Бакинские врачи тоже "старались". Старались как можно больше понравиться воинственному народному фронту. Отбросив профессиональную честь и клятву Гиппократа, они мстили за Нагорный Карабах своими методами этим совсем беззащитным людям, избитым и раненным их "благородными", "гуманными" соотечественниками. Мстили, заботясь о том, чтобы пациенты подольше не умирали. Это было вполне в силах людей, накладывающих швы на рваные раны, делающих уколы, раздающих таблетки. Ведь можно что-то перепутать, чего-то не дать вообще, или наоборот, убить удвоенной дозой. Предоставленные сами себе, освобожденные от каких-либо инспектирующих комиссий, бдительного ока министерства здравоохранения врачи и медсестры во всю развернули свою преступную деятельность по отношению к больным армянам. Многоопытный министр здравоохранения (за спиной годы работы в комсомольско-партийном аппарате) Талят Касумов в своем шикарном кабинете с селектором последнего поколения - не ведал, что творится в подведомственных ему лечебных заведениях? Или он тоже считал, что бакинские армяне заслужили исключительно такую участь. Чтобы смерть была для них долгожданным избавлением. И можно после всего случившегося спокойно жить, вальяжно сидеть в своем или другом аналогичном служебном кресле? Ездить на отдых, с семьей в капиталистические и иные страны? Правда, прошли годы, и неизвестно, как и сколько сейчас зарабатывает себе на жизнь бывший везировский министр.... 20 января 1990 года был миг, когда журналист "Комсомольской правды" Леонид Никитинский думал, что их с фотокорреспондентом "Советской культуры" Костей Корнешовым разорвут на части в кабинете главного врача "Скорой помощи" Дж.А.Гусейнова. Толпа, по словам коллеги из Москвы, окружила их плотным орущим кольцом - таков был накал ненависти. Его диктофон записал злобный голос чуть не убившей их женщины: "Вам, русским агрессорам, п-плюем!!!... Я говорю, что п-плюю на тебя, на всех русских! Убирайтесь!!"Можно понять естественные слова благодарности Л.Никитинского к главному врачу бакинской больницы, сумевшему что-то крикнуть толпе по-азербайджански и утихомирить ее. Без преувеличения - своим вмешательством именно он, а не провидение, спас двух журналистов из Москвы от неминуемой расплаты. (За что? - И.М.). Но что помешало человеку творческому, думающему образно и способному к аналитическим обобщениям увидеть и осознать до конца бедственное положение армян, попавших в эти страшные дни пика вандализма и насилия в руки азербайджанского медперсонала местной больницы. Остается только предположить, что несчастным, безвинным людям было намного хуже, чем на пароме с азербайджанской командой мореплавателей и чуть лучше, чем в тюрьме. А, впрочем, лучше ли? Когда с твоей гноящейся раны отдирают со всей силой бинт, то и средневековые пытки могут показаться укусом комара.За фразой репортажа "Имеются жертвы... (Чрезвычайные обстоятельства): "Армяне испуганным хором благодарили персонал за заботу, клялись пронести эту благодарность через всю жизнь..!" чувствуется ирония журналиста и нечто такое, что он не доверил даже бумаге. Но ситуация требовала не тонкой иронии и изящного словоплетения, а чувства глубокого восприятия своим сердцем чужой боли. На больничной койке надо было видеть не абстрактных незнакомых армянских старух, стороживших зажиточные квартиры (этот полюбившийся журналисту образ в репортаже возникает несколько раз), а попытаться представить на их ужасном месте своих близких и родных, вот так избитых в собственном разгромленном дому. Но на это журналиста с высокопрофессиональным пером не хватило: оно осталось холодным и беспристрастным. А ведь не надо особо напрягаться, чтобы представить себе положение и конец этих несчастных людей после того, как, расставшись с тесноватым крахмальным халатом, под собственную ответственность главврача, гость из Москвы благополучно покинул данное "богоугодное" заведение.