рамочке. Фотоаппарат я с собой не захватил, так что показать цитату вам не смогу. Но внизу более мелкими буквами было приписано: "Стефен Орбелян". - Это изречение попочтеннее, - пояснил Вуди. - Ему около семисот лет. Не убежден, что оно такое великое, но я очень к нему привязан. Слова эти принадлежат перу армянского классика Стефена Орбеляна и означают следующее: "Я люблю свою страну, потому что она моя". Просто, но удивительно тонко. Даже не верится, что такой глубинный смысл можно выразить всего восемью словами. Вы согласны? Вулф хрюкнул. - Согласен. И впрямь прекрасно сказано. Давайте сядем и обсудим это. Вулф взглянул на меня, шагнул навстречу, присмотрелся внимательнее и прорычал: - Приемлемо. Мои нервы были уже на пределе. - Что для вас, черт побери, приемлемо? - запальчиво спросил я. - Ты здесь, целый и невредимый, и язык еще не отсох. "Вовремя" говоришь? Да, ты и впрямь вовремя. Мистер Степанян как раз заканчивает готовить свое любимое блюдо, "хункав беянди". Рецепт придумали в Армении, но турки уверяют, что знают его со времен Магомета. Это кебаб с фаршированными баклажанами, которые турки называют "имам бейлди" - головокружительный имам. Лук, обжаренный в масле, помидоры, чеснок, соль и перец. В тюрьме было грязно? - Да. - Ты голоден? Я понял, что при Вуди он ничего рассказывать не собирается. По меньшей мере, пока не попробует хункав беянди. - Конечно, голоден, - заявил я. - Но сперва мне нужно смыть грязь. Мисс Роуэн позвонила Мими и попросила приготовить филейчики. На тот случай, если вы тоже проголодались. - Прошу прощения, - перебил Вуди. - Можете воспользоваться моей ванной и душем с горячей водой. Сочту за честь. Вы же знаете, как я рад вас видеть, Арчи. - И я рад вас видеть, Вуди, - улыбнулся я. Потом снова повернулся к Вулфу. - Хорошо, я вернусь позже. Часов в девять? Вулф кинул взгляд на настенные часы. Как у себя дома. - Я жду звонков. И сам должен позвонить, В девять-десять, как тебе удобно. Или мистер Степанян отвезет меня; он сам любезно предложил это. А ты прими ванну, поешь и ложись спать. - Гениальная мысль, - сказал я. - Мне бы это в голову не пришло. Ладно, до завтра. Спокойной ночи, Вуди. - А Вулф с нами не едет? - осведомилась Лили, когда я открыл дверцу "доджа". Ответил я только после того, как отъехал. Так вот, я забрал ключ с собой, чтобы показать Лили, что на сегодня я завязал. Если Вуди передумает отвозить Вулфа, пусть разжиревший чревоугодник топает пешком. Но торжествовать мне не пришлось. В начале двенадцатого мы услышали, как подъехала машина, хлопнула дверца и потом машина отъехала. Тут же в коридоре раздался его топот. Однако шаги, не останавливаясь у двери в гостиной, прогромыхали дальше - Вулф прошел в свою комнату. И это несмотря на то, что он, безусловно, видел нас через освещенное окно. - Великий Ниро! - усмехнулся Уэйд. - Не обижайтесь, Арчи, я не сомневаюсь в его гениальности, но вот воспитания ему немного недостает. Никто не заставляет его рассказывать нам о своих подвигах, но уж можно было заглянуть сюда и пожелать хозяйке спокойной ночи. И вам. Он хоть знает, что вас выпустили? Я кивнул. - Знает. Мы с Лили заезжали к Вуди, а он был там. Следил, как Вуди стряпает какое-то блюдо, рецепт которого турки похитили у армян. Вам сдавать, Диана. Мое решение пойти и пожелать Вулфу спокойной ночи вовсе не означало, что я поджал хвост. Возможно, Вулф и в самом деле не мог вести себя по-другому при Вуди; так или иначе, я великодушно решил дать ему последний шанс. Поэтому я тихонько прокрался по длинному коридору в своих мокасинах из оленьей кожи, постучал в его дверь и, едва расслышав: "Заходите!", - вошел. Вулф в желтой пижаме сидел в кресле у закрытого окна, поджав босые ноги. Мы с Вулфом сидели на террасе и обсуждали деловые и личные качества Вудро Степаняна |