Свидетельства очевидцев: "... С 15 января 1990 года я лежала в бакинской больнице им.Семашко с ожогами и травмами. Больница находилась под охраной солдат, чтобы раненых армян не добили погромщики. Но в ночь на 20 января положение изменилось. Солдаты ушли с больничных этажей, и осталась только внешняя охрана на улице. Нас, раненых армян, в палате № 6, куда всех согнали, было 19 человек на 5 коек... Многие раненые лежали на полу с переломами... Начиная с 20 января 1990 г. нас регулярно били врачи, медперсонал, посетители, раненые азербайджанцы и их родственники и даже студенты-медики... нам не давали воды, пищи. Мы пытались забаррикадироваться в больничной палате, когда приходили нас бить..." (82).Соответствующей была и "жатва" такого отношения людей, не ведающих, что такое профессиональная честь и совесть. Нам этих цифр и фамилий никто не назовет. Сведения наши обрывочны и опираются на свидетельства очевидцев.В больнице 23 января умер 45-летний Володя Саркисян. 21, 23 января скончались старики - мужчина и женщина. 17 января от ран умерли Михаил Саруханян и Галуст Налбандян. О судьбе последнего, доставленного в больницу после погрома в квартире вместе с женой Еленой Михайловной, его сын Сергей узнал спустя месяц.Из официального ответа начальника управления уголовного розыска МВД Азербайджана И.Усубова.Ваше заявление, адресованное в МВД СССР о безвестном исчезновении родителей нами рассмотрено... Ваша мать Налбандян Елена Михайловна уехала в г.Москву, а отец Налбандян Галуст Сергеевич умер и похоронен на общегородском кладбище (Волчьи ворота).И ни слова о том, как, при каких обстоятельствах оборвалась жизнь человека. Какое стыдливое молчание! Семья Налбандян жила в квартире 57, дома 103 по улице Ази Асланова. 63-летний отец, инвалид 1-ой группы был прикован к постели. Сыну - Сергею пришлось раньше покинуть город. Его непосредственный начальник - предусмотрительная З.Салахова, (кстати, родная сестра народного художника СССР Т.Салахова), прошедшая хорошую и долгую школу в партаппарате, отправленная из него руководить обществом книголюбов в республике, заранее - до погромов ультимативно заявила: "работать мы вместе не будем" и предложила по-хорошему написать заявление об уходе. 28-летний специалист ей не подошел, как она выразилась, по национальному признаку. Родители остались. Парализованного отца нельзя было вывозить. Уже с лета 1989 года начались угрозы. Начальник ЖЭУ-47 прямо спрашивал: почему до сих пор не убрались? Особенно много разговоров было при получении талонов. Когда их выдачу задерживали, то при попытке выяснить причину, раздавалось грозное: "Много будешь говорить, натравлю на вашу квартиру еразов". И женщине приходилось молча уходить из конторы.Толпа ворвалась 14 января в 6 часов вечера: взломали дверь, оборвали телефонный провод, начали бить цепями, палками, прутьями. 56-летнюю Елену Михайловну потащили вниз, сорвали с нее одежду и сбросили в яму у мусорного ящика. Поднялись в дом, добивали мужа бутылкой. Затем наступила в насилии пауза, занялись мародерством. Стали выносить вещи. В 12 часов ночи вновь пришли. Мужа били и выбросили со 2 этажа. Поволокли и жену по лестнице, стали снова их бить палками. Потом опрокинули на них мусорные ящики и хотели сжечь. Оставили затею. 15 января вновь вытащили их и по лестничной клетке поволокли вниз. Затем приехала "Скорая помощь". Когда увозили Елену Михайловну, они кричала, Галуст Сергеевич не шевелился. В крови была вся лестница - и ступени, и площадка.Прошло еще три месяца, но сын так и не получил свидетельства о смерти своего отца, несмотря на неоднократные обращения в различные инстанции соседней республики. Отчаявшись, он пришел с заявлением в Мясникянский районный совет народных депутатов г.Еревана. Но чем могли ему там помочь? Разве посочувствовать. В тщательно спланированной акции погромов и убийств у врачей была своя миссия: не лечить, но быть "аккуратными" в отношении выдачи свидетельства о смерти. Опыт Сумгаита научил не оставлять следов. Ведь каждому ясно: фото только двух документов-свидетельств о смерти отца и сына Арамянов в Сумгаите с диагнозом "кровоизлияние под оболочки и желудочки головного мозга, перелом костей черепа" впечатляет больше, чем два тома самой высокопрофессиональной публицистики на эту тему. Мы, к сожалению, такими документами не располагали. Смерть в эти дни у армян в Баку, если верить немногим выданным свидетельствам, в основном, наступала от сердечной недостаточности, кровоизлияния, инсультов. Именно так - "кровоизлияние" написано в свидетельстве о смерти зверски убитого 10 декабря 1989 года Сулеймана Бадаляна в своем подъезде дома 118 по Ленинградскому проспекту, где он жил с семьей в квартире № 79. Кого покрывали медики? Своих агрессивных соотечественников? Вандалов?О больнице Семашко в эти дни вспоминает В.Пашаян, у которого состоялась встреча с представителями народного фронта 13 января на подступах к городу, при въезде на автомашине:- Здесь я узнал, что такое милосердие по-азербайджански. В приемной нас, двух избитых, окровавленных, пожилых людей окружили и стали выражать негодование и сожаление по поводу того, что нас не добили, оставили в живых. Медсестра так рванула мою повязку, что из раны забила кровь. Тут одна санитарка, по-моему, татарка, посоветовала убежать отсюда, а то убьют или выбросят в окно. Спустившись незаметно на 1 этаж, я увидел, как толпа с улюлюканьем, палками и прутьями выволакивала из больницы двух стариков, видимо, мужа и жену - раздетых, перепуганных, окровавленных. Мне удалось незаметно исчезнуть.Музыкальный руководитель детсада № 100 Насиминского района, специалист с высшим консерваторским образованием Ирина Агиян с двумя маленькими детьми стала объектом бандитского нападения в своей квартире 24, по улице Корганова до официального начала погромов - 9 января в 8 часов вечера. Непосвященным сообщаем - это центр города. Ей рассекли тупым деревянным предметом голову, и когда сильно хлынула кровь, то, прервав мародерство, представители народного фронта, как они себя величали, удалились, пообещав: "это еще не все, мы вернемся". Соседи вызвали "скорую", детей укрыли у себя. Так Ирина оказалась в больнице Семашко. Ей наложили швы, сделали повязку, но и тут ворвались молодчики, и с именем народного фронта на устах потребовали, пригрозив расправой, всем армянам немедленно убираться из больницы. 10-13 января они угрожали. 14 января с 11 часов утра начали сбрасывать тяжелобольных с окон.- Одного мужчину 38-40 лет по имени Александр Киракосян, - вспоминает Ирина, - его бакинский адрес приблизительно: Низами, 153, на моих глазах выбросили из окна. Я его потом встретила почти голого, всего в крови, еле разговаривающего от того, что у него распухли лицо, губы, язык, в РОВД имени 26 бакинских комиссаров. Он с нами вместе 15 января в 5 часов дня уехал на пароме в Красноводск. Мы ему помогали.До парома у Ирины был путь неблизкий. Убежав из больницы, она обратилась за помощью в комендатуру. С военными поехала к себе домой забрать хотя бы для детей и себя необходимые вещи и документы. Но квартира была полностью разграблена. Книги сожжены или порваны. И она в больничном халате с полураздетыми детьми, попала в РОВД, оттуда на паром.Словом, в бакинских больницах армянам можно было спастись, лишь вовремя убежав оттуда. Медперсонал соседней республики вполне соответствовал требованиям, духу и букве народного фронта Азербайджана. Речь шла не о лечении, а о том, чтобы не быть убитыми "милосердием" и высоким "профессионализмом" азербайджанских медиков. |